Дзахо Гатуев - Зелимхан Страница 15

— Где Зелимхана жена, Солтамурада жена где?

— Не знаем.

Дудников сложил около стен солому:

— Сожгу. Где Зелимхана жена?

— Не знаем.

Арестовал Дудников всех и разжег один костер:

— В Сибирь сошлю… Где Зелимхана жена?

Не выдержал кто-то: сказал, что у ингушей, на Ассе. А где точно — не знает.

Пришла такая весть из Харачоя. Значит — Зелимхану глубже в горы уходить надо. Туда, где и пастухов нет.

Бродил Зелимхан день по горам. Два бродил. Вернулся радостный:

— Красивое место для вас нашел.

Зелимхан не ошибся.

В апреле. Вербицкий опять ехал во Владикавказ. С ним Дудников. Он говорил Вербицкому, что по приезде сообщит ему «особенно секретные сведения об общем деле». Во Владикавказе (в вагоне нельзя было) Дудников показал «оригинальный, начерченный чеченцем план или скорее схему долины р. Ассы». План этот был результатом Дудниковской экспедиции в Харачой. На плане лес. В лесу поляна (версты две в квадрате), «а па этой поляне стоят две жилые башни, в которых и сохраняется семья Зелимхана; может случиться, что п сам Зелимхан будет там».

Секретные сведения капитана Дудникова те самые, на основании которых помощник наказного атамана кн. Орбелиани дал ему для экспедиции па Лесу сотню казаков и роту пехоты.

Дудников, чтобы захватить двух женщин и пятерых детей, просил больше и теперь открыл свои планы Вербицкому только в расчете па пополнение своих войск частями из временно-охотничьего отряда. Больше: Дудников даже отказывался от чести быть героем предстоящего события. Все равно с таким количеством людей ничего не сделаешь. Предлагал Вербицкому Припять экспедицию под свою атаманскую руку. Вербицкий отказался. Заболел. Но пропорциональное участие офицеров своего отряда в предприятии принял.

Экспедиция выступила, имея па одну роту и одну сотню девять офицеров.

Неинтересно, как ночевал отряд в станице Тарской. Раз в станице — значит хороню. Без больших неприятностей для обеих сторон. Наоборот. С большими удовольствиями.

Из Тарской экспедиция взяла направление к горе Борахчи. Но по дороге попался хутор Цорх. Капитану Дудникову пришла неожиданная мысль — сделать обыск, т. к. он получил сведения, что именно «здесь находится постоянный укрыватель Зелимхана Габисов и легко допустимо присутствие само: о Зелимхана».

Взяв по нескольку казаков и наметив себе пункты, офицеры «с места в карьер бросились к хутору».

Из одной сакли нападающих встретили выстрела-Ми: «Очевидно, там засели абреки». Войска знали, что делать, войска хорошо помнили инструкцию — «если разбойники засели в сакле, то в саклю отнюдь не бросаться, а, засев от сакли подальше, занять ее огнем…»

«В непродолжительном времени перестрелка утихла, и оставалось только решить, перебиты абреки или затаились, ожидая удобного случая закончить достойным образом последние минуты. Посланный в растрелянную саклю ингуш возвратился с извещением, что все убиты; тут же выскочила из сакли обезумевшая от страха и ярости женщина, которой и было приказано выносить оружие». Герои не рисковали войти сами, чтобы собственноручно захватить трофеи.

Классическое описание атаки дал в своем рапорте штабс-капитан Григорчук.

«Не доскакав шагов ста до нижней сакли, куда я держал направление, конь мой, не перескочив камней, преграждавших тропинку, полетел через голову вместе со мной, перебив при этом ложу моего ружья. Оправившись и поскакав дальше, я увидел, что сакля эта окружена даже в более чем достаточном количестве, а напротив, близ левой сакли, — беспорядочная толпа людей и лошадей; верхняя же и вовсе не оцеплена, а потому я выскакал сюда, и в эту же минуту началась стрельба. Не разбирая в точности, из какой именно сакли открыт огонь, я, подъесаул Вертепов и Медяник решили, переправившись через Ассу, обскакать со стороны леса, дабы не дать возможности абрекам уйти по Алкунской дороге. Однако от речки я увидел, что, забравшись в лес, мы вовсе лишимся кругозора, а потому выскакав снова к левой сакле, я бросил там коня казаку и пешим побежал к верхней сакле, которая совсем оцеплена не была. Попавшийся по дороге казак уверял, что из этой сакли производились выстрелы, а потому мы бросились к ней, но, убедившись, что, кроме перепуганных двух женщин и мальчугана, никаких абреков там нет, я солдат оставил здесь в виде оцепления, а сам перескочил к нижней сакле, откуда все время продолжалась по нас стрельба».

Жители притаились в саклях, трепетно ожидая конца перестрелки и последующих новых испытаний своей судьбе. Не выдержали казачьи кони. Тринадцать из них вырвались у коноводов и ушли по Алкун-ской дороге. По окончании дела войска погнались за ними, но в версте от Цороха попали под выстрелы. Оказалось, что единственный оставшийся в живых, сын Габисова, призвав на помощь Сарали-Опиевских хуторян, устроил засаду. Тут-то «страх смерти взявшего на себя командование отрядом капитана Дудникова парализовал силы и знания отряда» (Вербицкий). Подъесаул Вертепов в своем рапорте уверял, что страх смерти овладел не только Дудниковым. «Своим примером, — писал он, — я ие мог заставить солдат выйти из балки… солдаты не шли за мной, оставаясь в балке… Капитан Дудников сам не шел с ротой и не пускал коноводов».

После такого конфуза отряд, «вместо того, чтобы уничтожить Цорх и двинуться на юг для овладения семьей Зелимхана, торопливо пошел через роковое ущелье, где был расстрелян разъезд первой сотни Кизляро-Гребенского полка», так как «башни, да и вообще представленный вам (Вербицкому) план действительности не отвечали. По крайней мере я слышал, что сосновые леса, поляны и самые башни находятся не в этих окрестностях, а в направлении к Хамхинскому обществу».

Прямая цель отряда не была достигнута, зато был поддержан престиж власти и устрашено население. Недаром наказный атаман приветствовал в приказе дорогих терцев «со славным делом у хутора Цорх. Все чины полусотни как бы щеголяли друг перед другом сметливостью и выполняли возложенную на отряд задачу… Вам, живым участникам означенного дела, низкий поклон от всего Терского войска. Спасибо вам, что не посрамили казачества и седой славы предков своих».

Наместник Воронцов-Дашков, который левой рукой разрабатывал проекты земского и иных самоуправлений на Кавказе, твердо и властно предписал правой «жителей хуторов Цорх и Сарали-Опиева расселить по местам приписки и сверх того самые постройки хутора Цорх уничтожить».

В мае месяце Вербицкий выполнил предписание наместника. Как было не похвалить атамана Вербицкого за умелую и энергичную деятельность по умиротворению края!

И все же декабрьские газеты намекнули известием об уходе Вербицкого, трогательное описание дал сам генерал-лейтедант Михеев: «Первого декабря сего года войсковой старшина Вербицкий вошел ко мне с рапортом, и котором ходатайствует… Вполне сознавая всю тяжесть труда… Я, к сожалению, вынужден просьбе уступить… Говорю к сожалению, потому… Строгий и требовательный… войсковой старшина Вербицкий завоевал себе горячую любовь не только своих сотрудников, но и всего мирного населения области… От души благодаря… Утешаю себя одной мыслью, что те заслуги… и па новом поприще».

Новым поприщем значилось атаманство войскового старшины над Кизлярским отделом. Заменивший Вербицкого Веселовский обозначил функции отряда, как не имеющего «никаких ни полицейских, ни судебных, ни административных обязанностей; весь отряд и части его должны представлять собою лишь твердую воинскую силу, па которую смело и уверенно могла бы опираться гражданская администрация».

КИЗЛЯР

Под ударами временно-охотничьего отряда выковывались враждебные царской администрации силы Чечни и Ингушетии. Они шли к Зелимхану, чтобы организоваться политически. Но по-прежнему недоверчивым, по-прежнему сторожким оставался Зелимхан. Как мюршид, требующий от посвящающегося в мюриды богоугодности, требовал Зелимхан от приходивших к нему доказательств такого ухода от мирного житья, после какого нет возврата к нему. В свое время полицейскому Сулейману он предложил убить Стрижова. Вновь обращающихся он экзаменовал набегами: добивался того, чтобы создать кадры абреков-профессионалов.

И мрачные дни похода Вербицкого ознаменойались рядом дерзких абреческих налетов на Владикавказ. На мельницу Проханова. На купца Резакова. На склад Кролика. На магазин Симонова. На часовых дел мастера Шихмана… Но все это было не то. Природа Зелимхана требовала мести крупнее. И 8 января 910 года в два часа ночи на платформе Грозненского вокзала неожиданно появилась шайка абреков, сбила с ног ударом приклада приемщика поездов, поставила своих часовых и бросилась в помещение вокзала. Железнодорожный стражник выскочил им навстречу с криками о помощи, но тут же был тяжело ранен. Абреки открыли стрельбу по окнам, ранили другого стражника и принялись хозяйничать на станции. Оставив в покое телеграфистов, смиренно расположившихся под столами, они стали разбивать ломом железную кассу.