Милий Езерский - Марий и Сулла Страница 17

И, оскорбительно захохотав, вышел на улицу.

XXIV

Тукция жила в богатом лупанаре, была сыта, одевалась со вкусом, и недостатка в посетителях у нее не было. Завсегдатаи дарили ей разные безделушки, золотые и серебряные вещицы, а случайные гости — деньги.

Она ложилась спать утром, когда уходил последний гость, и спала до полудня, а остальное время проводила с обитательницами лупанара. В ярких прозрачных одеждах, с венками из цветов на головах, с миртовыми ветвями в руках, они просиживали долгие часы на балконе, заманивая прохожих. Дневной заработок шел целиком в их пользу, и девушки усердно и терпеливо копили динарии, чтобы когда-нибудь выкупиться на свободу.

— Однажды Тукция, обмахиваясь миртовой ветвью, устало наблюдала за улицей. Вечерело, и густые сумерки мягко ложились на землю. Шумная толпа текла бесконечно от Делийского моста, как выступившая из берегов река, и ее волны разбивались о будки торговцев, рассеиваясь в ближайших переулках.

Вдруг Тукция встрепенулась: она увидела золотоволосого патриция, окруженного шутами и мимами.

Он проходил мимо лупанара, о чем-то оживленно беседуя, но слов его нельзя было разобрать.

Тукция махнула миртовой ветвью, пытаясь обратить на себя его внимание, но патриций не заметил ее знаке. Тогда она, переломив ветвь, бросила половину ее вниз. Патриций остановился, поднял голову и, вглядевшись в блудницу, весело воскликнул:

— Кого вижу! Клянусь Венерой-Каллипиге, что это Тукция!

— Она самая, господин мой!

— Как живешь, моя птичка?

— Зайди — и увидишь.

— Хороший ответ! Но я занят и завтра уезжаю на войну…

— Уезжаешь?

Грусть послышалась в голосе Тукции. Патриций задумался и, отпустив своих спутников, вошел во двор, где у цистерны сидел молодой лено. Хозяин вскочил и подобострастно поклонился:

— Какому счастью, ниспосланному богами, обязан твой раб такой великой чести? Неужели твой глаз заметил среди моих девушек достойную тебя? О, прошу тебя, милостивый господин, войди под эту бедную кровлю…

— Сколько платить? — грубо прервал патриций и, не дожидаясь ответа, бросил несколько динариев.

Лено ловко подхватил их и опять поклонился.

— Я хочу иметь Тукцию.

— Твой выбор, о господин, поистине делает честь твоему вкусу! Тукция — лучшая девушка этого дома, и весь Рим знает ее…

— Довольно лгать и хитрить! Ты мне противен, насквозь прогнивший сводник!

Лено побледнел: так с ним никто еще не говорил. Он молча побежал предупредить Тукцию, но она уже была в своей комнатке.

Служанка румянила, белила и раздевала девушку. Были принесены прохладительные напитки, вино и вода для обмываний.

— Ну, как живешь? — спросил Сулла, усаживаясь на ложе.

— Плохо, господин, я исстрадалась… Ты удивишься — ведь я сыта и одета. Не так ли? Но Венера, Юнона и все богини видят, что делается в моей душе…

— Чего же ты хочешь?

— Хочу выкупиться из неволи, а денег у меня нет!

— Выкупиться — это хорошо, ну а потом? — засмеялся он.

— Потом…

Она не знала, что сказать. Никогда не задумывалась, что будет делать, освободившись.

— А потом, — безжалостно продолжал гость, — будешь продаваться на улицах. Или, если тебе встретится какой-нибудь старый, истрепанный развратом лено, соединишься с ним законным браком, и оба станете торговать блудницами, как делает твой хозяин. Верно? — закричал он. — Так для чего же тебе свобода, глупая женщина? Сама не знаешь, чего хочешь!

— Господин мой, я мечтаю о тихой, спокойной жизни…

Он не ответил. Надев тогу, направился к двери. Тукция вскочила, заломила руки.

— Уходишь? — ухватила его за тогу. — Не хочешь меня? Так зачем же ты пришел?

Патриций обернулся к ней с угрожающим движением, глаза его потемнели от гнева:

— Не кричи! Слышишь? Замолчи, дерзкая простибула! Или хочешь, чтобы я ударил тебя?

Она отпустила тогу и молча смотрела на него.

— Нет у меня никого в Риме, — с отчаянием вымол вила она, — только ты, господин! Когда я увидела тебя на Делийском мосту, сердце взыграло в моей груди, и я сказала себе: «Вот идет мой владыка, мой единственный, любимый». И я радовалась, так радовалась… А ты уходишь… О, побудь со мной еще, заклинаю тебя богами! Иначе не будет тебе удачи в походах и битвах!..

Побледнев, патриций вернулся. Он был суеверен, и мысль о несчастьи потрясла его.

Тукция помогла ему снять тогу, тунику и обувь. А потом бросилась на ложе, протянув к нему руки.

XXV

Назначение Мария было страшным ударом для Метелла, но неприятное известие смягчалось пожалованием ему прозвища Нумидийского. Метелл знал, что он заслужил это трудом и победами, но было обидно, что Марий, которого он выдвигал все время и которому покровительствовал, осмелился очернить его в глазах народного собрания.

«Итак он безбожно лгал, уверяя меня, что оклеветан, — думал он, быстро шагая по шатру, — а ведь он меня одурачил, вырыв мне яму и предательски столкнув в нее. О, если б я его не отпустил в Рим, ничего бы не случилось!»

Он приказал рабам укладывать вещи, передал начальствование над легионами легату Рутилию Руфу и, уезжая, сказал:

— Слушай, Публий! Придет этот мохнатый плебей — сдашь ему легионы.

Марий не замедлил прибыть во главе волунтариев и союзнической конницы, которую сумел склонить на свою сторону обещанием гражданских прав.

Начались сражения с гетулами, взятие городов, бесцельные походы. Римские легионы находились в кольце неприятеля. И не успевали они пробиться, как враг окружал их вновь. Лишь теперь понял Марий всю ответственность, взятую на себя, и оценил плодотворную деятельность Метелл а. Он опасался поражения легионов: враг нападал неожиданно, римское войско несло большие потери.

Нумидийский перебежчики доносили, что Югурта и Бокх стягивают все силы — медлить было нельзя, иначе? разгром римлян стал бы неминуемым.

Марий был мрачен, неразговорчив — видел, что обещание, данное в народных комициях, взять в плен Югурту едва ли выполнимо, и сожалел, что тщеславие завело его так далеко.

Он ходил перед шатром, ударяя себя прутом по калигам, и ворчал.

Подошел Сулла.

— Дозволь, вождь, отбросить неприятеля. Я пойду на него с одним легионом и несколькими турмами всадников…

— Не шути! — раздраженно крикнул Марий. — Ты, не бывавший в боях, хочешь отбросить войска двух царей?

— Вождь, доверься мне!

— Твое хвастовство переходит в наглость, квестор! Но если ты этого хочешь, помни: постигнет неудача — пойдешь под суд!

Бокх лично начальствовал над мавританской конницей. Он наступал на правом, Югурта на левом фланге. В центре неприятельских войск находились боевые слоны, возбужденные пойлом из смеси вина и рисового отвара.

Отрядив когорту, которой он приказал зайти в тыл слонам и стремительно ударить по ним, Сулла разделил легион на две части: большую послал против Бокха, а меньшую — против Югурты.

Сначала легионарии подались было под бешеным напором нумидийской пехоты и конницы, но когда Сулла схватил знамя с серебряным орлом и бросил в гущу неприятеля, — воины поспешно возвратились. Начался жестокий бой. Несколько раз знамя переходило из рук в руки; воины дрались с невероятным мужеством, потому что потерять знамя в бою считалось величайшим позором. Легионарии гибли, на помощь прибывали новые отряды, и римлянам удалось наконец отбить серебряного орла.

А Сулла во главе всадников двинулся в тыл неприятельской коннице. Он ударил неожиданно. Войско Бокха дрогнуло и отступило в беспорядке. Не давая ему оправиться, Сулла бросился опять, смял передние ряды и обратил их в бегство. Он перерезал путь мчавшемуся Бокху и закричал, подъезжая к нему с занесенным мечом:

— Царь, защищайся!

— Мир, мир! — ответил Бокх, узнав Суллу и удержи вая коня, рвавшегося вперед. — Неужели Люций Корнелий Сулла нанесет удар царю Бокху?

— В поле я не знаю Бокха, передо мною — враг!

— А я тебя всюду считаю другом, потому что люблю и дружески к тебе расположен.

— Если ты действительно друг, — понизил голос Сулла, — выдай мне Югурту…

— Югурту? Тестя?..

— Хорош тесть, злоумышляющий против зятя! Разве ты не знаешь, что он мечтает свергнуть тебя с престола и разделить твое царство между своими сыновьями? По этому ты должен выдать Югурту. А не хочешь — пеняй на себя. Римские боги безжалостны к врагам сената и квиритов…

— Я тебя люблю и уважаю, Люций Корнелий, ты оказал моим послам услуги в Риме и был с радостью принят при моем дворе в качестве посла сената… Но выдать…

— Выдай Югурту и получишь часть Нумидии… Выдашь?..

— Я подумаю.

Думай и приезжай сегодня же с ответом к воротам римского лагеря. Возьми с собой сына. С ним я от правлюсь к тебе за Югуртой…