Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы Страница 15

Сидоров стоял с обнаженной головой около умершего, удивленно думал: «Чудной саксонец был. Через смерть добился своего. А ради чего пекся? Правда, жалованье от хозяина получал большое, но похоронить не на что: до последнего алтына все раздавал работным… Чудак!»

Вся Колывань хоронила саксонца. Позже не одно поколение работных вспоминало теплым, задушевным словом любознательного и добронравого Иоганна Юнганса. В родительские недели его могила ярче других пестрела от живых весенних цветов.

Штейгер Филипп Трегер с приездом в Колывань узнал, что соотечественники получают несравненно больше, чем он, жалованья, и сразу же стал просить прибавки. Приказчик молчаливо выслушал, холодно ответил:

— Не могу. Контракт подписал сам хозяин. С него и спрашивай.

Против русских штейгеров Трегеру платили в шесть раз больше, и поэтому на его просьбы из Невьянска приходил неизменный отказ. Трегер и слушать не хотел, что по знанию горного дела стоял намного ниже своих соотечественников, и затаил обиду на хозяина. Краем уха он прослышал об открытии Лелеснова и живо заинтересовался им. «Если только в рудах Змеевой горы содержится самородное золото и серебро, то сама императрица пожелает овладеть ими. Демидову же придется уйти из Колывани. За открытие можно ждать монаршей награды…» Сам собой выпадал удобный случай отомстить Демидову и заодно погреть руки.

Трегер шел к поставленной цели осторожно и не спеша. Стоило прежде всего добиться расположения Федора, чтобы вызвать на откровенность в предстоящих разговорах.

Своим первым встречам с Федором Трегер старался придать характер чистой случайности и всякий раз растягивал широкое лицо в притворной улыбке. Трегер хорошо говорил по-русски. Разговор постепенно с пустяков переходил на более серьезное. Хитрый штейгер не упускал подходящего момента, чтобы незаметно для самолюбия Федора поучать его в горном деле.

Как-то Трегер пришел домой к Федору и начал исподволь подливать масла в огонь:

— Ай как неуютно живет русский штейгер! Холод и запустение в квартире. А где же семья? — И как бы совсем вскользь бросил: — Тебе, Федор, за одно Змеевское открытие полагается жить по-иному…

Через несколько дней Трегер, что называется, подступил с ножом к горлу.

— Ты штейгер, я — тоже. Скажи сущую правду о Змеевой горе. Все останется между нами. Если руды стоящие, можно получить награду, минуя Демидова. От самой императрицы. Я берусь за то…

Трегер в подробностях изложил свой план получения награды и вопросительно смотрел на притихшего коллегу. Заметив нерешительность его, поспешил успокоить:

— Мы ничего не теряем от того. Награду просить будем не у Демидова. Если и не дадут, так он не узнает о нашей просьбе. Попытаемся. Как говорят у вас, спыток — не убыток…

Федор и Соленый долго ломали голову над предложением. Почему-то думалось совсем не о награде, а о другом: чтобы к богатствам Змеевой горы на пользу себе, наконец, приложил руку человек, иначе терялся смысл рудных поисков.

— Но есть строгий наказ хозяина попридержать тайну, — напомнил Федор.

Соленый на то сказал:

— Кто знает… может, такую канитель тянет приказчик, а не хозяин. К тому же Демидов не указ императрице. А нам его гнев нипочем. Все при нас, собрались и тягу, ищи ветра в поле, облачка на осеннем небе…

И порешили…

Федор побывал с Трегером на Змеевой горе, показал место, но из-за спешки не рассказал про свойства руд. Трегер взял у Федора и по-хозяйски завернул в тряпицу лепестки и волосики самородного золота и серебра.

— Награда будет!

Приспела первая оказия, и Сидоров отправил серебро, выплавленное Юнгансом, в Невьянск. На серебро накинули не одну одежку. Положили в кованый железный ящичек под двумя замками и сургучными печатями в деревянных углублениях, чтобы не ломались. Ящичек укутали в мягкую козлину, туго стянули ремнями и положили в плотный крепкий сундук из березовых досок. Углы скрепили свинцовыми пломбами. Оттиски печатей и пломб начальник караульной команды завода вез с собой для контроля в Невьянске при сдаче груза. Ему же Сидоров вручил доношение об открытии серебра в колыванских рудах.

Приказчик лишь приблизительно писал хозяину о способе отделения серебра и свою неосведомленность оправдывал внезапной смертью Юнганса. В предчувствии хлопот Сидоров в душе отменно ругал себя за непозволительное равнодушие к опытам Юнганса. Стоило в свое время внимательно присмотреться, и смерть Юнганса не принесла бы нежелательных забот.

Тут, как на грех, из Кузнецкой воеводской канцелярии чиновники нагрянули с проверкой списков работных — по свежим следам искали разбойных людишек, а заодно нетчиков, скрывавшихся от уплаты государственных подушных податей. Приказчик поначалу открещивался от напасти указом царя Петра о берг-привилегиях. Придиры-чиновники вежливо дали понять, что настали иные времена. Пришлось уступить. Но пока шла ряда, приказчик втихомолку выправил списки и контракты, прежние фамилии пришлых заменил на новые и через надежных людей строго предупредил о том всех работных. В эти дни жители Колывани не называли друг друга по имени и фамилии — боялись выболтать чиновникам про затею приказчика.

По списку дошла очередь до Соленого, и чиновники враз заерзали на стульях:

— Это что за птица? Неслыханная фамилия! Не иначе, как прозвище, за которым скрывается другой человек! Где сейчас он?

Приказчик все успел предусмотреть. Ткнул пальцем в графу списка «откуда прибыл». Там значилось:

«С уральских заводов действительного статского советника и кавалера Акинфия Демидова».

Обезоружил чиновников и потом с достоинством пояснил:

— Находится тот Соленый в отлучке… за поиском руд.

Чиновники пображничали день-другой и отбыли восвояси. Для порядку о своем приезде наложили резолюцию:

«В сих списках не значится беглых, беспаспортных и в смертоубийствах повинных людей…»

Приказчик облегченно вздохнул. Каждый работник был на счету, потеряй хотя бы несколько, и хозяйская немилость обрушится на голову.

В ожидании распоряжения Демидова о разработке Змеевой горы приказчик весь извелся. Торопил время, как недужный человек, жаждущий исцеления.

Велик соблазн перешагнуть через запретное. Но как только этот соблазн залазил в душу, приказчик начинал усердствовать в молитвах и причетах — отгонял от себя видение страшной демидовской расправы: «Избави мя, господи, от бесовских лукавых помыслов! Награди терпением мученика, не сделай ослушником. Милостиво продли дни мои…» Когда молитвы не помогали, приказчик давал полную волюшку неуемной и нестареющей мужской страсти и тем прогонял опасное искушение.

Однажды душевный покой нарушило неприятное происшествие. Филипп Трегер неожиданно исчез из Колывани. Его соотечественники без достаточных оснований заподозрили убийство и пришли в крайнее смятение. Приказчик посадил несколько человек в лодки. Они долго царапали илистое дно пруда железными кошками, натаскали кучу затонувшего хлама, но Трегера так и не нашли. Затем старики, ребята и все, кто был свободен от работ, с громким ауканьем, прочесали заросли в окрестностях Колывани.

Насмешливо, с издевкой перешептывались чуткие вершинки елей о тщетном старании людей. Люди заглядывали под каждый кустик, шарили на увалах и в оврагах. В путаном петлянии теряли верную дорогу. Тогда остальные принимались искать уже не Трегера, а заплутавших…

Вскоре все прояснилось. С вновь построенного Барнаульского медеплавильного завода возвратились рудовозы. Узнав о происшедшем, в один голос поклялись перед крестом, что видели живым и здоровым Трегера возле деревни Бураново, вблизи Барнаульского завода. Сразу же погасли страсти. Колывань успокоилась. Лишь приказчик не находил места от дурных предчувствий. «Почему Трегер так далеко зашел без моего ведома? Ранее дальше Пихтовского рудника не хаживал…» Сидоров перебрал в мыслях все, что могло объяснить причину тайного ухода Трегера, и не нашел подходящей.

В спешном порядке пришлось затевать настоящее следствие. Прежде всего приказчик произвел дотошный обыск в квартире Трегера. Там ничего не оказалось, кроме отживших век, никому не нужных пожитков. Не было сомнения, что Трегер покинул Колывань безвозвратно. Потом приказчик допытывал рудовозов:

— Говорил ли что вам Трегер?

Рудовозы ежились, переминались с ноги на ногу.

— Об чем ему с нами говорить… и слова не проронил.

— Что видели у него?

— Нешто приметишь. На возу сидел штейгер… Да, да, — спохватился самый старший по возрасту рудовоз, — как прыгал с возу штейгер, то уронил деревянный ящичек. Раскрылся ентот ящичек, и на землю рудные каменья посыпались…