Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы Страница 16

— Каменья, говоришь?! — переспросил приказчик и почувствовал, как жаркая вспышка догадки больно обожгла мозг. «Неужто донос в Петербург повез! Кому-кому, а мне первому хозяин всыплет. Как же так? Что же делать? Ну, погоди же, продажная немчура! Еще посмотрим, чья возьмет!»

Перо бешено бегало по бумаге. Спотыкаясь, сеяло густым чернильным дождем. Было не до чистописания. Пространное доношение в Невьянск приказчик густо залепил сургучными печатями.

Лучшие в Колывани лошади мчали нарочного и четырех вооруженных солдат по трактовой дороге. Был им строгий наказ от приказчика: схватить Трегера, если догонят, представить Демидову. Но приказчик просчитался. Трегер предвидел запоздалую погоню и не скупился на прогонные деньги ямщикам. От быстрой езды в ушах Трегера только ветер залихватски посвистывал.

С приближением к столице Трегером настойчивее овладевали утешительные до сладости думки: «Скоро, скоро настанет расплата, господин Демидов! Узнаешь, кто таков штейгер Трегер».

От мысли о награде и предстоящей встрече с семьей в укромной, но уютной квартире на Васильевском острове блаженная улыбка озаряла лицо, глаза сами собой смеялись.

В Колывань к своему родственнику Ивану Белоусову нагрянул крестьянин деревни Калманки Федор Маслов. И неспроста. Когда остались один на один, Маслов извлек из заплечного мешка блестящие камешки, найденные в горе недалеко от речки Ельцовки, притока Калманки.

— Может, драгоценные… Если так, то объявлю Демидову, награду получу…

Белоусов долго вертел в руках камешки и, не дав толку, решил показать приказчику. Тот немедля вызвал Федора.

— Видывал? Сдается, не просто блистание издают, а благородным металлом напоены.

Федор взвесил камни на руке, обшарил глазами по изломам, заключил:

— Без металла. Такие ранее доводилось видывать. Прозываются они яшмами, порфирами, агатами.

Приказчик уперся на своем:

— Ежели в них нет металла, то рядом с ними есть. Такому раскрасавцу-камню под стать соседствовать с золотом либо серебром.

По воле приказчика Федор с Соленым пошли осматривать места, указанные Масловым. Как пришли, Соленый со слов Федора записал в путевом журнале:

«В горе с издале оказывается блистание, и в ней камень видом скрасна, гладкий, грановитной…»

В другом месте, в пятнадцати верстах от деревни Кабаново, нашли камень «видом черный». На правом берегу речки Калманки сыскался камень

«с темна светлый, да по Аную реке под Канкараколом камень гнездышками признаками светел, который знать дает, что разработан чудскими народами».

Федор нашел несколько вещей, сделанных из того камня древними людьми: брошки, кувшин, чашу. Это еще раз подтвердило правоту Федора. Признаков рудного золота не нашлось и рядом.

Рудоискатели шли обратно не прямым путем, отклонились в сторону в надежде встретиться со сведущими людьми, узнать о судьбе обитателей Незаметного. Встречные сочувственно качали головами, вздыхали в ответ на расспросы, но не могли порадовать ничем: не видали такого захолустного поселка, в глаза не видывали его жителей.

Рудоискатели еще раз заглянули в поселок, просмотрели все каменные щелки. Знали, что среди незаметненцев не было ни одного грамотея, но втайне почему-то надеялись найти какую-нибудь письменную весточку. Терялись всякие надежды на успех в поисках. Рудоискатели покинули Незаметный с тяжелым сердцем и невеселыми думами.

В широкой долине густо пахло отцветающими травами. Басовито жужжали пчелы. Сбегавший со склона ручей весело и бойко тренькал в каменном завале. В самой долине он бежал спокойно и бесшумно, узнавался лишь по извилистому провалу в буйной зелени долины, по сочному и густому наливу трав на берегах.

В тени развесистой дикой черемухи рудоискатели пережидали полуденный солнцепек. Покой нарушил гулкий топот конских копыт. «Может, джунгары?..» — мелькнула мысль. Такая встреча не обещала хорошего.

Не успели рудоискатели схорониться, как перед ними появились конные — русский казачий разъезд. Старшой строго спросил:

— Кто такие и откеда будете?

Федор спокойно ответил:

— Демидовские будем… руды ищем, а сейчас в Колывань идем.

Старшой отмяк, когда Федор показал письменный вид, или проходную грамоту, от руднично-заводской канцелярии.

— Редкая встреча! Не попадалось ли вам, служивые, каких-либо тайных поселений, раскольничьих скитов?

Казаки сказали, что посланы Кузнецкой воеводской канцелярией для розыска потаенных убежищ беглых людишек и раскольников. Старшой с достоинством и гордостью пояснил:

— Прошлым летом много нашли таких логовищ. Выселили поселенцев на прежние места жительства.

…До Колывани оставалось добрых пятьдесят верст. После встречи с казаками рудоискатели прошли весь путь за один день.

Наутро приказчик оказался на Воскресенском руднике. Федор, не теряя времени, отправился туда знакомыми дорожками. В пути одолела жажда. Не доходя до рудника, по косогору спустился к речке Локтевке. К самому берегу подбегал густой ельник. Здесь тихо и прохладно. На крутых изгибах речки слышен невнятный шорох воды. Федор облокотился на камень-валун, долго и жадно пил. Оторвался от воды и застыл: недалеко на таком же камне сидела женщина, расчесывала мокрые волосы. Она сидела боком к Федору и, как ему казалось, ничего не видела. Федор бесшумно скользнул с камня в намерении скрыться незамеченным. Как только первая ветка ельника царапнула его по лицу, женщина торопливо повернула голову. Федор узнал смеющееся лукавое лицо Насти, на миг задержался на месте.

— Здравствуй, куда же ты торопишься? — пропела Настя и подалась вперед. В одной исподней рубашке она шла с легкостью русалки и манила смеющимся сверкающим взглядом.

— Не бойся, бирюк! Я одна-одинешенька! Не то что в прошлый раз!

Неприкрытая Настина краса притягивала и страшила. Хотелось сорваться с места, ветром пролететь по ельнику и где-нибудь скрыться, долго-долго лежать с закрытыми глазами, чтобы забыть увиденное. А Настя расцветала в новой жаркой улыбке, без слов двигалась вперед. Вот она, как на пружинах, подпрыгнула, и Федор почувствовал, как ее руки сжали ему шею, мокрые волосы коснулись лица.

— Никуда не уйдешь, пока сама не отпущу… понял или нет? Никуда!..

Из груди Насти вырывалось частое дыхание, в глазах сверкали молнии. Федор ощутил, как им овладевает безволие. И в эту минуту встала перед глазами Феклуша. К рукам вернулась сила, и Федор отстранил Настю.

— Пошто так делаешь, ошалелая? С приказчиком, теперь со мной! Кем тебе Кузьма доводится?

Настя, построжевшая и остывшая, стояла на одном месте. В глазах — обида и горькая насмешка. И вдруг она заговорила зло, отрывисто:

— Люблю тебя, потому и лезу! А Кузьма с приказчиком по мне вот что! — Настя сочно плюнула на камень, начисто растерла босой ногой. Потом круто повернулась и поспешно ушла на прежнее место, где лежал сарафан.

Федор шагал напрямую, через самую гущу ельника. Корявые ветви хлестали по лицу. Вдогонку неслись колючие Настины слова, в уши хлестал обидный смех.

— Мужик называется! Ха-ха! Тебе со святыми монахами по пути! Только и мужского, что имя!..

Федор застал приказчика перед самым его отъездом с рудника. В Колывань ехали вдвоем дорогой, потемневшей от рудной пыли. Приказчик был сдержан в разговоре и, видимо, удручен нежелательным соседством. Всю дорогу Федор рассказывал о рудных поисках и только в Колывани отважился на просьбу.

— Отпусти, Мокеич, меня с Соленым ден на десяток. Зимой отробим, где пожелаешь.

— Это для чего еще? — спросил встревоженный приказчик и вдруг заюлил хитрыми глазами, словно прозрел в мыслях. — Не бугровать[6] ли уж? Ай клады заприметили где?

— Не-е… семью Соленого привезти.

— А-а-а! Невесту, стал быть, заодно. Тут подумать надо. От твоего кулака в моей шее и поднесь боль ощутима. Зря поперек дороги становишься, Федор. Ой, зря!

Федор насупился. С минуту молчал, обдумывал и вспыхнул как порох.

— Не пускаешь? Без твоей подмоги невесту привезу. За Настю не кори! Бог свидетель, что заслужил кулака. И наперед от того не зарекайся!

Приказчик таил в душе восхищение: «Ну и характерец! Настоящий кремешок кресальный! А вот хитростью бог обидел. Прямодушен, как малое дитя…» Потом вернул поспешно уходившего Федора.

— Чего вспылил?.Нешто годится такое со старшими? Я ить так сказал… любое дело без думки не вершу. И надумал я сейчас для тебя утеху — ступай за невестой. И лошадьми на этот раз помогу, хотя почти все в работе.

За словами согласия скрывалась надежда: «Авось пооботрется угловатый камешек, кругленьким да податливым станет…»