Владимир Першанин - Обреченный десант. Днепр течет кровью Страница 12

Тяжелый мотоцикл «БМВ» был замаскирован ветками, но предательски отсвечивало зеркальце на руле. Да и по другим признакам забайкалец Чередник метров за триста определил присутствие людей. Поднимался легкий дымок небольшого костра, который он сразу почуял, как и услышал стрекотанье сорок.

Взад-вперед медленно пролетели несколько ворон, а пара птиц терпеливо сидела на тополе в надежде, что люди рано или поздно уйдут, оставив после себя, как всегда, что-то съедобное.

Через оптический прицел Павел разглядел пост, состоявший, как и его группа, из шести человек. Двое немецких солдат и четверо полицаев. Обычно посты выставляют меньшие по количеству, а здесь, считай, целое отделение с пулеметом «максим».

Это уже не пост, а засада. Хоть и не слишком умело скрытая, но хорошо вооруженная. Насколько Чередник знал, тяжелые пулеметы имелись в полицейских участках в небольшом количестве. Немецкие комендатуры повязали полицаев круговой порукой, заставив участвовать в карательных операциях и расстрелах заложников. В то же время, не слишком доверяя своим помощникам, ограничивали количество пулеметов и боеприпасов для полиции.

Чередник отвел группу подальше, а сам в течение часа наблюдал за хутором. Стало ясно, что попасть туда не удастся. Он разглядел еще два патруля, один из них конный. На возвышенности стоял бронетранспортер с крупнокалиберным пулеметом.

– Уходим, здесь делать нечего, – сказал Павел. – Поджидают они нас.

Возвращаясь кружным путем, набрели на пасеку. Чередник вместе с одним из бойцов зашел туда и смертельно напугал деда-пасечника. Он был из тех восточных украинцев, которые хорошо говорят по-русски и к Красной Армии относятся неплохо. Но общение с ним получилось не то, которое ожидал забайкалец Зима.

– Уходите… бога ради, уходите, – твердил старик. – Немцы и полицаи ни вас, ни меня не пощадят.

– Ладно, набери нам хоть меду с ведро. Или жалко?

– Да мне и бидона не жаль. Но обнаружат у вас мед, сразу догадаются, где его взяли. И мне, и бабке конец. Семью в хуторе тоже не пощадят, а у меня одних внуков четверо. Уходите! Я ведь обязан немедленно о вашем приходе полицию известить.

Павел Чередник, потерявший за годы войны брата, несколько родственников и почти всех друзей, встряхнул деда за шиворот, с трудом удержавшись, чтобы не ударить. Крепкий был старик, хоть и прикрывался спутанной полуседой бородой, линялой рубахой и ветхим пиджаком.

– Тебе сколько годков?

– Шестьдесят один…

– Силенка есть, и прожить лет до девяноста настроился. Войну в тихом месте пережду, пусть другие воюют и подыхают. Что, думаешь, ждать буду, пока ты нас закладывать побежишь? Прибьем, как паршивую овцу, и дом твой спалим. Мед фашисты да полицаи жрут небось.

– Заставляют сдавать, – выдавил дед, моргая и отводя взгляд в сторону.

– На меня смотри! – прикрикнул Павел.

В глазах деда плескался не только страх, но и скрытая злость. Пришли чужаки, грозят, харчи требуют, а ему расхлебывать. Все равно ведь докладывать придется. Обнаружат следы, повесят на воротах. Специально насчет парашютистов предупреждали, чтобы сообщали немедленно.

– Перекусите здесь, а с собой не берите. Старуха скоро вернется, разболтает языком. Медовухи нацежу, хлеб хороший есть.

С год назад Чередник, тогда еще новичок, попал в такую же ситуацию. Зашли к леснику, попросили поесть. Тот их хорошо угостил, налил выпить, рассказал про обстановку в округе. И командир их, лейтенант из молодых, кивал, сочувствуя леснику, страдающему под фашистом.

– Ничего, потерпите, – говорил подвыпивший лейтенант. – Скоро ударим как следует, побежит немец без оглядки.

– Дай-то бог, – вздыхал лесник.

А чем хвалиться было в октябре сорок второго? Сплошные неудачи и «котлы». Полстраны под немцем, в Сталинграде бои на кромке берега шли, вот-вот возьмут город. Многие ждали, что до зимы развалится Красная Армия и добьются немцы победы. Видимо, в этом был уверен и тот лесник.

Уходили от него выпившие, веселые, с харчами в запас. А через час догнали их полицаи на лошадях. Быстро и четко действовали. Это на плакатах полицаев в роли пьяных свиней изображали. Выглядывают из подворотни, морды небритые, трусливые, а винтовки в грязи валяются. На самом деле многие не за страх против своих воевали. И умели делать это неплохо.

В группе тогда пятеро десантников было. Смелые, отчаянные ребята, ничего не боялись. Подумаешь, десяток полицаев! А у нас автоматы и пуд презрения к предателям. Рассчитывали лихостью и бесстрашием «бобиков» припугнуть, пострелять всех и к своим прорваться.

Однако получилось по-другому. Десять или одиннадцать полицаев под командой опытного дядьки, хорошо повоевавшего в Гражданскую, взяли пятерых десантников в клещи. Прижали к земле огнем из «дегтярева», а сам дядька, рослый, быстрый, с седыми усами, стрелял из «трехлинейки», попадая точно в цель.

Наповал срезал дружка Паши Чередника, тяжело ранил лейтенанта. Ворочаясь, с перебитой ключицей, лейтенант клял себя за доверчивость и шептал троим парням:

– Уходите… мне все равно пропадать.

Трое, и среди них Чередник, уходить не хотели, боялись позора больше, чем смерти, – командира раненого бросили. Видя, что подчиненные твердо решили разделить его судьбу, лейтенант подозвал Чередника, тогда еще рядового бойца:

– Паша, ты хорошо стреляешь. Попробуй сними усатого.

– Не знаю, получится из автомата или нет.

– Одиночным бей. У ППШ патроны сильные, маузеровские. За двести метров снимешь… Иначе все пропадем.

Хорошо прицелившись, подковал усатого. Угодил в бок или грудь, вывел из строя. И ребята, ободренные успехом, открыли более меткий огонь короткими очередями. Но вырвались из той заварухи лишь двое – Паша Зима и парень из Куйбышева.

Много времени прошло, всякое бывало, а тот случай запомнился навсегда. И как сладко улыбался лесник со своей женой и молоденькой дочкой, и как хладнокровно из «трехлинейки» выбивал десантников полицай с седыми усами.

Второй раз на одни и те же грабли сержант Чередник наступать не хотел. Всего шаг оставался пасечнику до смерти. Готов был Зима взять грех на душу, чтобы не рисковать группой. Но дед (да какой там дед, мужик в силе!), почуяв недоброе, сорвал со стены икону, бухнулся на колени и, заикаясь, клялся детьми и внуками, что не выдаст товарищей красных бойцов и поможет всем, что в его силах.

Выволок двадцатилитровый бидон меда, сала в холстине килограмма четыре, хлеба, сухарей. Торопясь, разливал по флягам крепкую настойку. Отдельно поставил черепок с прополисом.

– Лечебное средство, раны смазывать. Инфекцию уничтожает. В аптеках ни за какие деньги не купишь. – И умоляюще глянул на сержанта: – Уходите, ребята, ради бога. Я тут ваши следы замету. Среди полицаев такие волки, что по подошвам все определят.

– Ладно, мужик, не суетись, – сказал Чередник. – Если выдашь, конец и тебе, и твоему отродью. Фронт приближается. Думаешь, Днепр Красную Армию остановит? Через неделю-другую наши здесь будут.

Пасечник по-прежнему суетливо переставлял с места на место горшки, смахивал крошки со стола и тревожно сопел.

– Что, не слишком рад? – усмехнулся сержант Павел Чередник, отхлебывая из бутыли настойку. – Давай кружки, выпьем и закусим по-быстрому.

Дед пытался резать хлеб. Нож выпал из рук и брякнулся на пол. За столом распоряжались сами, поглядывая на пасечника.

– Не очень ты приходу наших радуешься, – сказал кто-то из десантников. – Наверное, с фрицами хорошо спелся.

– Спелся, спился! – вдруг фальцетом выкрикнул дед. – Все приходят, требуют, грозят. Пропади она пропадом такая жизнь.

– Угомонись, страдалец! – цыкнул на него сержант. – Дети небось в полиции служат.

Пасечник промолчал. Оголодавшие бойцы жадно доели хлеб с квашеной капустой, допили настойку. Когда уходили, Павел предупредил:

– Ты не слишком торопись нас полицаям сдавать. Без боя не обойдется. Тогда твое добро точно сожгут.

Группа сержанта Чередника вернулась до темноты в расположение роты. По дороге благополучно обошли еще один патруль, отделение с пулеметом и стерегущий дорогу бронетранспортер. Обложили десантников, жди облавы.

Но не всем группам повезло, как опытному бойцу и охотнику Павлу Зиме с его людьми.

Младший лейтенант Илья Якушев вел к дороге отделение из семи человек с ручным пулеметом. Кроме разведки, Морозов дал ему задание при возможности ударить по небольшой вражеской группе, взять «языка» и разжиться боеприпасами.

– В бой не ввязывайся, – повторил еще раз Морозов. – Какой-нибудь одиночный грузовик или обоз из трех-четырех повозок. Чтобы быстро и результативно. Если встретишь наших, задание отменяется. Важнее наладить связь со штабом бригады, чтобы не бродить по лесу, а соединиться с главными силами.