Я знаю точно: не было войны (СИ) - Тарханов Влад Страница 13

— Кушай, кушай, холодным будет невкусно.

Мама остановила поток слов, чтобы дочка смогла спокойно поесть.

Рива ела спокойно, аккуратно, впрочем, она все делала спокойно, аккуратно, методично. И в тоже время в ее руках все кипело. Она успевала за день так много, что другие не могли сделать это за два-три дня.

— Спасибо, мамочка, я наелась до отвала.

Ребекка поцеловала маму в щеку и ушла в комнату, где о чем-то шушукалась с Эвочкой, но вскоре затихли. Лейза знала, что средняя дочка прежде чем спать еще час-полтора проведет за книгами по математике, которые ей прислали недавно из Одессы. А вот Монечка появилась поздно. Мама ждала ее, хотела сказать что-то колкое, как-то упрекнуть, все-таки она переживала, но увидев счастливое лицо дочери передумала и произнесла по инерции:

— Сейчас разогрею …

— Мамочка, я кушать не буду. Я не голодна…

Молодая женщина, как в детстве, крепко прижалась к ней положив голову на плечо, а мама обняла ее так, как умеют обнимать только матери, чувствуя особую близость к своему ребенку. И было Монечке в эту минуту так хорошо и спокойно, как бывает хорошо и спокойно только в безмятежном детстве.

Глава девятая. Книги из Одессы

Глава девятая

Книги из Одессы

Эва не спала. Она крутилась в постели и мешала сестре читать. Из постели доносились достаточно отчетливые вздохи.

— Так, Эва, или ты рассказываешь мне все как есть, или перестаешь вздыхать, ты мне мешаешь.

Ребекка умела быть с самой младшей сестрой требовательной и строгой, чего часто не хватало матери и отцу. Эва поняла, что ее потуги на страдания никакого впечатления на сестру не производят.

— Мне кажется, что я влюбилась. — это было произнесено уже без стонов и вздохов, но повернуться к сестре лицом все еще не считала нужным.

— Рассказывай подробнее, и, будь любезна, повернись ко мне лицом.

Рива не собиралась отступать от выбранной линии поведения. Ее сестра была хорошей девушкой, но слишком избалованной вниманием родителей. Она росла болезненной, мама, помня о судьбе сына, с девочки пылинки сдувала. И все равно младшенькая болела. Пока не попался толковый доктор, Аркадий Зильберман, он и сказал, что девочка перерастет. Больше свежего воздуха и фруктов. И то и другое в Могилеве было в изобилии. И она переросла, став красивой крепкой девушкой, которая в свои семнадцать пятнадцать с половиной лет уже могла кружить головы парням, их вниманием Эвочка была избалована. Но глупостей себе не позволяла, гуляя в компании молодых ребят, всегда возвращалась в дом вовремя, да и вообще, пока не попадался тот парень, о котором бы она сказала хоть что-то приятное, и вот тебе новость! Эвочка Младшенькая влюбилась! «Что это за пошесть пошла на нашу семью? Все подряд влюбляются?» — подумала Ребекка, пока Эва делала вид что вытирает слезы и повернулась к сестричке лицом.

— Я сегодня познакомилась с парнем, он новенький в нашей компании, его зовут Павел. И он такой красивый!

— И что? — Ребекка внимательно посмотрела на сестру.

— Он не обращал на меня никакого внимания! — В голосе младшенькой прозвучала нешуточная обида.

— А должен был? Может быть, у него есть девушка? — возразила сестре Ребекка, прекрасно умевшая делать из вопросительной речи утверждение.

— Тогда зачем он пристал к нашей компании? У наших ребят девушек нет, мы все вместе.

Эва надула губки, но ее сестра не обращала на все маневры младшенькой никакого внимания. Ребекка поняла, что все это, в том числе демонстративный отказ Эвочки от еды — лишь маленькие женские хитрости, на которые Эва девушка была так горазда. Ну что же, раз о больших чувствах речи не идет, то можно успокоиться. Ничего страшного не происходит. Но мешать ей сестра не должна.

— Эва! Оставь свои глупости и не мешай мне заниматься. И еще... советую тебе идти покушать, а если и не пойдешь, невелика беда, лучше аппетит будет поутру. А если продолжишь нюни распускать, я тебя отшлепаю! Говорю серьезно!

Сестра тяжело вздохнула. Против Ривки ничего не предпринять, у нее самый сильный характер в семье, это Эва понимала прекрасно. Поднявшись с тяжелым вздохом с кровати, направилась на кухню. Там она застала маму, которая обнимала старшенькую. Демонстративно тяжело вздохнула и как бы про себя заявила:

— Ну, вот так всегда: у всех любовь, а у меня сплошные страдания!

После чего с аппетитом принялась за остывшие фасолевые котлетки. Они и остывшие были так же хороши, как и горячие. Монечка наконец оторвалась от мамы и пошла спать, а Лейза решила поесть вместе с Эвочкой, тем более, что еды оставалось вдоволь. Не смотря на душевные страдания, Эва ела за двоих, и смела почти все котлеты, мама же довольствовалась овощами, не притронувшись к единственному кусочку мяса, а вдруг кто-то из девочек или муж захочет что-то подъесть ночью?

Лейза чувствовала, что Эва хочет что-то ей сказать, но на разговоре не настаивала, ждала, когда дочка выскажется сама. Но младшенькая так и не решилась на разговор. Сказав спасибо и чмокнув в щеку, пошла спать.

Тем временем Ребекка уже закончила заниматься, и как только Эва легла в постель, выключила свет. Ей не спалось. Сначала она подумала о новом знакомом — том самом интересном военном, армянине, которого встретила сегодня, ей показалось, что он заинтересовался ею. Или нет? Потом мысли вернулись к книгам. Она задала себе вопрос: нужно ли ей это? И не могла найти на него ответ.

Это было несколько лет назад, но воспоминания были еще достаточно яркие. Сразу после окончания средней школы Ребекка подала документы в Одесский госуниверситет на факультет физики и математики. Это была ее первая поездка в незнакомый город, тем более, что Одесса была городом намного больше Винницы, куда девушке довелось один раз ездить вместе с классом. Город ошарашил ее, и громадным железнодорожным вокзалом, и толчеей людей на привокзальной площади, но растерянность быстро прошла: девушка точно знала свою цель и заранее все продумала, даже то, как будет добираться до места назначения. Уточнив у приятного молодого человека, в ту ли сторону, что ей надо, пойдет трамвай, Ребекка направилась в университет. А потом, вернувшись домой, стала ожидать вызова на экзамены. Но вызов все не шел и не шел. Это было странно, очень странно. Прошел почти что весь август. Двадцать восьмого Ребекка не выдержала и поехала снова в Одессу. В среду, двадцать девятого утром она была в городе. Не смотря на солнечное приветливое утро, девушка дрожала от волнения, она не могла понять, что и почему происходит. В голове носились всякие странные мысли, но ни одна из них ничего объяснить не могла. Даже в поезде, под мерный стук колес Ребекка не могла заснуть, а наутро вообще готова была расплакаться и держалась только на одном характере.

В приемной комиссии ее встретили вежливо, но ничем помочь не смогли — ее документы не нашли. Сказать, что девушка расстроилась, это было мало, она была в состоянии, которое можно было назвать шоковым, но слез себе не позволила, она не могла позволить себе распуститься, такой уж, извините, характер. На следующий день Ребекка снова пришла в приемную комиссию. Ее документы начали снова искать и снова с таким же успехом. Она была совершенно расстроена, просидела напротив университета на скамеечке часа два-три, не менее. Она, отличница, закончившая школу с красным аттестатом, не знала, как ей возвращаться назад, в город, не солоно хлебавши, как смотреть родителям в глаза! Она встала и медленно побрела по улице Коминтерна, но тут навстречу ей вышла женщина, которую она видела в приемной комиссии. Женщина, увидев какое отчаяние отразилось в глазах идущей навстречу девушки, остановилась и произнесла:

— Послушайте, я в курсе вашей ситуации, приходите завтра к обеду, я постараюсь вам помочь.

Ребекка была около института с самого утра, но в приемную комиссию зашла ровно в два часа дня, когда солнце уже ярко сияло в зените, а жара стала невыносимой.