Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 3 Страница 15

Старики растерянно переглянулись.

– Так и есть. Это борджигины.

– Говорил я вам осенью, что уходить надо отсюда.

– Поздно об этом вспоминать. Пропали мы…

Отряд юношей куреня, на полном скаку приблизившись к юртам, в полусотне шагов от них развернулся назад и встал, ощетинившись копьями – маленький, беззащитный перед стремительно приближавшимся тысячным войском врагов. Издали было видно, как вражеские воины угрожающе потрясали оружием, палицами и копьями, от них уже слышался тяжелый, многоголосый рев. В их передних рядах уже вынимали из колчанов стрелы, прикладывали к лукам.

Сутулый старик первым сорвался с места и по-молодому резво побежал к своему отряду, размахивая палкой.

– Стойте!.. – сипло закричал он, тяжело дыша, превозмогая одышку. – Уберите оружие!.. Не шевелитесь!

За ним, спотыкаясь, бежал другой.

– Уходите в курень… – кричал он воинам, – в курень!

– По юртам!

Юноши, не слыша их, замерли, как вкопанные. С посеревшими лицами, побросав на снег рукавицы, сжимая в заледеневших руках копья и луки со стрелами на тетивах, они обреченно смотрели на приближающихся врагов.

Старики подбежали к ним вплотную, разъяренно замахали палками, с силой нанося удары по спинам и плечам; несколько ударов пришлись по головам всадников, с них слетели на землю лисьи и волчьи шапки. Наконец, уразумев то, что от них требуют старики, юноши один за другим повернули коней и стремглав поскакали в курень, рассеиваясь, скрываясь за юртами.

Прогнав их, старики побросали свои палки и побежали навстречу вражескому войску. Тяжело волоча полы своих шуб, с трудом переставляя ослабевшие ноги в высоком снегу, они отчаянно махали обеими руками, знаками прося чужих воинов остановиться. Те стремительно приближались. Старики сняли с себя шапки, побросали в снег и упали на колени, воздевая руки к небу.

Тонко просвистела стрела йори, взлетая в небо. Стихла на вышине и с новой силой, с приближающимся острым свистом сверля воздух, спустилась, воткнувшись в землю вблизи от стариков.

Вскоре ослаб топот копыт, понемногу стих рев сотен людей и скоро все смолкло. Слышалось тяжелое дыхание и фырканье запалившихся в скачке лошадей. Донеслись отдельные голоса:

– Что?.. Почему остановились?

– Какие еще старики?..

– Где они?…

– Не видишь, вон, у камней…

– Грех было топтать людей…

К упавшим в снег старикам подъехала толпа всадников. В окружении десятка нукеров выступали два нойона: один толстый, широкий в плечах, другой – небольшой, оба в черных медвежьих дохах. Нукеры позади держали их знамена.

– Ну, будете вставать или так и будете до рассвета стоять на коленях?! – крикнул толстый нойон, зло раздувая ноздри и дыша густым паром. По тяжелому неровному голосу было видно, что он выпивший. – Или уже напустили в штаны на старости лет?

Он расхохотался утробным, грохочущим смехом. Весело рассмеялись нукеры.

Старики, с трудом переводя дух, поднялись на ноги. От куреня к ним спешили другие старики – кучками и поодиночке, кланяясь чужим нойонам, вставали толпой – скоро набралось их десятка полтора.

Борджигинские нойоны, водя мутными, нетрезвыми взглядами, осматривали толпу стариков, почтительно склонивших седые головы. Толстый, растягивая слова, кричал под насмешливые улыбки нукеров:

– Ну что, решили сдаться? Правильно решили… вы умные старики, как я посмотрю. А то там, за холмами… это ваш табун был?

– Наш… наш, – сипло промолвили старики.

– Так там ваши молодые вздумали было бодаться с нами, а мы их всех разом к предкам направили… сейчас их вороны расклевывают.

Лица у стариков разом потемнели, горестно и потерянно притухли глаза. Один из них, схватившись за грудь, хватал ртом воздух, мучительно оскаливая беззубые десны. Другой с силой бросил в снег лисью шапку, сел в сугроб, тяжело и безразлично уставившись перед собой.

Сутулый старик, еще более сгорбившись, глухо сказал:

– Не трогайте больше людей, нужды нет воевать…

– Все забирайте, но людей оставьте… – мрачно глядя в снег, сказал второй. – Не виноваты мы перед вами…

Лицо толстого нойона при этих словах вдруг рассвирепело. Он хрипло крикнул:

– Что-о?! Не виноваты? А кто этим летом онгутов к нам пустил? Разве не вы им дорогу открыли?

– Не мы приводили их на нашу землю, – приглушенно промолвил сутулый старик, – всем известно, что враги пришли по следу тех, кто прошлой зимой ходил в набег на онгутов.

– Что-о?! – еще больше разъярился нойон. – Ты что это, на нас намекаешь, вы еще на нас вину будете сваливать? А ну, сейчас мы весь ваш курень пеплом развеем!..

Он осоловело расширил глаза и медленно поднял правую руку, оглядываясь, готовясь махнуть своему войску.

– Нет-нет! – испуганным хором воскликнули старики, взмолились дрожащими голосами: – Мы не спорим с вами, только пожалейте людей… там ведь дети малые…

Нойоны медлили, уставившись на стариков, будто раздумывая. Толстый все так же высоко держал руку, готовый махнуть и пустить войско на курень.

– Ладно, – милостиво провозгласил молчавший все это время второй нойон и оглянулся на первого. – Пусть живут, нам нужны подданные.

Толстый, наконец, опустил руку. Старики тяжело дышали, рукавами вытирая со лбов горячий пот.

– Ладно, пожалеем вас, отпустим вашу вину перед нами, – вновь заговорил толстый и резко повысил голос: – Но отныне вы всем своим куренем, со всем скотом, барахлом и потрохами переходите в улусы кият-борджигинов! Будете нашими подданными. Поняли вы или нет?!

Старики, переминаясь на ногах, косо переглядывались между собой.

– Что молчите? – снова повысил голос толстый. – Вы еще раздумывать будете?.. А ну!..

– Об этом надо говорить с нашим нойоном, – сказал сутулый старик. – Мы сами не можем решать такое дело.

– А где он, ваш нойон?

– В курене должен быть, – пожал плечами сутулый. – Никуда сегодня не выезжал, как будто.

– А ну, ведите нас к нему, а мы посмотрим, как он гостей встречает.

Старики подобрали свои шапки и, не одевая, волоча их по высокому снегу, поплелись в курень. За ними, едва не подталкивая их мордами лошадей, следовали борджигинские нойоны вместе с нукерами.

– Ночевать будем в вашем курене! – грохотал над ушами громкий голос толстого нойона. – Посмотрим, как у вас встречают гостей. Пусть ваши люди хорошенько кормят наших воинов, пусть хорошенько поят и ублажают, тогда и они, может быть, смилостивятся над вами.

– Ну, а если наши парни кого-то побьют или отправят к предкам, – насмешливо говорил другой, – тогда не жалуйтесь, значит, не очень-то радушно встречали гостей, сами будут виноваты.

Вслед за нойонами в курень, широкими крыльями охватывая его с разных сторон, хлынул весь борджигинский отряд. Среди вымерших от страха айлов враз стало шумно и тесно. Всадники толпами заполняли все пространство между юртами, спешивались, привязывая коней к коновязям и арбам. Всюду разжигали костры, разваливая, разгребая старательно сложенные кучи аргала у юрт, располагались на отдых.

Айлы встречали их смиренно, покорно – так, как побежденные встречают победителей. Выйдя из юрт от старых до малых с непокрытыми головами, кланялись, тащили котлы и устанавливали их на внешних очагах. Тут же резали овец, выносили архи и другое угощение.

– Еще давайте! – требовали подвыпившие киятские воины. – Вы что, двумя овцами хотите отделаться? Видите, сколько нас, режьте еще, а то возьмем вон ту вашу кобылу, что у коновязи, да сами зарежем.

– Вина несите! – всюду разносились пьяные крики. – Варите сметану!.. Нет сметаны? Варите кровь! Побольше крови!

Женщины испуганно носились из юрты в юрту, ставили котлы для архи, изо всех сил стараясь угодить страшным гостям. Мужчины под требовательными взорами чужих воинов брались за ножи, ловили своих овец, телков, а кое-кто, поддаваясь страху, брал за гриву последнюю кобылу, которую берег, лелеял до последнего дня, надеясь на приплод. По всем айлам ручьями лилась кровь, воины толпились вокруг, шумели, выкрикивая пьяные шутки, хохоча, подставляли чаши и походные бурдюки, гулко глотали горячее красное питье, от которого теплело внутри и горячило дух…

Скоро жителям куреня стало известно, что захватили их киятские нойоны, Алтан и Бури Бухэ. По давним и недавним войнам о киятах сложилась слава как о первых людях племени, отважных, с волчьим нутром, и теперь все лишь молили западных богов о том, чтобы ниспослали в их головы жалость к людям и усмирили жажду крови.

А еще стало известно, что собственный их нойон бросил всех и, захватив с собой лишь жену и детей, с несколькими нукерами ускакал в юго-восточную сторону. Следы вели к длинному оврагу, протянувшемуся по низинам за соседнюю сопку, и там терялись за увалами. Посланная вслед погоня вернулась ни с чем: на хороших и свежих конях те ускакали далеко.

Когда по куреню распространилось известие о том, что кияты перебили юношей, стоявших в карауле при табуне, джелаирский курень взбудоражился не на шутку. Мужчины, видно, задумав что-то, отвердели лицами и незаметно перемигивались между собой, подавая друг другу какие-то знаки. Наверно, они воспользовались бы обстановкой: подпоили непрошенных гостей, дождались ночи и потом напали на них, однако все дело им испортили женщины. Не вынеся горя, во многих местах они беспорядочно схватились за оружие и бросились на киятских воинов, поранив многих, но скоро были схвачены и разоружены.