Зиновий Фазин - Последний рубеж Страница 17

И тут Катя после долгого перерыва взялась за дневник и записала:

«Что сделаешь с милым моим Орликом? Все такой же неугомонный, прямой, честный до крайности. Вот взял да все выложил, все, все… Теперь мы храним тетрадь как зеницу ока, а когда вернемся, придется держать ее в сундуке под замком. По словам Орлика, у его мамы в Каховке есть хороший старинный сундук, кованный железом. Так и сделаем».

История с чулком имела одно неожиданное последствие для Кати. Она, как можно заметить, склонна была немного романтизировать своего дружка и видела в нем такие качества, каких, быть может, другой, с более трезвым восприятием окружающего мира, не увидел бы. Пожалуй, придется признать, что Орлик был жестковат по натуре. И вот пример: когда Катя из-за дырочки в чулке в таком смятении убежала в теплушку и занялась там срочной штопкой, Орлик уж похохотал, потешился над своей подружкой. Он хотел еще в дневник записать про случай, но Катя не дала ему это сделать и спрятала тетрадь.

— Эх ты, красная девица! — журил ее Орлик. — Нет, все-таки ты интеллигентка!

Катя не обиделась, ей и самой было не по себе из-за этой истории с дырочкой: действительно, какой пустяк, а она так себя повела.

— Я понимаю, это глупо, — говорила Катя в смущении. — Особенно, конечно, это кажется смешным тебе, при службе в кавалерии. Но и я всего и всякого насмотрелась на фронте, не думай.

Подробности своей службы в кавалерии Орлик предпочитал не рассказывать, а чуткая Катя понимала, что не должна и расспрашивать. Даже историю того, как Орлик попал в кавалеристы, Катя узнала во всей полноте лишь из его записей в дневнике. Неожиданным последствием, о котором мы упомянули, было вот что.

«Я решила дать себе урок мужества, — записала Катя в тетрадь вскоре после случая с чулком, — и последую примеру Орлика. Ну ладно, пусть, раскроюсь тут и я хоть чуточку. Да, нечего скрывать — я люблю, люблю человека, который этого даже не знает. И не узнает скорее всего потому, что я никогда не решусь признаться в своем чувстве.

Но люблю, люблю очень, так люблю, что рада и одной лишь мысли, что он есть, существует и честно служит революции. И хотя, как я уже давно понимаю, любовь сильна и страшна своим эгоизмом, несмотря ни на что, я, честное слово, нахожу великое утешение в чудесных стихах Пушкина: «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть другим». Так мог написать не только гениальный поэт, но и настоящий рыцарь.

А мне хочется быть хоть в какой-то мере настоящей женщиной. Громко сказано, да?

Я, наверно, зачеркну эту запись, но пока воздержусь».

Орлик, прочитав запись Кати, покряхтел, пошмыгал носом и после тяжкого вздоха сделал свою запись:

«Катенька, не вычеркивай, хотя могут сказать: а какое это имеет великое значение для истории и нашего общего дела? Имеет, я считаю, потому что мы люди, а не какие-то там бездушные существа. Что в человеке есть хорошего, то и есть великое, и пускай знают, какие мы были…»

— Ты серьезно? — спросила Катя, пробежав глазами эту запись Орлика.

— Вполне, — ответил он.

— Так смотри, больше не смейся.

— Ну что ты, когда это я смеюсь? Я никогда не смеюсь. Над чем смеяться-то?..

И все. Больше никаких особых приключений в пути не случилось, если не считать того, что ждало наших героев при подъезде к Москве. Но об этом мы еще расскажем. Эшелон пока все тащится и тащится. Свет зари, блеск полудня, синева вечера сменялись одно за другим. Проплывали мимо сожженные станции, и это был след прошлогодних боев с деникинской армией, пытавшейся дойти до Москвы. Попадались вырубленные у дороги рощи, и это означало, что сами пассажиры поездов вырубили эти рощи на дрова для паровоза, чтобы доехать до цели.

Дело уже шло к июню, а в тех местах, мимо которых теперь катил эшелон, поля только кое-где начинали колоситься. Весна тут припоздала, и даже сейчас преобладали холодные ветры. Подумать только, а в Таврии, теперь уже оставшейся далеко позади, солнце палит вовсю и вот-вот начнут убирать хлеба.

На пристанционных базарчиках уже ничего нельзя было купить, зато все чаще на остановках наведывались в теплушки агитаторы и беседчики по текущим и международным вопросам. Измученному гибельной ездой населению теплушек объясняли, что да как происходит на свете. В Англии Ллойд-Джордж мутит, во Франции — Клемансо, и это по их наущению вторглись на Украину войска шляхетской Польши. Царская Россия была вся в долгах у Франции, вот теперь плати ей, Франции, долги. Как бы не так! Царь брал, пускай с царя и спрашивают. А Советская Россия платить не будет. И полякам ее не одолеть, на Западном фронте уже сейчас все идет к перелому. Так говорили агитаторы, а у самих — это заметно было — в глазах светился голодный блеск.

По ночам — черт возьми, вот уже и июнь начался! — пассажиров теплушек донимал холод, и Орлик был не совсем вправе называть свою подругу «мерзлячкой» за то, что по ночам она зябла под своей шинелькой. С заходом солнца сразу давало себя чувствовать: тут уже не юг.

Проехали Курск… Теперь до Москвы оставалось уже немного пути, но ведь из Москвы нашим героям предстоит еще добираться до Питера. Тоже не сахар, поди, та дорога. Но скорее бы уж хотя бы до Москвы добраться, увидеть ее!

С каждым днем Орлик и Ласочка все больше теряли терпение и просто не знали, куда себя девать и что делать. Мало ели, почти не разговаривали. Со своих нар слезали редко, лежали с сумрачными лицами и думали каждый о своем или дремали. Порой то Катя, то Орлик бросят взгляд на аккуратно уложенные в углу теплушки бородатые фигурки гномиков и при этом тепло улыбнутся. А отведут глаза и опять нахмурятся.

Чем ближе к Москве, тем чаще встречались березовые рощи — те самые, которые так мечтала увидеть Катя; но теперь, глядя на них, она испытывала не радость, а боль: всюду бросались в глаза свежие пни. Березы вырубались на дрова для паровозных топок.

Все чаще и чаще попадались на станциях плакаты:

Больше воров и пройдохБойся вшей, клопов и блох!

Из этих плакатов можно было узнать, что прошлая неделя была в Москве «санитарной», а вот следующая будет «банной», и каждый получит возможность даром вымыться в бане, каждому будет выдан кусочек мыла. Попадались на станциях и такие плакаты: нарисованы парень с лихим чубом и девушка в красной косынке, а внизу стихи:

Он. Полюби, красотка, Ваню,Разговоры коротки.Она. Ты сходил бы прежде в банюДа заштопал бы портки.

Орлик и Катя читали все это и только переглядывались; смеяться тут, казалось им, не над чем.

На ночь Катя обсыпалась нафталином из мешочка. Орлик никакого нафталина не признавал. Черт не возьмет!

Уже совсем недалеко от Москвы по эшелону поползла недобрая весть, будто Врангель вырвался из Крыма и его войска распространяются по Таврии. Орлик только рукой махнул — чепуха, слухам нельзя верить, мало ли что говорят!

Но потемнели и посерьезнели оба. Нехорошо стало на душе, тревожно, грустно.

Впрочем, в этот же день им выпала и минута радости, осветившая их лица. Пока эшелон стоял в Серпухове у закрытого семафора, со станции принесли прямо в теплушку телеграмму на имя Кати и Орлика. Телеграмма была от матроса Прохорова, срочная, и в ней сообщалось, что команда бронепоезда «Красный Интернационал» приветствует великое дело заботы о подрастающем поколении пролетариата и единодушно берет обязательство помочь созданию детских колоний в Таврии, для чего будет отчислять в фонд колоний часть своих пайков и направлять туда людей из личного состава для строительства каруселей, фонтанов, игрушечных кораблей и прочего.

«От себя лично обязуюсь помочь вам зпт дружки зпт и по части истории, — говорилось в конце телеграммы. — Дело общее зпт тоже для потомства необходимо тчк».

Растрогало все это наших героев донельзя.

— Жаль, матрос наш не успел, видно, прочесть то место в дневнике, где тайна твоя раскрывается, — сказала Катя. — А то бы он за тобою приударил.

— Брось, — отозвался Орлик. — Меня к этому не влечет. Ты знаешь.

В дневнике Катя записала:

«Поймут ли потом, какие хорошие люди жили в наше время?..»

Но вот семафор загорелся зеленым огоньком. Эшелон заскрипел, тронулся. Чем ближе к Москве, тем веселее звучали в теплушках песни.

Увы, в Москве недобрый слух о Врангеле подтвердился.

Часть вторая

ЗАГАДКА «СФИНКСА»

1

Справка о Таврии и ее богатствах. — Десант на Кирилловку. — «Цветные» войска черного барона. — Необходимые пояснения к прорыву врангелевских войск из Крыма. — Генерал Слащев. — Где брать живые силы? — Некоторые факты и эпизоды, заслуживающие внимания. — «Вразуми и помоги, заступница!»