Лью Уоллес - Бен-Гур Страница 11

— Вставайте! Вставайте!

С воем ринулись прочь собаки.

Стадо в страхе сбилось в кучу.

Люди вскочили на ноги с оружием в руках.

— Что случилось? — спрашивали они в один голос.

— Смотрите! — кричал часовой. — Небо горит.

Свет стал вдруг невыносимо ярким, и все, закрыв глаза, упали на колени, а потом, с объятыми страхом душами, — ниц, ослепшие и едва не лишившиеся чувств; они умерли бы, не прозвучи голос, говоривший им:

— Не бойтесь!

Они внимали.

— Не бойтесь: я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям.

Сладкий и успокаивающий голос превыше человеческого был тих и ясен, пронизывая все их существо и наполняя уверенностью. Они поднялись на колени и в молитвенных позах взирали на фигуру в центре сияния, фигуру, облаченную в белые одежды; над ее плечами поднимались верхушки сияющих крыльев, а над головой светилась звезда, яркая, как Геспериды; руки были простерты, благословляя; лицо торжественно и божественно прекрасно.

Они часто слышали и на свой простой манер нередко беседовали об ангелах; теперь они более не сомневались, но говорили в своих сердцах: «Божья слава с нами, и это тот, кто в прежние времена являлся пророку у реки Ула».

Ангел продолжал:

— Ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь!

И снова пауза, пока слова входили в их сознание.

— И вот вам знак, — продолжал вестник, — вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях.

Глашатай не говорил более; его благая весть была сообщена, но он оставался в небе над ними. Вдруг свет, центром которого он казался, порозовел и затрепетал, затем в едва различимой высоте начался плеск белых крыльев, летали сияющие формы, и множество голосов пело в унисон:

— Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!

Не один раз прозвучало это славословие, но много раз.

Тогда глашатай поднял глаза, будто ища одобрения свыше, крылья его встрепенулись и распахнулись широко и величественно, белые, как снег, наверху и мерцающие многими цветами, подобно перламутру, в тени; легко поднявшись, ангел уплыл в высь, унося с собой свет. Долгое время после того, как он исчез, летел с неба рефрен, ослабленный расстоянием:

— Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!

Когда пастухи совершенно пришли в себя, они бессмысленно смотрели друг на друга, пока один не сказал:

— Это был Гавриил, Божий глашатай людям.

Никто не ответил.

— Христос Господь родился, не так ли он сказал?

Тогда другой обрел голос и отвечал:

— Так он сказал.

— И не сказал ли он: «в городе Давидовом», а это — наш Вифлеем. И что мы должны найти Его ребенком в пеленах?

— Лежащим в яслях.

Первый говоривший задумчиво уставился в огонь; прошло немало времени, прежде чем он сказал, как осененный внезапным решением:

— Только в одном месте Вифлеема есть ясли — в пещере возле старого караван-сарая. Братья, пойдем и увидим то, что явилось там. Первосвященники и книжники долго искали Христа. Вот Он родился, и Господь дал нам знак, как узнать Его. Пойдем и поклонимся Ему.

— Но стада!

— Господь позаботится о них. Поспешим.

Все они встали и оставили мара.

Вокруг горы и через город прошли они и приблизились к воротам караван-сарая, где их встретил часовой.

— Что вы хотите, — спросил он.

— Мы видели и слышали чудесное этой ночью, — ответили они.

— Мы тоже видели чудесное, но не слышали ничего. Что слышали вы?

— Позволь нам пройти к пещере за изгородью и убедиться, тогда мы расскажем все. Пойдем, и увидишь сам.

— Что за дурацкие выдумки!

— Нет, Христос родился.

— Христос! Откуда вы знаете?

— Позволь нам сначала пройти и увидеть.

Человек обидно засмеялся.

— Вот еще, Христос! Как же вы узнаете Его?

— Он родился этой ночью и лежит в яслях — так нам было сказано; а в Вифлееме есть только одни ясли.

— В пещере?

— Да. Пойдем с нами.

Они прошли через двор незамеченными, хотя некоторые до сих пор не спали, обсуждая чудесный свет. Дверь в пещеру была открыта. Внутри горел светильник, и они бесцеремонно вошли.

— Мир вам, — сказал часовой Иосифу и человеку из Бес-Дагона. — Вот эти люди ищут ребенка, рожденного нынче ночью, которого узнают по тому, что Он, завернутый в пеленах, лежит в яслях.

На мгновение лицо назаретянина дрогнуло, и он сказал, отвернувшись:

— Ребенок здесь.

Их провели в ясли, и там был ребенок. Фонарь светил ярко, и пастухи сгрудились вокруг младенца. Малыш был таким же, как любой новорожденный.

— Где его мать? — спросил часовой.

Одна из женщин взяла младенца, подошла к Марии, лежащей рядом, и положила ребенка в ее руки. Все окружили их.

— Это Христос! — сказал, наконец, пастух.

— Христос! — повторили они все, падая на колени. Один из них повторил несколько раз:

— Это Господь, и слава Его превыше земли и неба.

И простые люди, ни минуты не сомневаясь, поцеловали край платья матери и удалились с радостными лицами. В караван-сарае немедленно окружившим их постояльцам пастухи рассказали свою историю; через город и всю дорогу до мара они пели услышанное от ангелов: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!»

Рассказ распространился по всему городу, подтвержденный виденным всеми светом, и на следующий день, и многие дни потом в пещеру заходили толпы любопытных, некоторые из которых верили, но большинство смеялось и издевалось.

ГЛАВА XII

Мудрецы прибывают в Иерусалим

На одиннадцатый день после рождения младенца, перед наступлением вечера, три мудреца приближались к Иерусалиму по дороге из Сихема. После того, как дорога пересекла Кедрон, они встречали многих людей, и каждый останавливался, чтобы рассмотреть их.

Иудея по необходимости была тогда международным перекрестком; через ее узкую возвышенность, сжатую пустыней с востока и морем с запада, проходил торговый путь между востоком и югом, на чем и было основано благосостояние страны. Другими словами, богатства Иерусалима создавались и пополнялись торговыми пошлинами. Соответственно, ни в каком другом городе, кроме, может быть, Рима, чужестранец не привлекал меньшего внимания, чем в стенах и окрестностях Иерусалима. И тем не менее этих троих .замечали все встречные.

Ребенок на руках у одной из женщин, сидевших близ дороги напротив Гробницы Царей, увидев приближающихся, захлопал в ладоши и закричал: «Смотрите, смотрите! Какие колокольчики! Какие большие верблюды!»

Колокольцы были серебряными, а верблюды, как мы видели, — необычайных размеров и белизны; движения их были величественны, а снаряжение говорило об огромных пустынных просторах, а также и об огромном богатстве владельцев. Но не колокольчики, не верблюды, не их снаряжение и не внешность чужестранцев вызывали наибольшее удивление, а вопрос, задаваемый человеком, который ехал первым.

С севера к Иерусалиму ведет дорога по долине, доходящей до Дамаскских ворот; по обеим ее сторонам простирались в прежние времена плодородные поля и красивые оливковые рощи, которые должны были особенно радовать глаз тех, кто только что покинул безводные пустыни. На этой дороге мудрецы и остановились перед группой людей, направляющихся к Гробницам.

— Добрые люди, — сказал Балтазар, поглаживая свою заплетенную бороду и нагибаясь из седла, — не Иерусалим ли там?

— Да, — отвечала женщина, на чьих руках свернулся калачиком ребенок. — Будь те деревья пониже, ты бы видел отсюда башни на Рыночной площади.

Балтазар взглянул на грека и индуса, затем спросил:

— Где родившийся Царь Иудейский?

Женщины молча переглянулись.

— Вы не слышали о нем?

— Нет.

— Тогда скажите всем, что мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему.

После этого друзья поехали дальше. Другим они задавали тот же вопрос, и с тем же результатом. Повстречавшаяся им толпа была так изумлена загадкой, что прервала свой путь к пещере Иеремии и, повернув, последовала за путешественниками обратно к городу.

Трое были настолько заняты мыслями о своей миссии, что не обращали внимания на разворачивавшиеся перед ними чудесные виды: ни на селения, ни на стену с сорока мощными башнями, число которых объяснялось отчасти требованиями обороны, а отчасти требовательным вкусом царя-строителя; ни на Сион — высочайшую из близлежащих гор, увенчанную мраморным дворцом; ни на сверкающие террасы храма на Мории, признанного одним из чудес света; ни на величественные горы, обрамляющие священный город.

Наконец они приблизились к высокой башне, в которой находились ворота на месте нынешних Дамаскских и перед которой сливались три дороги: из Сихема, Иерихона и Гаваона. Вход охранял римский стражник. К этому времени народ, следующий за верблюдами, образовал процессию, достаточную, чтобы немедленно привлечь к себе зевак у ворот, так что, когда. Балтазар нагнулся к часовому, мудрецы оказались в центре тесного кольца желающих услышать его слова.