Ольга Гурьян - Край Половецкого поля Страница 17

Не бывать больше солнышку, не шествовать ему по небу. Конец света настал. С закрытыми-то глазами помирать легче.

Сквозь зажмуренные веки будто светлей стало. Вахрушка поднял голову от Ядрейкиной спины.

Мрак сдвинулся в сторону. Солнышко узким краем из тени выкатывается.

Снова день, да не но-прежнему. Дружина в кучу сбилась, как воробьи на току, галдят:

— Не бывать походу, ворочай коней! Затмилось солнце нам в предупреждение. Не быть победе, а быть разорению и погибели!

Молодых князей как подменило. Рыльский князь голову на шею конскую склонил, обеспамятовал. Владимир Игоревич белее мела в седле сидит. С врагами биться нет их отважней — против небесного знамения они бессильные. Солнце путь затмило, не будет пути!

И Игорю Святославичу разум не велит вперед идти, да желание ум принуждает. Охота разбить половцев заслонила страшное знамение. Речет Игорь Святославич громким голосом, все бы его услышали:

— Братья мои и дружина! Позорно нам, не отведав битвы, без победы, без добычи вспять повернуть. Будет нам срам пуще смерти! Не нам небесное знамение, а половцам на их погибель. Хочу копье преломить вначале поля половецкого, либо голову сложить, либо шеломом испить из Дона синего.

Дружинники головы вскидывают, кричат:

— Преломим копья в поле половецком!

Пешее войско, черный люд говорят меж собой:

— Обратно нас не пустят, вперед погонят. Сложим мы головы в поле половецком. А умирать, так с честью. Не посрамим Русскую землю.

Вахрушка толкнул Ядрейку в бок, говорит:

— Ведь я не испугался, ведь правда не испугался? Чего тут пугаться? Разве что с непривычки!

В тот же день Игорь Святославич перевел войско на другой берег Донца. Кони бродом перешли, пеших в лодках перевезли. Вахрушка так баловался, чуть Ядрейку не потопил. Хорошо, Сивка-Бурка был смирный конь, годами умудренный, не испугался их возни, доставил на тот берег.

Назавтра, мая 2-го числа, встали они у Оскола, Всеволода Святославича, Игорева брата, из Курска поджидать.

Буй-тур Всеволод Трубчевский и Курский из внуков Олеговых всех удалее рожден и воспитан, превзошел всех и ростом и доблестью. А его-то куряне опытные воины, пути им ведомы, овраги им знакомы, луки у них натянуты, колчаны отворены. С такими полками как победе не быть!

Встретились братья, соединились войска, двинулись на юг.

Глава шестая ПОБЕДА

О Русская земля, ты уже за горой!

Там, где Донец встречает на своем пути высокую кремнистую гору и круто загибает к северу, в излучине, где к западу и востоку густые леса, а впереди край половецкого поля, встретили Игоревы полки высланных вперед разведчиков.

Разведчики поведали, что ходили они далеко в глубь поля и половцев всюду много. А ездят они настороже, к бою готовые, и следует русскому войску двигаться без замедления, авось удастся застать врага врасплох. А того бы лучше, повернули бы обратно.

Не приняв боя, возвращаться — позор будет хуже смерти. Повелели князья своим полкам сниматься с места, продолжать поход.

Только что разожгли костры, пришлось заливать их водой. А уж ночь наступала, хотелось поесть и отдохнуть. Кряхтя, поднялись люди, насилу первый шаг ступили и второй, дальше ноги сами пошли, спотыкаясь о кочки, запинаясь, подворачиваясь. Люди шли, опустив сонные веки, молча, будто туманные тени проплывали по земле, колеблясь от ночного ветерка.

Ядрейка привязал к себе Вахрушку поясом, чтобы тот не упал во сне, не свалился с седла. Вахрушка кивал головой, вздрагивал, выпрямлялся и опять засыпал. То будил его волчий вой, то соловьиный щекот. Один раз брызнули ему в лицо водяные капли. Кони, осторожно ступая, переходили мелкую речку. Вода всплескивала под копытами, вспыхивала серебряной чешуей в лунном свете.

Долго ночь длилась, а стало рассветать. Теперь шли по долине, испещренной весенними цветиками, белыми, синими, желтыми. А позади оставляли истоптанную траву, комья земли, взрытой конскими копытами, будто пахал здесь пашню неведомый пахарь. А чем засеет пашню? Людскими телами. Кровью оросит, пожнет белые кости.

К полудню пришли они к слиянию трех рек, к месту, называемому Суюрлий, и на другом берегу увидели половцев. Зазвенели бубны, загудели трубы. Русские полки построились, вступили в реку.

Сивка-Бурка услышал звон бубен, стук оружия, уши навострил, ноздри раздул. Верно, вспомнил он свою смелую молодость, бранную славу. От этой мысли будто крылья выросли между плеч, и понесся Сивка-Бурка, крылатый конь, других коней нагнал, смешался с ними.

— Тпру! — кричит Ядрейка, сжал коленями Сивкины бока, повод тянет изо всей силы.

— Тпру! — кричит Вахрушка.

А кони и всадники их тесно обступили, вперед с собой увлекают.

Как переправились на другой берег, уж обратно не захотелось. Храбрость в них взыграла и любопытство посмотреть. И как им одним назад поворачивать, когда все войско вперед стремится. Люди засмеют, от галок и то срам. Ишь стрекочут!

А уж навстречу выехали половецкие лучники. Натянули половцы тугие луки, по одной стреле пустили. Никого те стрелы не задели, не поранили, безвредно в землю воткнулись. А половцы, повернув коней, ускакали за гору. За ними и те половцы, которые далече от реки стояли, бросились бежать.

Молодые князья с дружиной и Ольстин с ковуями поскакали им вслед. Обнажили они мечи, засверкали мечи яркими лучами. Гонятся князья за половцами, кого зарубят, кого в плен заберут.

Никогда еще не приходилось Вахрушке видеть, как людей убивают. От этого зрелища помутилось у него в глазах, шинки в животе повернулись, подступили к горлу. Вахрушка кричит:

— Не надо! Не надо!

Поднимаются, опускаются погибельные мечи, будто на току хлеб молотят. Падают половцы с коней, кому голову снесло, кого пополам разрубили. Падают, падают, кровь хлещет, вопль и крик.

Вахрушка плачет, Ядрейку за рубаху тянет, молит:

— Уйдем отсюда!

Не выдержали половцы, трусливой волчьей стаей промчались мимо своего становища и скрылись из глаз. А храбрые pyccкие полки рассыпались стрелами по полю, рыщут по становищу, добычу берут. Опрокинули вражьи кибитки, ковры-войлоки посдирали-повыкинули, красных девушек половецких выволокли, поперек седла покидали, с сундуков, укладок медные замки мечами сбили, золото, и шелка, и парчу вытащили, дорогие шубы и покрывала на землю побросали, по болотам и грязным местам пошвыряли, чтобы победным коням пройти, копыт не замаравши.

Ядрейка повернул Сивку-Бурку, обратно через реку переправляется. Сивка едва бредет, спотыкается, старые кости от скачки устали. За Ядрейкиной спиной Вахрушка уж не плачет, только икает от изнеможенья.

Вдруг позади топот раздался, чей-то копь нагоняет, с ними поравнялся.

— С победой! — кричит Алешка.

— И тебя тоже, — отвечает Ядрейка.

— Удачный денек, — говорит Алешка. На коне у него грудой дорогие оксамиты и шубы навалены.

— А вы чего же пустые едете? — спрашивает Алешка. — Молодой жене ничего не везешь? Шелковое покрывало заморское, меха на шубу?

— Она у меня к шелкам непривычная, — говорит Ядрейка, — в домотканом ходит.

— А я набрал малую толику, — говорит Алешка. — В грязи валялось, как не поднять?

— Руки замараешь в грязи.

— Вот глупости! Руки отмыть можно.

Молча едут. На берег выбрались.

— Ну, прощайте, — говорит Алешка. — Что-то я вас в походе не приметил. Вы по-прежнему при конях?

— При конях.

— А мне повышение вышло. Я теперь князю в его покоях служу. Он без меня никак не обойдется. Небось кликал уже, искать посылал.

Ускакал Алешка.

Сивка-Бурка стоит на берегу, колени подгибаются у него. Всадники спешились. Ядрейка коня пучком травы обтирает, ласковыми словами подбадривает. А Вахрушка как сполз с седла, взором в землю уткнулся, на бок склонился, лег и заснул.

Поздно вечером вернулись полки из погони, стали веселиться, победу торжествовать. Мед-пиво льется рекой, дружина похваляется:

— Великий Князь Киевский, Святослав Всеволодович, с половцами бился, сам назад озирался, в половецкую землю не посмел пойти. А мы в самой половецкой земле половцев побили, их жен и детей захватили в плен.

Игорь Святославич говорит:

— Взяли мы богатую добычу, половцев побили, долго будут помнить. Не повести ли нам войско обратно нынешней ночью? Далеко мы залетели в глубину степей, в тревожное соседство с бесчисленным врагом.

Возражает ему Святослав Ольгович:

— Кони погоней утомились. Невозможно нам ехать. Надо коням и людям отдых дать.

Мед-пиво льется, дружина похваляется:

— Пойдем за Дон, до конца изобьем половцев, а и там нам будет победа, то идем на них в лукоморье, где не ходили и деды наши! Возьмем до конца свою славу и честь!..