Георгий Соловьев - Отец Страница 15

— Александр Николаевич налаживал станок. Вы видели тяжелые чугунные диски? Это ими обрабатываются шарики. Их нужно сменить в станке. Александр Николаевич должен налаживать станки хорошо и быстро. А он стар уже. Комсомольцы цеха сговорились было помогать ему, а он их стал гонять от себя, — Женя вдруг увидела, что при ее последних словах Дмитрий совсем помрачнел, и испугалась: она коснулась той стороны жизни семьи Поройковых, о которой ей судить было нельзя. — Ну, а… как наш завод? Интересно вам было?

— Завод контрастов. В глаза сразу бросается провинциализм. Ну хотя бы вот как работает отец… Сколько у вас грязных рабочих мест, даже целых участков. А гарь? По всему видно: старый, запущенный, некультурный завод. — Дмитрий, сознавая, что неправ, стал почему-то говорить то, что совсем не соответствовало тем мыслям, которые у него рождались, когда он проходил цехами. Он разозлился на Женю. Подумаешь, пережила красивая барышня небольшую драму и вот, пригретая его семьей, только-только начиная входить в настоящую жизнь, вообразила, что уже вправе вмешиваться в такие человеческие дела, в которых могут разобраться сами только те, кого эти дела касаются.

— Очень нелестно вы отозвались о нашем заводе, — с огорчением заговорила Женя. — А знаете ли вы, что в войну завод фашисты бомбили и на заводе люди гибли? Завод орденом не зря награжден. А потом стране потребовалось множество подшипников, и завод их давал и дает все больше и больше. Провинциализм! Старость! Завод никогда не будет выглядеть этаким мужчиной вроде вас, вполне зрелым и моложавым. Завод спроектирован и построен на основе требований уровня техники больше чем пятнадцатилетней давности. И вот планировка цехов устаревает. Устаревают и станки. Да только там, где завод становится старым, там он и молодеет. Понимаете ли, завод стареет и молодеет непрерывно. А у вас, Дмитрий Александрович, психология воинского начальника: выйдет корабль в море на учения, блеснет слаженностью и выучкой экипажа, и все видят, что да, хорошо. А завод — не корабль, его этак-то не проинспектируешь.

— Но у вас на заводе план, выполнение плана поточнее инспекторской проверки все покажет.

— Да, только это не так парадно, как во флоте. Наши достижения — это миллионы подшипников в скромных упаковочных ящиках, которые едут в вагонах, плывут в трюмах кораблей, летят на самолетах во все концы страны и света.

— И у трудового люда есть праздники. Торжественные митинги, посвященные выполнению планов, вручение знамен, премий — это тоже парадность. А ей предшествует борьба за план; это тоже захватывающе; тоже романтика!..

— Верно, но иногда эта романтика оказывается просто штурмовщиной, которую мы не любим, а лишь скрепя сердце терпим…

— А я помню, как, бывало, гордый идешь домой после недели, которую отгрохал каждый день по две смены.

— Гордый? Не учился, не занимался спортом, не читал книжек. Чем же гордиться? Нет, штурмовщина — это наше зло… Ах, да что с вами говорить. Пойдемте домой. Я сегодня все равно уже не работник.

— Да, пойдемте домой. В конце концов я всего лишь отпускник и экскурсант.

XV

Будни в семье Поройковых проходили размеренно.

Александр Николаевич работал в ночных сменах. Спал он вместе с Дмитрием в маленькой комнате: тут по утрам ничто не нарушало покоя старика. Дмитрий просыпался рано. Лежа в постели, он слышал, как уходила на работу Марина, как после нее по квартире начинала шаркать Варвара Константиновна и как поднимались Анатолий и Алеша. Тогда тихонько вставал и выходил из спаленки и Дмитрий.

— Куда опять в такую рань, — всякий раз упрекала его мать.

— По-морскому, мама.

Мать в этот час была молчалива и вся погружена в заботы о наступавшем дне. Дмитрий брился, выпивал в кухне свои два стакана чаю и шел в большую комнату, где мальчики уже сидели за уроками. Там он тихо включал репродуктор и слушал утреннее радио.

Через некоторое время в комнате появлялась Варвара Константиновна и доставала из комода свою сумку. Когда-то это была модная лаковая сумка. Теперь же лак с нее облез, запор из двух латунных шариков на проволочных ножках не запирался, но сумка по-прежнему служила семейной кассой. Для Дмитрия же она стала одним из тех старых предметов, сохранившихся в доме, с которыми связывались милые воспоминания.

Варвара Константиновна медленно отсчитывала деньги и уходила в магазин или на базар, а Дмитрий оставался со школьниками.

Алеша был прост и ласков с ним. Анатолий же относился к старшему брату холодновато. Это задевало Дмитрия и заставляло искать пути сближения. Впрочем, Анатолий держался суховато со всеми в семье. Парень весной сдавал экзамены на аттестат зрелости. Учился он старательно, и домашние задания отнимали у него все свободное время; даже подаренный Дмитрием фотоаппарат лежал в комоде и совсем его не смущал.

— Наверное, в школе тебя кандидатом на золотую медаль считают? — спросил его однажды Дмитрий. Они были в комнате одни: Алешка отправился в булочную за хлебом.

Анатолий вопросительно посмотрел на брата исподлобья.

— Я смотрю, ты так стараешься.

— Стараюсь, но не для того. Медаль мне и не светит.

— Что ж так?

— Сочинения больше чем на четверки не получаются. Эмоциональности нету.

— Не понимаю. Объясни.

— Ну как я тебе объясню. — Анатолий сел прямо и устало опустил руки. — Требуется в сочинение вкладывать как можно больше высоких чувств… Недавно по «Молодой гвардии» сочинение писали. Учительница сказала, что все у меня правильно, да сухо. Ну, и опять четверка с минусом.

— Но неужели ты, когда читал роман, не испытывал больших чувств?

— Мы не о романе говорим. Роман написал настоящий писатель… А за сочинения пятерки у нас Томка Светлова получает.

— Ну, и какие же у нее достоинства отмечены?

— А вот какие. — Анатолий патетически-насмешливо продекламировал: — «С образом Олега Кошевого в сердце я вступила в комсомол, и подвиг молодогвардейцев будет моим знаменем на всю жизнь».

— И что же ты тут осуждаешь?

— Это Томка-то с образом Кошевого всю жизнь проживет?! Только и знает, что в белом фартучке да с бантами в косах красоваться. То в хору на разных смотрах, то стихи декламирует. Словом, эстетическое воспитание.

— Постой, постой. Какая это Томка, уж не та ли, которая к тебе приходила? — остановил Анатолия Дмитрий, вспомнив очень хорошенькую и очень вежливую девочку, приходившую к Поройковым. Анатолий тогда растолковывал ей задачи с мальчишеской напускной грубостью. — Ты несправедлив к ней.

Анатолий покраснел. Дмитрий дипломатично отошел к окну.

— Ах, да! Ты видел Томку! — после паузы саркастически заговорил Анатолий. — Идеал десятиклассницы! Она-то действительно бьет на золотую медаль и обязательно получит. А почему она ко мне пришла насчет алгебры? Пропорхала неделю по смотрам самодеятельности в белом фартучке. Подумай только: от нашего поселка до консерватории ездить каждый вечер! Она ездит, а мама ей фартуки стирает. А почему? Честь школы отстаивает. Для золотой медали это тоже нужно.

— Толька, ты критикан! Медали учреждены, видимо, для того, чтобы за них бороться. Тамара стремится с медалью окончить школу, и она молодец.

— Получить бы медаль так, чтобы и сам не заметил, как оказался достойным. Вот это да!

— Дуриком и даром?

— Нет! Так, как героями стали краснодонцы. У тебя тоже ордена! Ты о них больше всего думал, когда топил фашистов?

— Э, Тольян, ты вон о чем! Ты пока школьник — и все! А знаешь, сколько молодежи в этом году в вузы повалит?

— Знаю.

— Стало быть, надо нажать на эту самую эмоциональность. Ты сын старого рабочего, участника гражданской войны, у тебя брат погиб на фронте. Неужели тебе нечего писать в сочинениях?

Анатолий уперся ладонями в сиденье стула и, вскинув голову, вызывающе взглянул на Дмитрия.

— Митя, ты глупость говоришь: нажать на собственную эмоциональность. И вообще, ты случайно не сговаривался с нашей классной руководительницей?

— То есть?

— То есть я от нее то же самое слышу. — Анатолий вскочил и принялся ходить по комнате. — Да, то же самое! — выкрикнул он. — А я с ней не могу говорить серьезно. В прошлом году она говорила нам: будете плохо учиться — всю жизнь у станка простоите. Теперь перестроилась: призывает к физическому труду. И вообще у нас в школе поворот: политехнизация! Девчонки детекторные приемники из папковых ружейных гильз мастерят! — Анатолий остановился против Дмитрия, спиной к двери, и не видел, как в комнату вошел отец. — Я эти приемники делал, когда мне двенадцать лет было. А вот настоящего я делать не умею ничего…

— Попробуй поговори с ним, — сказал Александр Николаевич, подсаживаясь к столу. — Он личность уже вполне самостоятельная.