Николай Задонский - Смутная пора Страница 18

После свидания с Августом Карл заметил:

– Этот король труслив, лжив и двуличен. Я не завидую царю Петру, что он связался с таким фальшивым человеком…

В Альтранштадт, где остановился Карл, спешили представители всех европейских дворов. Все поздравляли молодого полководца с блестящими успехами, признавали польским королем Станислава.

Министры и резиденты Англии, Франции, Голландии, Пруссии были почтительны и льстивы.

Английский герцог Мальборо при свидании с Карлом сказал:

– Если бы пол не препятствовал моей королеве, она сама приехала бы сюда, чтобы видеть государя, возбудившего удивление всей Европы. Я счастливее моей государыни, но был бы еще счастливее, если б мог совершить несколько походов под знаменами вашего величества, чтобы дополнить мое военное воспитание…

Карл грелся в лучах своей славы. Он по-мальчишески издевался над осторожным Пипером и не хотел слушать ничьих советов. Его не тревожило, что русская армия, прошедшая школу войны, уже одержала свои первые победы над шведами на берегах Балтики.

Голландский министр от имени царя Петра предложил ему обсудить вопрос о возможном мире. Петр не хотел длительной войны, он щадил русскую кровь.

Карл рассмеялся:

– А вот как я подойду поближе к рубежу государства Петрова, тогда услышу, как он заговорит…

Вопрос о мире Карла не интересовал. Он готовился к походу на Москву. Древняя русская столица казалась ему совсем близкой…

IX

Царь Петр превосходно понимал Карла. Получив известие, что король не хочет слышать о мире, он ответил:

– Хорошо… Карл мнит себя Александром Македонским, но во мне он не встретит Дария…

Петр не походил на честолюбивого шведского короля. Не безрассудное упрямство владело им, а упорство человека, умудренного опытом жизни, знающего свои силы и возможности. Его огромный ум был направлен сейчас к единой цели: защите своей страны. Он много и упорно трудился. Он думал о любой случайности, вникал в каждую мелочь.

Пока шведские войска отъедались на вольных саксонских хлебах, русская армия беспрерывно пополнялась новыми силами.[27]

В Альтранштадтском замке веселились с утра до ночи. Балы, приемы, охота…

В глухом местечке Жолква, в царской резиденции, жизнь шла буднично.

Петр вставал рано, до солнца. Выпивал рюмку анисовой, наскоро закусывал огурцом. Шел осматривать только что присланные из Тулы пушки и мортиры. Залезал рукой в жерла орудий, пробовал крепость лафетов. Опытный глаз сразу отмечал недостатки: винты поставлены старые, колеса гнуты слабо…

Лицо царя хмурится. Неотлучный Меншиков привычно ждет распоряжений.

– Немедля учини сыск о присылке негодных мортир… Сколько раз говорено, сколько раз писано… Все без пользы. Жесточью нерадение и воровство искоренять надо… Также прикажи…

Царь не договорил. Мимо, по дороге, шла пехотная часть. Ни барабана, ни песен. Солдаты смотрят под ноги, тщательно обходят лужи, боясь запачкать только что выданные новые сапоги. У многих кафтаны расстегнуты, шапки сдвинуты в разные стороны. Командиров, офицеров не видно. Рябой старый унтер равнодушно шатает сбоку.

Размахивая руками, брызгая грязью, царь подбежал к передним рядам.

– Стой! – грозно закричал он, останавливая часть. – Какого полка? Кто ведет? Где начальник?

Рябой унтер испуганно шагнул вперед:

– Второй батальон пехотного Псковского… Только вчера прибыли…

– Кто командир?

– Его сиятельство князь Мещерский…

– Офицеры?

– Поручик Тишин, прапорщики…

– Почему не в строю?

– Их благородия изволят почивать…

– Спят? Спят, сукины сыны? – задохнулся от гнева Петр.

– Так точно, – подтвердил унтер. – Приказано батальон вести без них… Приедут на ученье позже… когда встанут…

Петр судорожно сжал кулаки. Почувствовал – теряет волю. Оглянулся. Меншиков был здесь.

Увидев покрытое багровыми пятнами лицо царя, князь испугался.

– Не изволь кровь свою тревожить, мин херц… Дохтур наказывал…

Петр не слышал. Поймал руку Данилыча, стиснул до боли.

– Офицеры, мать их… Повесить мало…

– Ленивы, дьяволы, обайбачились, маменькины сынки. Ожирели… Вылечим ужо… Ты себя пожалей, ваше величество, – тихо и душевно успокаивал князь.

Петр благодарно посмотрел ему в глаза. Вытер рукавом лоб.

– Всех этих офицеров немедля под арест и в солдаты. Всем лежебокам ведомость сочини без поблажек… Солдат военному делу по артикулу учить. Изрядно еще в науке воинской скудны… Их, – кивнул он на солдат, – сам отведи… Мне сегодня неуправно…

– Смирно! Барабаны вперед! Животы подтянуть! Ворон не ловить! Солдат – не баба. Вперед… ступай! – скомандовал князь и, придерживая рукой саблю, молодцевато зашагал впереди подтянувшегося батальона.

Петр достал трубку, набил табаком, жадно глотнул дым. Солнце только что показалось. Впереди предстоял большой, трудный день.

X

В конце апреля 1707 года царь Петр созвал военный совет.

В царской комнате, низкой и темной, собрались генералы и ближние люди. Узкоплечий, худой и бледный царевич Алексей сидел на походной кровати рядом с фельдмаршалом Шереметевым, толстое, бабье лицо которого хранило невозмутимое равнодушие. Против, на длинных скамьях, покрытых коврами, расположились канцлер Головкин, Меншиков, генералы.

Мазепа, приглашенный на совет личным письмом царя, стоял у окна с круглолицым розовым здоровяком Шафировым, недавно получившим титул вице-канцлера. Гетман вполголоса рассказывал что-то веселое. Шафиров, полузакрыв рот рукой, часто, приглушенно смеялся.

– А ты бы, Иван Степанович, погромче,» Чаю, опять про амурный антирес речи? – хитро подмигнув царевичу, вмешался Меншиков.

Он многое слышал про любовные похождения гетмана и как раз сегодня утром потешал ими царевича.

Угрюмое лицо Алексея на минуту оживилось!

– Гетман зело изрядный амурант…

– Ну, какой уж я амурант, ваше высочество, при моих-то годах, – махнул рукой Мазепа. – Стрелы купидоновы ныне моей особе не страшны. Вот раньше…

Не досказал. Шумно вошел царь. Все встали. Петр был не в духе. Сбросил на кровать запачканный грязью кафтан, строго посмотрел на собравшихся.

– Сидите… Чего там…

Заметил на окне, жбан с квасом, подошел, хлебнул. Поморщился: квас теплый.

– Вина бы холодного, – вскочил с места Меншиков.

– Сиди, – остановил его царь, – не надо… Важные дела решать будем, господа совет, – обратился ко всем. – Вам уже известно, что сия война со шведом над одними нами осталась… Паны наобещали много, а ныне у короля банкетуют да бражничают… Воевать одни будем…

– Оно и лучше, – вздохнул Шереметев. – Я давно говорил, что от панов доброго вовек не дождаться…

– А шведы нынче, слыхать, в силах-то убавились, – вставил Меншиков.

– Не убавились, а прибавились, – строго перебил царь. – А посему в польских владениях генеральную баталию неприятелю давать неразумно… Иные способы нужны, господа генералы… А прежде всего надлежит немедля зело голые рубежи наши укрепить и города к обороне устроить. Господа шведы хотя и не думают пока из Саксонии выходить, однако лучше все заранее управить… Тебе, гетман, – повернулся он в сторону Мазепы, – следует вящее приготовление и осторожность иметь, понеже неприятель первей всего к вам будет… Того ради советую в удобных местах шанцами и окопами укрепиться, а киевскую фортецию немедля в готовность привесть…

Мазепа поднялся. Низко поклонился:

– Я, ваше величество, денно и нощно о том помышление имею… Фортеция киевская в скором времени будет готова. Ближние города, особливо Батурин, Ромны и Гадяч, укрепил добро и универсалы всюду разослал, дабы народ малороссийский в эти города весь хлеб заранее свез, ибо сокрытие оного неприятеля оголодить может…

– Добро, гетман, добро, – ласково улыбнулся Петр, – труды твои отечеству ведомы…

– Еще прошу, ваше величество, – опять поклонился Мазепа, – в просьбишке моей малой не отказать… Для кавалерии лошадей тысячу голов…

– Не проси, не проси, гетман, не дам, – не дослушав фразы, замахал руками Петр, – сами нужду терпим… Ныне уже из обоза брать лошадей указали…

– Я потому и прошу, ваше величество… потому и прошу тысячу лошадей в дар от меня, старика, принять… На нужды воинские…

Лицо Петра просияло. Вскочил, обнял гетмана.

– Вот за это спасибо. Выручил, Иван Степанович, порадовал… Никогда не забуду…

– Я верный подданный вашего величества, – ответил гетман. – Как отцу и брату вашему служил, так и вам стараюсь… И как до сего времени во всех искушениях, аки столб непоколебимый и аки адамант несокрушимый, пребывал, так и нынче, богом клянусь, до кончины дней моих пребывать буду…

В тот же день, под вечер, в комнате гетмана сидел человек в запыленной дорожной одежде. Гость был высок ростом, худощав, брит, носат, имел мягкий, спокойный голос и пухлые, непривычные к работе руки.