Наталья Павлищева - Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного Страница 17

Он готов соперничать с Баязидом, но не с Мустафой.

Он, как и мать, не поверил в случайную смерть Мехмеда и не желал быть убитым вот так же.

Но было еще одно: он не хотел становиться султаном, потому что это означало бы решиться казнить братьев и племянников.

Не хотел.

Этого не понимала мать, а объяснять он не желал. Пусть лучше вон Баязид будет, султанша больше любит его.

Вошел, привычно поклонился, подождал, когда закроются двери за последней поспешно скользнувшей в коридор служанкой, и вдруг твердо произнес:

– Я не буду противостоять Мустафе.

Она еще ничего не произнесла, не объяснила, не спросила, а он уже ответил. Селим прекрасно понимал, о чем думает мать, понимал, чего от него хочет, и опередил вопрос.

Роксолана подняла на сына глаза, несколько мгновений смотрела, словно впервые видела повзрослевшего Селима, потом тихо произнесла:

– Если не ты, то кто?

– Матушка, Мустафа законный наследник, я не буду бороться с ним за трон.

– Не борись, но сесть в Манисе должен ты.

О чем думал в тот миг Селим, что она уже погубила одного сына в этом противостоянии, о том, что его очередь следующая? Но сказал иное:

– Повелитель ни за что не посадит в Манисе меня.

– Посадит. Пойдем, – Роксолана поднялась и сделала знак шехзаде следовать за собой.

Вышла не в ту дверь, в которую он вошел, другая дверь вела в другой коридор. Видно, это был их с султаном личный ход.

Так и есть, пройдя по коридорам, где даже евнухи стояли не на каждом шагу, они подошли к двери, которую сторожили уж двое дильсизов. Роксолана спросила на ишарете, языке жестов, которым пользовались при дворе, чтобы ничего не произносить вслух, и который Селим не желал изучать ни в какую, есть ли кто-то у Повелителя.

Огромный немой дильсиз также жестами ответил, что султан один.

– Спроси, можно ли мне войти.

Получив разрешение, остановила Селима:

– Подожди здесь.

Селим стоял, привалившись к стене и уставившись в противоположную стену узкого коридора. Тайный ход… на стенах факелы и больше ничего, у дверей здоровенные немые охранники-дильсизы, еще двое у поворота… Если нападут – кричи не кричи, никто не услышит. Может, для того здесь и оказался?

Шехзаде усмехнулся: ну и ладно, давно к такому готов. Жаль только, что так и не лишил пока девственности ту итальянскую девчонку, которую мать купила для кого-то из них. Султанша берегла невозможно красивую девчонку пуще глаза. Для кого? И спрашивать нечего – для своего любимца Мехмеда. Да только тот мало интересовался гаремом и женскими прелестями. Словно кастрат какой-то – смеялся над старшим братом Селим, сам начавший портить рабынь с четырнадцати лет.

Когда его укоряли, смотрел своими зелеными глазами с вызовом:

– А что мне еще остается делать?

Его предки заводили львов или свиней и называли именами врагов. Услышав о такой забаве Мехмеда Фатиха, Селим приказал наловить орлов. Это и у него самого неплохо получалось.

Посадил сильных птиц в клетки и каждый день дразнил, доводя до бешенства. Сулейман только головой качал, а Роксолана, узнав о жестокой забаве, возмутилась:

– Тебя бы в клетку!

На следующий день все птицы лежали вне своих клеток со свернутыми шеями.

Нет, он не был ни жесток, ни глуп, ни даже развратен, просто хорошо знал свое место и краткость своей жизни, а потому ненавидел саму жизнь, но пока та не оборвалась шелковым шнурком, норовил взять от нее все, что только можно.

Он был третьим, и даже у своей матери вторым.

Но судьба странно распорядилась, здоровый, красивый, умный любимец родителей Мехмед, ради которого Повелитель явно был готов даже нарушить закон наследования власти по старшинству, вдруг умер. Где-то там, в Амасье правил законный наследник Мустафа, тоже сильный, умный, красивый.

Понятно, что мать после смерти своего любимца сама не своя, понятно, что сделает все, чтобы не допустить Мустафу к трону и даже в Манису, но что она может? Султан тоже предпочел бы после себя Мехмеда, но раз так сложилось, нужно смириться…

Роксолана вошла к султану, еще даже не зная, что именно скажет, но понимала: она не должна допустить в Манису Мустафу, потому что его триумфальное возвращение туда будет означать победу Махидевран. Когда в Манису уехал Мехмед, ближние не сомневались, что именно этого сына Повелитель назовет преемником. Конечно, Мустафа и Махидевран, а также их сторонники считали иначе, но у Роксоланы была хотя бы основа для дальнейших действий. Со смертью Мехмеда умерла и ее надежда…

Это понимали все, и враги радовались ее горю.

– Повелитель, не называйте пока наследника! Не отправляйте никого в Манису!

Сулейман посмотрел на жену внимательно. После известия о смерти любимца они оба словно погрузились в тяжелый сон, когда хочется очнуться и невозможно это сделать. Хуррем сумела первой… Почему?

Невольно произнес:

– Наследник Мустафа, давно назван Vali Ahad. Но в Манису он не поедет…

Встрепенулась, как вспугнутая птица, тревожно смотрела на султана. Что он придумал?

Но Сулейман ничего не придумывал, сказал то, что первым отозвалось на сердце. Не потому что не любил Мустафу, просто понимал, что Мустафа в Манисе ускорит его собственный конец.

Роксолана почувствовала, как с сердца свалился камень. Уже от того, что Мустафа не будет в Манисе, становилось немного легче.

– Селим не хочет противостояния со старшим братом…

– А он и не может этого. Селим не Мехмед, его предпочтения мне не простят.

– Тогда пусть в Манисе не будет никого из шехзаде… Пока не будет.

Постаралась, чтобы последняя фраза прозвучала как можно мягче, чтобы не обидеть Повелителя их судеб. Но он понял все иначе. Ни для кого не секрет, что из двух братьев – Селима и Баязида – султанша предпочитает младшего. Селим повторил ее внешне, шехзаде очень похож на мать, только рост взял почти отцовский, а Баязид внешне похож на отца. А вот характеры наоборот, вернее, в обоих намешано то, что и не поймешь чье.

Селим лентяй и сибарит, будь он старателен, обогнал бы и Мехмеда, он вальяжный в прадеда султана Баязида, имевшего роскошнейший гарем и предпочитавшего из этого же гарема править. Султана Баязида сместил с трона его младший сын султан Селим, отец Сулеймана. Жестокость у шехзаде Селима, пожалуй, от деда, шеи орлам свернул сам, никого не просил.

Баязид от матери взял живость, а от отца скрытность, он умен, может даже умней Мехмеда, но поступает как Селим – просто живет, пока жив. Никаких надежд, а потому никаких обязанностей и мерзкая зависимость от других.

Сулейман прекрасно понимал сыновей, он сам до прихода отца к власти был никем, одно спасение – владения деда Менгли-Гирея в Крыму рядом, была надежда укрыться там. А потом отец – султан Селим – сумел захватить власть, вынудив своего отца – султана Баязида – отречься в его пользу, потом уничтожил всех своих братьев и братьев Сулеймана. Тогда стало спокойней, но не совсем, отец отличался подозрительностью и жестокостью, позже Сулейман понял, что еще через несколько лет султан Селим мог просто не выдержать противостояния, хотя никакого противостояния не было.

Сама ли судьба распорядилась или ей кто помог, но султан Селим правил недолго – восемь лет, оставив двадцатипятилетнему сыну трон Османов. Сулейман прекрасно понимал, что только судьбой избавлен от войны с отцом и братьями, а потому его не удивляло поведение Мустафы, старший шехзаде борется за то, что должно принадлежать ему по праву, но может и уплыть из рук.

Но понимание поступков Мустафы вовсе не делало жизнь Сулеймана легче. Сильный Мустафа просто отберет у него самого трон, стоит лишь чуть показать слабость, а вместе с троном и жизнь, и не только его, но и сыновей Хуррем и ее самой.

Хуррем права, не стоит объявлять, что Мустафа наследник, все давно сказано, еще когда от оспы совсем маленькими умерли двое первых сыновей и только родился Мехмед. С того самого дня Мустафа считается наследником и таковым себя чувствует.

Но в Манису он не вернется. Может действительно никого не посылать? Мелькнула мысль отправить мужа Михримах Рустема-пашу. Сулейман смотрел на Хуррем, которая ждала ответ, и думал о том, что он, Повелитель Двух миров, Тень Аллаха на Земле, не вправе решить, кто из сыновей должен править в каком-то городе.

Почему-то подумалось, что из всех детей на Хуррем больше всего похожи Михримах и Селим. Дочь повторила мать во всем, а сын только внешне.

– В Манису поедет Селим.

– Зачем? – удивилась женщина.

– Учиться. Не хотел во дворце здесь, пусть учится там. Скажи, пусть завтра придет, я наказ дам. И подбери ему гарем, пора уже, небось?

Роксолана вздохнула, в этом Селима учить не надо, сам все давно знает и испробовал. Но султану ничего говорить не стала, только поклонилась и исчезла выполнять. Любимая жена, хоть и свободная женщина, все равно рабыня, как все, кто Хасеки, кто принадлежит Повелителю, кто составляет его семью, его двор, его империю. Вокруг него только рабы, но он сам тоже раб, раб правил, законов, обычаев. Может все изменить, это в его власти, но что это будет за власть и что за законы, если каждый султан начнет менять под себя? Империя существует до тех пор, пока законы незыблемы.