Стивен Сейлор - Рим. Роман о древнем городе Страница 19

Едва наступил полдень, Рем на Авентине поднял руку и указал:

– Вот стервятник!

Потиций подавил улыбку. Учась на гаруспика, он приобрел умение распознавать птиц по полету на большом расстоянии.

– Не обессудь, Рем, но это ястреб.

Рем прищурился:

– Да, ты прав.

Они продолжили наблюдение. Казалось, что время тянется очень медленно.

– О, теперь точно вижу стервятника!

Потиций указал направление, Рем проследил за его взглядом и кивнул. Потиций прижал копье к земле и прочертил борозду.

– А вот еще один! – воскликнул Рем.

Потиций согласился и прочертил еще одну борозду.

Так оно и продолжалось, пока тень от клинка не добралась до отметки, указывавшей на время окончания состязания. На земле было проведено шесть бороздок, обозначавших шесть увиденных Ремом стервятников. Он улыбнулся, захлопал в ладоши и, по-видимому, был доволен. Потиций тоже считал, что такое большое число птиц является добрым знаком.

Они спустились с Авентина, чтобы встретиться с Ромулом и Пинарием на пешеходном мостике, перекинутом через Спинон. Но после долгого ожидания Рем стал испытывать нетерпение. Он направился к Какусовым ступеням, и последовавший за ним Потиций заметил, как непросто давался ему подъем. Похоже, в тот день хромота Рема усилилась.

Они нашли Ромула и Пинария сидящими на упавшем дереве неподалеку от того места, где они вели наблюдение с Палатина. Те смеялись и болтали, очевидно пребывая в хорошем расположении духа.

– Мы должны были встретиться у Спинона, – сказал Рем. – Почему ты все еще здесь?

Ромул встал и широко улыбнулся.

– А с чего бы это царь и владыка Рима стал покидать центр своего царства? Я говорил тебе, что Палатин – это сердце Рима, и сегодня боги дали ясно понять, что они согласны со мной.

– Что ты говоришь?

– Сходи посмотри сам. – Ромул указал на место, где Пинарий проводил по земле бороздки.

Когда Потиций увидел количество бороздок, у него перехватило дыхание.

– Невозможно! – прошептал он.

Их там было так много, что сосчитать с одного взгляда не удалось, и Рем стал считать вслух:

– …десять, одиннадцать, двенадцать. Двенадцать!

Он обернулся к Ромулу:

– Ты хочешь сказать, брат, что видел двенадцать стервятников?

– Конечно видел.

– Не ласточек, не орлов, не ястребов?

– Стервятников, мой брат. Редкостных, священных птиц Геркулеса. В пределах отведенного отрезка времени я увидел в небе и сосчитал двенадцать стервятников.

Рем открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но, будучи ошеломлен, так и не вымолвил ни слова.

Потиций уставился на Пинария:

– Это правда, родич? Ты подтвердил счет собственными глазами? Ты провел по земле по борозде на каждую птицу? Ты совершил этот ритуал пред ликом богов честно и непредвзято, как подобает жрецу Геркулеса?

Пинарий холодно воззрился на него в ответ.

– Конечно, родич. Все было сделано как положено. Ромул увидел двенадцать стервятников, а я провел двенадцать отметин. А сколько пташек увидел Рем?

Если Пинарий солгал, то солгал и Ромул, с улыбкой на устах обманув родного брата. Потиций оглянулся на Рема: тот быстро моргал, и челюсть его дрожала. После истязаний в плену у Амулия лицо Рема порой нервно подергивалось, но тут было что-то другое. Рем с трудом удерживал слезы. Качая головой и будучи не в состоянии говорить, он торопливо пошел прочь, сильно прихрамывая.

– Сколько птиц увидел Рем? – повторил свой вопрос Пинарий.

– Шесть, – прошептал Потиций.

Пинарий кивнул:

– Значит, воля богов ясна. Разве ты не согласен, родич?

Позднее, когда Ромул отвел его в сторону и попросил у него как у гаруспика совета относительно обозначения границы города, Потиций воздержался от возражений или обвинений во лжи. Ромул же, прекрасно понимая, о чем он думает, сделал вид, будто главное тут – не подсчет птиц, а то, что существовавшие между ним и братом разногласия так или иначе улажены. Теперь лучше не ворошить былое, а двигаться дальше.

Кроме того, Потиций был польщен уверениями Ромула в том, что его участие жизненно необходимо для основания города. Дело это важное, тут каждая мелочь имеет огромное значение. Ради блага жителей города и их потомков все должно делаться в строгом соответствии с волей богов. А кто может достоверно прочесть и засвидетельствовать ее, если не обученный на гаруспика Потиций? Ромул также заявил о своем искреннем желании совершить эту церемонию вместе с братом, на равных, и уговорил Потиция выступить между ними посредником.

Потиций согласился, и благодаря его стараниям, когда настал день установить помериум – священную границу нового города, – все было сделано должным образом, при равном участии обоих братьев.

Ритуал был проведен в соответствии с древней традицией, что повелось от этрусков. На месте, которое Потиций определил как точный центр Палатина и, таким образом, как центр нового города, Ромул и Рем вскрыли землю и выкопали глубокую яму, использовав лопату, которую передавали из рук в руки. Желавшие стать гражданами города один за другим выступали вперед и бросали в эту яму горсть земли со словами: «Вот горсть земли от…» – и называли место, откуда они были родом. Жившие на Семи холмах из поколения в поколение совершали тот же ритуал, что и новоприбывшие, а смешивание почвы символизировало слияние исконных и новых граждан в одну семью. Даже отец Потиция, несмотря на свое предубеждение насчет близнецов, принял участие в этой церемонии и бросил в яму горсть земли, взятой у порога его фамильного дома.

Когда яма заполнилась, в почву был помещен каменный алтарь. Потиций призвал бога неба Юпитера, отца Геркулеса, опустить свой взор и благословить будущий город. Стать этому свидетелями Ромул и Рем просили Маворса – бога войны, который, по слухам, был их отцом, и Весту – богиню домашнего очага, жрицей которой была их предполагаемая мать Рея Сильвия.

Близнецы заранее обошли Палатин вокруг и наметили линию размещения будущих укреплений. Затем они спустились к подножию, где их дожидались запряженные в бронзовый плуг белый бык и белая корова. Меняясь, братья пропахали вокруг холма непрерывную борозду, чтобы отметить границу нового города. Пока один пахал, другой шел рядом с железной короной на челе. Ромул начал борозду, Рем перехватил у него плуг на повороте и замкнул круг, соединив конец борозды с началом.

Толпа, следившая за каждым их шагом, разразилась счастливыми возгласами – люди смеялись и плакали от радости. Братья воздели усталые руки к небесам, потом повернулись друг к другу и обнялись. В этот момент Потицию показалось, что близнецы воистину любимцы богов и что никакая сила на земле не способна их повергнуть.

В тот день, в месяц, который впоследствии будет назван априлий, или апрель, в год, который впоследствии будет известен как 753 год до Рождества Христова, родился город Рим.

Строительство укреплений началось сразу, хотя, конечно, по сравнению с оборонительными сооружениями великих столиц мира, например по сравнению с могучими стенами древней Трои, замысел близнецов выглядел скромно. В тех краях не было ни каменоломен, где можно было добывать камень, ни каменотесов, умеющих придавать каменным блокам нужную форму, ни каменщиков, умеющих укладывать и скреплять эти блоки, не говоря уж о механиках и зодчих, способных спроектировать такую стену. Вместо того город должна была окружить система рвов, земляных валов и деревянных частоколов, в некоторых же местах естественным элементом оборонительной системы являлись сами крутые склоны.

Но если греческому тирану, не говоря уж о строителе храмов Египта, такой замысел показался бы мелким и примитивным, то для области Семи холмов это стало предприятием невиданного масштаба. В качестве рабочей силы Ромул и Рем привлекли обитателей Холма бродяг и местных юнцов, с которыми они выросли. К сожалению, никто из них не имел ни знаний, ни строительного опыта, ни желания заниматься этим тяжелым трудом. Ошибки и оплошности были обычным делом. Нередко из-за них плоды многих усилий шли насмарку, а на строительных площадках вспыхивали ссоры и перебранки. Когда что-то не ладилось, волю гневу обычно давал не Рем, а Ромул. Он кричал на работников, угрожал им, а порой доходило и до рукоприкладства. Чем упорнее настаивали работники на своей невиновности, тем больше выходил из себя Ромул, тогда как Рем держался в сторонке, а вспышки ярости брата, похоже, лишь забавляли его. Поначалу Потицию казалось, что дела просто возвращаются к прежнему положению, когда Ромул отличался вспыльчивостью, а Рем – сдержанностью. Но по мере того как все многократно повторялось – ошибки строительства, отговорки и оправдания работников, гневные вспышки Ромула и ироническое молчание Рема, – у Потиция начали зарождаться тревожные подозрения.

Он был не один. Пинарий тоже присутствовал каждый день, и ничто не ускользало от его внимания. Однажды пополудни он отвел Потиция в сторону.