Поручик Державин - Бирюк Людмила Дмитриевна Страница 11

Отказавшись от казармы, Державин пытался начать жизнь с чистого листа. Ему хотелось напомнить начальству, что он не обычный солдат. Но как это сделать?

С каждым днем все тяжелее становилось тупое, до одури однообразное существование. Природный ум Державина, его душевные и физические силы требовали достойной деятельности, а он словно пребывал в бесконечном тягучем сне и никак не мог проснуться. Настоящая жизнь протекала вдали от него. Где-то находились люди его круга, они сражались в боях, получали чины и награды, заседали в Академии наук, издавали законы в Сенате, сочиняли стихи и печатали их в журналах… Почему же он, потомок дворянского рода, лучший ученик Казанской гимназии, зачисленный когда-то его сиятельством графом Шуваловым в Петербургский инженерный корпус, стоит с ружьем возле полосатой будки?

Ответ был прост… Постыдная бедность опутала его с головы до ног, не позволяя вырваться в большую жизнь. Чего же он ждет, на что надеется?

Преображенский полк задержался в Москве. Тяжелую службу Державину скрашивали семейные ужины с теткой и двоюродным братом Иваном Блудовым. Своего великовозрастного сынка Матрена Саввишна называла непутевым за его разгульный образ жизни и ставила ему в пример благонравного Ганю.

Державину часто приходилось разносить письма и приказы офицерам, жившим в разных уголках Москвы, и для этого в любую погоду приходилось вставать до рассвета. В кромешной тьме он пробирался по грязным улицам, рискуя наткнуться на грабителей. Однажды на глухой улице Пресне он чуть не погиб. На него напала свора собак, и он еле отбился от них тесаком.

Но самый неприятный случай произошел с ним в центре Москвы, в доме бывшего товарища, князя Козловского. Свой визит к нему он запомнил надолго.

Молодой офицер Иван Козловский был ровесником Державина, в Преображенском полку появился недавно и поначалу терялся, совершая много промахов. Державин всячески его поддерживал, объясняя премудрости службы. Козловский дружил со многими известными поэтами и сам писал стихи, что особенно возвышало его в глазах Гавриила. Вскоре князь получил назначение в роту кавалергардов. Он тепло простился с Державиным, уверив, что останется его другом навеки.

Прибыв к князю с поручением, Державин встретил у него известного стихотворца Василия Ивановича Майкова. Тот громко, с жаром читал сочиненную им трагедию, но, увидев вестового, сразу замолчал. А Козловский, узнав Гавриила, небрежно кивнул:

— А, это ты? Давненько не виделись. Ну, что там у тебя? Недосуг мне…

Слова бывшего однополчанина, как ножом, полоснули по сердцу. Однако Гавриил не слишком удивился холодному приему: дружба дружбой, а служба службой. Проглотив обиду, он отдал запечатанный пакет и хотел было уйти, но что-то не пускало его. Не Козловский, а Майков притягивал его взор. Впервые так близко он видел настоящего поэта! Державин задержался у дверей, надеясь, что Майков будет читать дальше. Воцарилась неловкая пауза. Козловский, заметив, что курьер не уходит, сказал ему:

— Поди, братец служивый, с Богом. Чего тебе попусту зевать? Все равно ты в стихах ничего не смыслишь.

Державин молча вышел.

Деньги и связи… Лишь только они могли спасти его от тупого прозябания! Одного усердия мало, чтобы вырваться из трясины, которая с каждым днем все глубже его засасывала. Он давно заметил, что если гвардейца несколько раз обходили с повышением, то в дальнейшем шансов выдвинуться становилось все меньше. С каким бы рвением он ни служил, начальство этого либо не замечало, либо воспринимало как должное.

По дороге домой он думал с горечью: "Поделом мне… Каждый сверчок знай свой шесток!" Остановившись на набережной Москвы-реки, долго стоял в раздумье. Никогда раньше он так не ощущал свое одиночество. Впервые ему захотелось выпить и рассеяться, чего с ним раньше никогда не случалось. Можно было запросто пойти на Красную площадь, где по случаю коронации вино наливали даром, но он побоялся встретить однополчан и тем самым уронить себя в их глазах, да и в своих собственных. Пришлось завернуть в ближайший трактир. Но и там не обошлось без нежелательной встречи.

— A-а! Ганюшка, братец мой! — приветственно помахал ему рукой молодой рыжеватый мужчина в мундире титулярного советника. В тумане винных испарений и табачного дыма Державин едва узнал Ивана Блудова, сына своей квартирной хозяйки, Матрены Саввишны.

Иван любил приложиться к чарке, был неистовым картежником и любителем женщин, которые слетались к нему, как пчелы на мед.

— Глазам не верю! — балагурил он, усаживая гвардейца за стол подле себя. — Почему не в карауле, как обычно? Неужто решил разговеться после долгого поста? Али деньги завелись?

Развязный тон покоробил Державина, но он сдержался, тем более что у него нынче и вправду кошелек был не пуст. Преображенцам выплатили премию.

Гавриил жестом позвал подавальщика, велел принести бутылку красного вина и наполнил оба стакана — свой и Блудова. Беседа пошла живее. Иван пожаловался на притеснения начальника конторы, где он служил, а Державин в ответ рассказал о своих мытарствах.

Выслушав его, кузен сочувственно вздохнул.

— Что поделать, брат! Такие времена… Без богатой родни и полезных знакомств — никуда. Но главное — деньги. Как только они появятся, придет и все остальное. И моргнуть не успеешь, как отыщутся друзья, посыплются чины и награды.

— Мзду платить? Пробовал — бесполезно…

Блудов усмехнулся.

— Ты меня не понял, брат. Я не говорил, что надо кому-то платить. Я сказал, что деньги надо иметь. Для того, кто их имеет, открываются все двери, причем сами собой, без малейших усилий. Хочешь, покажу на примере?

— Изволь.

— Есть у тебя золотой империал? Положи его на стол и скажи подавальщику, что уходишь и желаешь расплатиться за вино.

Державину не хотелось разменивать крупную монету, но из любопытства сделал все так, как велел кузен. При виде империала слуга буквально сломался пополам в почтительном поклоне, а затем, извиняясь, попросил найти деньги помельче. Объяснил, что в эти часы посетителей бывает мало и найти сдачу затруднительно.

— Мельче не держу! — гордо ответил Державин под одобрительный кивок Блудова.

Слуга еще раз извинился и побежал к буфетчику, а тот — к хозяину трактира. Хозяин с сияющей улыбкой, раскинув руки, кинулся к Державину, словно спешил обнять дорогого гостя.

— Добрейший вам вечерочек! Польщен визитом уважаемых гостей! Позвольте представиться: Евграфий Кузьмич Драгоценный! — И, увидев недоумение на лице Державина, пояснил: — Это фамилия моя такая: Драгоценный. От родителей досталась. Покорно прошу простить, вышло маленькое недоразумение! Сдача у нас, конечно, имеется, но надобно отпереть кассу… Впрочем, стоит ли хлопотать из-за одной бутылки? Я просто запишу ее на ваше имя, да и дело с концом. Расплатитесь в другой раз! Милости просим!

Гавриил вопросительно взглянул на Блудова, и тот снова кивнул.

— Ладно, пишите: капрал Преображенского полка Гавриил Державин… Но ведь вы изрядно рискуете, драгоценный вы мой! — Он улыбнулся. — А ну как больше не приду? Будете искать?

Трактирщик замахал руками.

— Ради бога! Не в наших правилах затевать тяжбу из-за бутылки вина.

— Зачем же тогда записывать?

Драгоценный почесал в затылке.

— Не взыщите, господин гвардеец… Только ради знакомства!

Когда Державин и Блудов вышли на улицу, солнце уже перевалило за полдень.

— Ну, убедился, что я прав? — усмехнулся Блудов, потрепав приятеля по плечу. Он был лет на десять старше Гавриила и держался с ним покровительственно. — Поверь, трактирщик искать тебя не будет! Более того, если придешь расплатиться — еще раз даром угостит.

— Но почему?

— Чтобы не терять лицо. Его обычные постояльцы — мелкая рыбешка. Для него знакомство с богатым клиентом важнее бутылки вина. Он носом учуял, что ты не из простых, и оказал тебе услугу. Значит, может рассчитывать и на твою помощь.