Елена Степанян - Царский выбор Страница 18

Вяземская.Старшую Марией звать, младшую Анной. Она ростом поменьше, но побойчее, на язык острая. А старшая больше молчит. Я таких не люблю. Кто всегда молчит, тот чаще всего глупость свою скрывает.

Ирина(тем же тоном).Да я не про них. — Я знать хочу, кто они Морозову. Откуда он вообще взялся, этот Илья Милославский?

Вяземская.Ну что сказать? Не очень богат, не очень знатен. Всем и вся обязан Борису Ивановичу.

Ирина.Он с ним даже ни в каком родстве?

Вяземская.Нет. — У Бориса таких немало. Их зовут «глаза и уши Морозова».

Ирина.Попросту говоря, доносчики.

Вяземская.Верные люди. — Что тут такого? Ни один правитель без таких не обходится. А у этого нашлись красивые дочки. Отец их духовный Стефан Вонифатьевич.

Ирина.К царскому духовнику пристроили. Давно готовили.

Вяземская.Морозов Морозовым бы не был, если бы заранее не позаботился. Дело ведь великой важности.

Ирина.Ну, все ясно. Он теперь до самой смерти всю Русскую землю из своих когтей не выпустит. А там еще худшему передаст.

Вяземская.Ну потерпи, Иринушка! Повзрослеет Алексей, сам царствовать научится.

Ирина.Этому не научаются! Царем родиться надо. Понимаешь ты? Не сыном царским, а царем! — Научится! Вот Морозов его и научит. Уже учит. Такие законы готовит, что царь Дракула обзавидуется. — (Бросается на шею Вяземской.)За что мою жизнь загубили, Анна Васильевна? Уж лучше бы убили! Зачем я живу? Чтоб видеть, как это воронье на костях пирует? (Рыдает.)

Вяземская(глядя ее по голове и плечам).Я последнее время все больше о смерти думаю. А когда свою жизнь вспоминаю, то порой не пойму — то ли со мной это было, то ли кто рассказал.

10. Москва. Кремль

Царь быстрыми шагами выходит из боярского собрания.

Алексей(резко, Чистому).Всё! Всё! Завтра будем продолжать. Обедайте без меня.

Морозов, поджимая губы, кивает Чистому, что всё в порядке.

Алексей(на ходу).Хоть полдня не видеть эти рожи боярские. Где Федька Ртищев?

Чистой.Федор Павлович, государь, с твоего дозволения еще утром в Сергиеву Лавру отправился. Матушку свою на богомолье провожает.

Алексей.А я и забыл. И Ванятка, сукин сын, в город отпросился. Ладно, чтоб никто, кроме Прозоровского, не смел входить.

Царь и Прозоровский обедают.

Алексей.Лютые звери! Хуже зверей. Зверь, если сыт, он никого не тронет. А наши славные русские дворяне никогда сыты не будут. (-) Ведь, почитай, все мужики им уже в рабство розданы, все равно им мало. Они их друг у друга воруют.

Прозоровский(глядя в тарелку).Не воруют, а

бегают от них. Из-за скотского обращения. У нас вот никто не ворует, потому что никто не бегает.

Алексей.Еще бы! Небось еще к вам бегут.

Прозоровский.Ну, насчет этого я не знаю.

Алексей(ударяет кулаком по столу).Знаешь!!

Прозоровский.Догадываться — могу.

Алексей.И куда же вы их деваете?

Прозоровский.Скорее всего, их в Сибирь переправляют. Тебе же в Сибири люди нужны?

Алексей.А хочешь, я завтра указ издам, чтоб все дворяне-помещики так же милостивы были к своим холопам, как христолюбивые князья Прозоровские? Как ты думаешь, можно такой указ исполнить?

Прозоровский.Вряд ли.

Алексей.А вот и можно! Да при одном условии — если всем им стать такими же богатыми, как князья Прозоровские. — У вас сколько мужиков?

Прозоровский.Да я толком не знаю.

Алексей.Зато я знаю. — Таких, как вы, и тридцати семей не наберется. А всех остальных — тысячи. И всех их злоба и зависть распирают, и все они хотят быть как вы, как первые бояре. А откуда такому богатству взяться? Только если мужиков дочиста обобрать. Ты бы видел, какие они челобитные подают! Ни стыда, ни совести. И подписывают целыми волостями. Против никого нет. Да и кто посмеет быть против? Его же остальные заклюют!

Входит Ванятка.

Ванятка.А вот и я!

Прозоровский.Вовремя успел. На, добирай. (Протягивает ему большую миску.)

Ванятка(нюхая еду).Эх, хорошо! Жаль только, класть некуда.

Алексей.Видать, знатно погулял.

Ванятка.Да, нагулялся. А какой лубочек раздобыл! Ах, какой лубочек!

Алексей.Покажи-ка!

Ванятка(боязливо прижимая лубок к себе).Нет, тебе не покажу. Сначала на нем (указывает на Прозоровского)испробую! Вот, гляди, Сергеюшка, какой лубочек славненький! (Лубок крупным планом.)И вот названьице прочти. — Давай я тебе прочту, коли грамоту позабыл.

Прозоровский(читает).«Два дурака втроем». Погоди, а третий где же?

Ванятка(радостно).То-то и оно, Сергеюшка, трое вас. Вот те крест, ровнехонько вас трое.

Алексей(хохочет).Ты этот лубок мне отдай. Я его царевнам отнесу, пускай потешатся.

Ванятка(горестно).Ну и забирай. Так я и знал, что царь-государь у Ванятки лубочек отнимет. — А вот перстенек (вертит рукой)мне останется, никому не отдам. Дарёный.

Прозоровский.Ну и прыткий наш Ванятка. Утром вышел за ворота, а к обеду ему уже девица перстенек дарит.

Ванятка.Не девица, нет. Мужняя жена.

Прозоровский(хохочет).Ванька-прелюбодей!

Алексей.Ты мне смотри, за прелюбодейство — смертная казнь.

Ванятка.Да что ты, батюшка, разве же я такое допущу, чтобы ты лишился свово верного Ванятки? — Перстенек женщина подарила, не отрицаю, но женщина честная, добродетелью своей прославленная.

Алексей.Это кто же это?

Ванятка.Мамушка твоя, боярыня Годунова, свет-Дарья Кирилловна.

Прозоровский.А-а, ну все понятно. Понятно, за что.

Ванятка.А вот и ни за что, из чистого ко мне

уважения. Вот так прямо и сказала. А уж как меня при этом величала, как величала!.. Меня отродясь так никто не величал!.. (Притворно всхлипывает.)

Алексей.И как же она тебя величала?

Ванятка(почти рыдает).Иваном у-у-у Петровичем!

Алексей.Погоди, но ведь твоего отца Прокопием зовут?

Ванятка.Вот то-то и оно, батюшка, и я про то же. Отродясь меня так не величали.

Алексей.Давай выкладывай, что она с тебя получить хотела?

Ванятка.Она с меня, батюшка? Ровным счетом ничего. Наоборот, это я с нее получил. (Загибает пальцы)Накормила, напоила, перстенек подарила. А сколько ласковых слов сказала! От других (выразительно смотрит)и за два года столько не услышишь. Красавчиком назвала. Так что ты знай, батюшка, я у тебя не только дурак, но еще и красавчик. Э-эх! (Вращает глазами.)А из девиц, говорит, на Москве самая распрекрасная Мария Милославская.

Алексей.Заткнись, скотина!

Ванятка.А я-то что? я-то что? Я только передаю, как было сказано. Сказано и наказано. Непременно, говорит, до государя доведи.

Алексей.Если мне кто-нибудь еще раз заикнется про Милославскую — убью на месте!

Ванятка(на четвереньках ползет к двери).Спасите! Помогите! Парфентий! Где ты? Твоего друга убить хотят! — Помилуй, батюшка. Лубочек отнял, перстенек возьми, только жизнь сохрани.

Прозоровский(швыряет в него яблоком).Пошел вон, дурак. (Ванятка исчезает.) — Ты, государь, что-то важное очень говорить начал, про челобития дворянские, а этот болван влез…

Алексей(в скверном настроении).Там этих челобитных полон сундук. У отца своего расспроси, у Симеон Васильича, он их все читает. (Оживляясь)Нет, ну ты подумай, — просят государева указа, чтоб запретить мужикам любые жалобы подавать. Это чтобы одним махом все свои вины на царя переложить. С царя как с гуся вода. Для русского мужика царь — это земной бог. Ему только молиться можно, а челобитные подавать без толку. — Хорошо придумали, дьяволы. Чтобы меня из-за них по всем углам ненавидели.

11. Поезд с невестами движется из Касимова в Москву

Проезжают заснеженными полями, через лес, мимо деревень и т. д.

Останавливаются, греются у костров, едут дальше.

Очередная стоянка. Вокруг костра Фима, Маша, ее сестра Софья, нянька Настасья Порфирьевна, еще две девушки и две старухи.

Все смотрят на Фиму, пожирая ее глазами. Она пытается закрыть лицо.