Александр Золототрубов - Опальный адмирал Страница 118

На другой день Кузнецов встретился с комфлотом адмиралом Юмашевым. Не виделся он с Иваном Степановичем давно и сразу заметил, что Юмашев постарел, правда, глаза все также горят юношеским задором. Адмирал был доволен тем, что наконец-то и тихоокеанцы скажут в боях свое слово.

— Не стану утверждать, что на флоте все герои, но люди будут сражаться до последней возможности, — веско сказал он, и на его лице появилась суровая сдержанность.

— У людей настрой боевой, — добавил член Военного совета генерал-лейтенант береговой службы Захаров.

— Да, и сил теперь у нас немало. — Начальник штаба флота адмирал Фролов стал перечислять: — Два крейсера, один лидер, двенадцать эсминцев, семьдесят восемь подводных лодок, более двухсот торпедных катеров. И самолетов больше полутора тысяч. Приличная морская сила!

Из всего, о чем шла речь в штабе флота, Кузнецов выделил высадку десантов.

— Дело это, скажу вам, нелегкое, — подчеркнул главком. — Тут и смелость нужна, и военная хитрость, и умение навязать свою волю противнику. И еще — нарушение коммуникаций врага. Важно не допустить, чтобы японские корабли и суда подвозили из портов грузы и боевую технику для Квантунской армии…

Десанты, по замыслу командования флота, высаживались в портах Юки, Раскин и Сейсин. Глядя на карту, Николай Герасимович спросил:

— Из трех портов наиболее сильно укреплен Сейсин, так?

— Разумеется, — подтвердил Юмашев. — Там больной гарнизон, есть береговая оборона. Мой замысел таков: внезапной высадкой передового отряда овладеть причалами в бухте, затем боем разведать силы япошек в порту и в городе, а уж потом высадить главные силы десанта, захватить Сейсин и удерживать его до подхода войск двадцать пятой армии, которая наступает вдоль восточного побережья Северной Кореи. А когда возьмем все порты, организуем их оборону, чтобы там могли базироваться наши корабли.

— Кого думаете туда послать? — спросил Кузнецов.

— Героя Ханко и Рыбачьего генерала Кабанова. Я с ним об этом говорил.

— Ну что ж, Сергей Иванович свое ремесло знает прекрасно.

— Поставили мы задачу и командующему Северной Тихоокеанской флотилией вице-адмиралу Андрееву, — продолжал Юмашев. — У него тоже боевой настрой.

В Советской Гавани, где находился штаб флотилии, Кузнецов еще не был, но Андреева знал хорошо — вместе учились в военно-морском училище. Когда в январе 1938 года Кузнецов вступил в командование Тихоокеанским флотом, капитан 3-го ранга Андреев стал командиром бригады заграждения и траления. Война застала Владимира Александровича в Севастополе — он был начальником штаба эскадры кораблей. Андреев разрабатывал операцию по высадке морского десанта под Одессой. Особенно проявил себя Андреев во время высадки десанта в Феодосии, где был командиром отряда кораблей поддержки. В январе сорок второго он провел операцию по высадке тактического десанта в Судаке, а в феврале — в Озерейке. Глубокой осенью сорок второго Кузнецов побывал на эскадре Черноморского флота, и там адмирал Андреев, будучи начальником штаба эскадры, попросил перевести его в другое место.

— Отчего вдруг, Владимир Александрович? — не понял его нарком.

— У командующего эскадрой Владимирского сложились конфликтные отношения с командующим флотом Октябрьским, они ругаются, и мне тоже достается, потому что я поддерживаю Владимирского. У него большой опыт оперативного и тактического использования кораблей.

Естественно, Николай Герасимович помог своему другу. Сначала Андреев поработал в Главморштабе в должности заместителя начальника оперативного управления, а в апреле сорок третьего возглавил Северную Тихоокеанскую военную флотилию; она обороняла побережье и морские коммуникации в Татарском проливе и Охотском море. Теперь ей предстояло 10 августа во взаимодействии с 16-й армией Второго Дальневосточного фронта начать боевые действия и овладеть южной частью острова Сахалин, отторгнутой Японией в 1905 году.

Тихоокеанский флот жил в напряжении. Наконец 8 августа Советское правительство объявило войну Японии, а в ночь на 9 августа начались боевые действия. Через два дня высадились десанты в портах Юки и Раскин. Их удалось взять сравнительно легко, а вот за Сейсин разгорелись упорные бои. Судьбу порта решил морской десант, который возглавил командир бригады морской пехоты генерал-майор Трушин: четыре дня сражались морские пехотинцы, пока не ворвались в порт.

Штаб флота отдавал на корабли и береговые части последние распоряжения перед освобождением островов северной части Курильской гряды, когда во Владивосток прилетел главком войск Дальнего Востока маршал Василевский. Он заслушал доклад адмирала Юмашева, потом сказал:

— Десантирование в три порта флот провел достойно, и я бы просил вас, Иван Степанович, наградить всех, кто особо отличился. Теперь на очереди острова Курильской гряды. Сломя голову в огонь не бросаться, но бить самураев наверняка. — И, взглянув на Кузнецова, маршал добавил: — Николай Герасимович, если не возражаете, я хотел бы побывать на кораблях, поговорить с моряками и офицерами, почувствовать, чем они живут. Мне надо знать, какой настрой у краснофлотцев. И вас, Иван Степанович, прошу пройти со мной. А то если у моряков будут жалобы, с кого же я спрошу? — шутливо добавил он.

…Моряки флотилии начали боевые действия тем, что готовили десант в порт Эсутору. Но штаб флотилии не имел сведений о системе обороны и силах противника в порту, а произвести воздушную разведку из-за тумана не удавалось. Тогда адмирал Андреев приказал высадить десант в ближайшем порту Торо, о чем сообщил адмиралу Юмашеву. Тот коротко ответил:

— Действуйте!

Лихой удар десантников — и порт Торо взят! В тот же день моряки сломили сопротивление гарнизона Яма-Сичай и заняли Эсутору. Это позволило нашим войскам перерезать все пути сообщения противника по западному побережью Сахалина.

— Андреев расписал все как по нотам! — воскликнул Юмашев. — Молодец! Опыта по высадке десантов у него дай бог сколько!…

— Я в нем ничуть не сомневался, — весело отозвался Николай Герасимович.

Всю ночь Кузнецов провел в штабе флота, куда стекались все сообщения о боевых действиях военных моряков. На рассвете Николай Герасимович прилег отдохнуть, и хотя то и дело раздавались телефонные звонки в соседнем помещении, где находился переносной узел связи, он спал как убитый. Утром адмирал Юмашев информировал его о последних событиях, в которых участвовали корабли флота.

— Пока на море у нас потерь нет, — гордо отрапортовал Юмашев. — Правда, в боях у десантников есть потери, но раненых больше.

— Иван Степанович, кто особо отличился во время боев за порт Сейсин? — спросил нарком.

Комфлот на минуту задумался.

— Прежде всего хотел бы вам сообщить, Николай Герасимович, что военно-морская база Сейсин была занята частями флота и бойцами 335-й стрелковой дивизии из состава Чугуевской оперативной группы, — пояснил Иван Степанович. — Тут отличился в бою капитан 3-го ранга Терновский. Когда наши десантники в порту Сейсин оказались зажатыми с трех сторон японцами, Терновский быстро сформировал из краснофлотцев отряд, высадился с ним на берег и с ходу атаковал врага. Можно сказать, что он спас положение.

— Это не тот ли флагманский артиллерист сторожевых кораблей Терновский, что отличился в боях за Новороссийск? Там он поставил «катюши» на торпедные катера. Эти реактивные установки были грозным оружием. Позже они появились и на других кораблях, но пионером в этом деле был Терновский.

— Да, это тот самый Терновский, — подтвердил Юмашев. — Я беседовал с ним. Отчаянный моряк, и башка у него хорошо соображает.

(За свой подвиг в Сейсине капитан 3-го ранга Г. В. Терновский был удостоен звания Героя Советского Союза.)

В Приморске с Николаем Герасимовичем приключилась такая история. Когда он был в штабе маршала Василевского, тот как раз собрался побывать в войсках Первого Дальневосточного фронта, которым командовал маршал Мерецков. А Кузнецову хотелось в эти дни быть ближе к штабу флота.

— Тогда давайте полетим вместе, — предложил Александр Михайлович.

Кузнецов согласился. Во время вылета из Читы курсом в Приморье погода была летной, но на полпути от Хабаровска самолет попал в плотные грозовые облака. Его швыряло из стороны в сторону, молния часто сверкала, слепила глаза пилоту, и он искал площадку, где можно было бы посадить машину. Дождь лил как из ведра. С трудом, но летчик приземлился. К этому времени видимость была нулевой. Маршал Василевский, выйдя из самолета, осмотрелся. Они оказались на небольшом полуразрушенном аэродроме.

— Николай Герасимович, вы побудьте у самолета, а я доберусь до железнодорожной станции и свяжусь со штабом Мерецкова. Рация на самолете есть, но она маломощная.