Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы Страница 126

Заговорщики давно знали наизусть длинный и скучный перечень политических задач, но всякий раз слушали его с одинаковым воодушевлением. Думая о том, что родина всех этих возвышенных и гуманных идей – Франция, Николай мысленно благодарил жену… ах, как бы ему хотелось на самом деле сказать ей спасибо, расцеловать руки… Вокруг него заискрились сдерживаемыми слезами глаза на лицах, вмиг ставших словно более ожесточенными, выражавших теперь только одну, общую для всех идею, только одну, общую для всех надежду: мы должны победить! Затем офицеры расслабились, стали обниматься и похлопывать друг друга по спине: даже князь Трубецкой выглядел теперь взволнованным и растроганным.

– Надеюсь, друзья мои, все наши действия окажутся достойны цели, которой мы мечтаем достичь, – воскликнул он.

И направился к двери.

– Как? Вы уже покидаете нас, Сергей Петрович? – удивился Рылеев.

– Да. Не хочется ложиться слишком поздно.

– Чтобы набраться свежести и бодрости к завтрашнему утру?

– Н-ну… и для этого тоже… – Трубецкой явно был в затруднении… подыскивал слова для ответа.

А Николай тем временем, теряя в густом дыму от сигар и трубок лица друзей и вылавливая их снова, думал про себя: «Хм… Князья, графы, бароны, офицеры-гвардейцы, молодые люди из тех, кого считают вертопрахами и бонвиванами… кое-кто просто мещане… Наверное, впервые в мировой истории революцию затевают те, кто ничего не выиграет в случае ее победы! Обычно угнетенный народ восстает против тех, у кого есть привилегии – у кого благодаря происхождению, у кого благодаря богатству, – восстает, ища для себя свободы и равенства, а нынче, у нас, те, кому отроду принадлежат такие привилегии, люди, у которых есть все, чтобы жить спокойно и счастливо, рискуют этим всем, ставят его на кон, ради того, чтобы подарить народу даже и непрошенные им сейчас свободу и равенство… Да! Да! Никогда прежде не было настолько бескорыстного, настолько благородного, настолько… странного предприятия! И никогда прежде люди не выказывали cебя ни такими великими, ни такими безумными! Все эти юноши с такими обыкновенными лицами, они – герои столь же великие, как герои античности! И я сам… я – такой же герой…»

Он чувствовал себя странно легким… он будто воспарял, ноги больше не касались земли – он плыл на облаке… Несмотря на, прямо скажем, несколько спертый воздух в комнате, было в этом воздухе что-то такое – опьяняющее… Достаточно оказалось вдохнуть его, пусть всего несколько минут тут подышать – и тебя уже пьянила страсть к самопожертвованию! И ты понимал: хотеть – значит мочь, решиться – значит победить! Наверное, все-таки сам Господь тем или иным путем вдохновлял их дело.

Князь Трубецкой наскоро откланялся и удалился. Филька принес несколько бутылок вина, большое блюдо с хлебом, сыром и колбасами, поставил на стол. Взять, что приглянется, могли только стоявшие рядом, остальные просили друзей передать им тоже выпивки и закуски. Бокалы с вином переходили из рук в руки, Николай получил свой «заказ», дотянувшись до него через четыре ряда эполет. Откусив от бутерброда, измазал пальцы в масле. Ну и что? Никому не хотелось уходить. На улице – холод, ночь, царство рассудка, семьи… Нет-нет, не думать ни о чем таком – не позволять себе расслабиться! Все опять заговорили разом. Из прихожей долетали взрывы хохота. Отдельные, совершенно несуразные предложения вдруг становились отчетливо слышны среди общего гула:

– А новой столицей станет Нижний Новгород!

– Прежде всего нужно будет захватить Кронштадт!

– Но почему бы не реорганизовать военные поселения, превратив их, на французский манер, в национальную гвардию?

– Господа, у нас же нет патронов! Сначала надо захватить Арсенал!!!

– Вы просто мальчишки! – перекричал всех капитан Якубович. – Вы не понимаете, вы просто не знаете, каков русский солдат! Уж я-то преподам вам урок, я познакомлю вас с тем, что это за птица!

Якубович был высоким, поджарым, смуглолицым, с жесткими темными волосами. Длинные висячие усы, напоминавшие ласточкин хвост, крест на шее, черная повязка на глазу… Этакий цыган в драгунском мундире…

– Откройте все притоны и игорные дома, – продолжал вещать он. – Позвольте людям допьяна напиться, разрешите им грабить магазины, щупать девок, поджигать кое-какие дома… Ничто не возбуждает толпу так, как парочка хорошеньких пожаров! Ах, какая красота, ах, как это горячит кровь! Затем, добудьте мне в церкви десяток хоругвей – да и вперед теперь: под образами святых, с ружьями и топорами, прямо к дворцу! А там уже вы возьмете за шиворот великого князя Николая Павловича… – и провозгласите республику!

– Боже мой, замолчите же! – остановил поток дерзких призывов хозяин дома. – Всякому овощу – свое время! А пока – единственное, о чем вас просят, это – вывести свой полк на площадь завтра утром.

– Но я не хочу ждать до утра! – продолжал гнуть свою линию Якубович. – Я хочу выступить этой же ночью!

Николая словно молния ослепила: и впрямь – зачем ждать, почему не начать прямо ночью! Офицеры стали переглядываться: одна и та же мысль, видимо, мелькнула у всех, возбуждая молодые умы.

А Рылеев между тем все еще пытался переубедить Якубовича.

– Вы просто безумец! – взревел он наконец, ударив кулаком по столу, но сильно закашлялся. Ему поднесли стакан вина, он пригубил и заговорил снова, уже потише:

– Вы просто безумец… Что, ну, что вы могли бы сделать сегодня ночью? Вы же отлично знаете: солдаты пальцем не пошевелят, пока их не примутся склонять к новой присяге! Да что там – склонять: пока они не получат приказа присягнуть вторично… А они его получат, нам это известно теперь. Вот тогда…

– А мы не нуждаемся в солдатах! – завопил кто-то из дальнего угла комнаты. Все обернулись.

Это был лейтенант в отставке Каховский: изможденная физиономия, жидкие усики над крупным ртом, порывистые жесты, во взгляде карих, поставленных асимметрично, лихорадочно сверкающих глаз – сразу и глубокая печаль, и очевидное безумие…

– Я бы даже сказал, – уточнил Каховский, отвечая на безмолвный вопрос собравшихся, – я бы даже сказал, что солдаты нам помешают. Все, что нам нужно, это – потихоньку забраться во дворец, убить великого князя и – потом уже – завершить революцию!

Якубович поправил сползавшую с пустой орбиты повязку и замогильным голосом произнес:

– Чтобы убить великого князя, достаточно быть мужественным человеком. Отважным.

– Ну и что? Вы хотите проявить таким образом свое мужество и свою отвагу? – ехидно спросил Рылеев, раздраженный фанфаронством собеседника.

Якубович вздрогнул.

– Почему именно я? Из того, что я хотел когда-то убить царя Александра, вовсе не следует, что именно мне теперь следует поручить убийство его брата. Я вообще человек, скорее, спокойный и – с заранее обдуманным намерением – даже и мухи не способен прибить! И вообще – если нам нужен исполнитель – давайте бросим жребий. Нас тут сколько?

Он пробежался единственным глазом по лицам собравшихся. Все молчали.

«А если выпадет мне?!» – с ужасом подумал Николай. У него больно закололо сердце. Как бы ни была сильна его враждебность по отношению к режиму как таковому, в целом, у него никогда не хватило бы мужества убить конкретного человека – великого князя Николая Павловича. Все-таки, несмотря на все свои недостатки, этот человек не совсем похож на других. Он, пожалуй, ближе к тем, кто – благодаря мудрости, рассудку, терпению или, наоборот, хитрости и насилию – веками выстраивал Россию. Да и… какими бы умными ни казались рассуждения, сердце не могло забыть, что Православная церковь считает царя помазанником Божиим. Иными словами – представителем Господа на земле. Все православное детство Николая бунтовало сейчас против святотатства, которое задумывали его товарищи, которого они могли потребовать от него самого. Уклониться в этом случае означало бы потерять их уважение и доверие, согласиться – потерять душу…

– Та-а-ак! – сказал наконец Якубович. – Вы согласны, нет? Давайте напишем наши имена на бумажках, бросим эти бумажки в шляпу и…

Николай неожиданно услышал свой собственный голос:

– Что ж, мне кажется, предложение следует обсудить…

– Но оно не ново для нас, – пожал плечами Александр Бестужев. – Пестель уже проводил жеребьевку, здесь же – несколько месяцев назад!

– С той только разницей, – уточнил Николай уже сознательно, – что у Пестеля имелись доверенные лица, способные выполнить столь грязную работу!

Якубович усмехнулся, и на оливковом его лице блеснули белоснежные зубы:

– Кажется, вы боитесь, что жребий выпадет – вам!

– Да, боюсь, – просто ответил Николай.

В последовавшем за его ответом молчании он ощутил безмолвную поддержку и добавил:

– Русский человек не может думать иначе!

– Здорово сказано, метко – прямо в яблочко! – воскликнул князь Голицын. – Мы напрасно силимся представить себя ярыми революционерами, даже – атеистами… мы все еще во младенчестве крещены, мы все сызмальства связаны с Церковью, у нас у всех в крови почитание царя как помазанника Божия!