Алексей Шишов - Четырех царей слуга Страница 19

Это случилось несколько позже. Во время неизвестно по какой причине затянувшихся переговоров о передаче военнопленных русский дипломатический представитель в Польше дьяк из Посольского приказа Леонтий Неплюев и «служилый иноземец» драгунский полковник шотландец Джон Кроуфорд, попавший в плен к полякам при Чуднове, всё же окончательно уговорили шотландца перейти на русскую службу. Или, иначе говоря, просто перевербовали офицера-наёмника на глазах у поляков.

Едва ли не самым убедительным доводом Неплюева и Кроуфорда было то, что к тому времени в Москве служило немало иностранных офицеров «из англицской земли», роялистов-католиков. То есть тех изгнанников с Британских островов, к которым сословно и по вероисповеданию принадлежал дворянин из клана Гордонов. Он согласился наняться в русскую армию и заключил пока из осторожности контракт на трёхлетний срок.

Летом 1661 года Гордон оставил службу у поляков. Всё было устроено так, что драгунский полковой командир Юрий Любомирский не стал насильно задерживать примерного наёмного офицера. В противном случае квартирмейстер бы сбежал сам на ту сторону государственной границы.

К тому времени у него была хорошая возможность вернуться на родину, в Шотландию — в Британии произошла реставрация династии Стюартов. Однако Патрик Леопольд Гордон решил искать счастья в России. После общения с Леонтьевым, Неплюевым и Кроуфордом она казалась ему очень заманчивой, а военная карьера в ней — весьма перспективной.

К тому времени он, служа попеременно то в шведской, то в польской армиях, сумел сколотить приличное состояние. И в Москву приехал, имея 600 червонцев, — иностранных золотых монет (дукатов, цехинов), вращавшихся в допетровской России, — и четырёх слуг, управлявших его конюшней. Гордоновское имущество умещалось на нескольких повозках. Что ни говори, но в те столетия служба ландскнехта была довольно прибыльной. Если, разумеется, не особенно рисковать собою на поле брани.

Патрик Гордон не был одинок в своём решении перейти на русскую службу. В тот год в Русское государство прибыло из Польши много офицеров. В дневниковых записях Приказа тайных дел имеется упоминание о смотре, «учинённом» царём Алексеем Михайловичем в 1661 году «нововъезжим иноземным начальным людям» (то есть офицерам). В их числе был и Гордон, прибывший в Москву 2 сентября 1661 года.

День смотра Патрику запомнился надолго. На площади перед кремлёвским дворцом ветер разносил первые опавшие листья. Чуть ли не с полсотни иностранцев, прибывших наниматься на московскую службу, выстроились неровной шеренгой в ожидании русского государя. Шотландец стоял на правом фланге, в первом ряду благодаря своему большому для выросшего в горах человека росту. Он был в стальной кирасе с золотой насечкой, в таком же стальном шлеме с высоким плюмажем, при шпаге на дорогой перевязи.

Когда на Красное крыльцо вышел царь Алексей Михайлович, иноземцы притихли, рассматривая своего нового работодателя. Поражал воображение не сам царь московитов, а его свита. Дородные бояре, на которых было надето по нескольку богатых кафтанов, вышли на улицу в собольих шубах и высоких бобровых шапках. В руках держали золочёные палки, изукрашенные каменьями. И что самое странное — ни у одного не было на боку ни сабли, ни шпаги.

Спустившись с Красного крыльца, царь Алексей Михайлович подошёл к строю иноземных мужей, вознамерившихся стать офицерами в новонаборных полках. Государь внимательно вглядывался в их сосредоточенные лица и о чём-то размышлял. Только потом сказал стоявшему сбоку в томительном ожидании дьяку Иноземного приказа:

— Кто такие и откуда? Читай грамоту.

Дьяк, путаясь в длиннополом кафтане самых ярких расцветок, подбежал к замершему строю и, отвесив царю-батюшке земной поклон, начал громко читать написанное на листах бумаги, которые он бережно держал в руках:

   — Патрик Леопольд, сын Гордона. Дворянского происхождения, из Шотландии. Офицерский патент имеет на драгунство. У аглицкого короля в службе не был. Бьёт челом за него драгунский же полковник вашего царского величества иноземец Кроуфорд, тоже дворянского рода, из Шотландии.

После прочитанного скороговоркой дьяк отвесил царю ещё один земной поклон и отступил поодаль, ожидая нового государева слова. Бояре о чём-то зашептались между собой, искоса поглядывая на представительного, в стальных доспехах, бравого видом иноземного воеводу в званиях малых.

Государь всея Руси подошёл поближе. Сразу же за его спиной встал толмач Посольского приказа, умевший говорить и по-польски, и по-немецки. Поскольку Патрик Гордон представлялся первым, то и разговор был с ним долгим, не минутным:

   — Спроси, кто таков? Какого роду и звания?

   — Патрик Леопольд Гордон, квартирмейстер гетманского полка польской короны. Дворянин, из рода древнего Гордонов.

   — Какого вероисповедания будешь?

   — Римского. Католического, ваше величество.

   — На войнах, в походах бывал и у кого служил? У каких королей иноземных в войсках состоял?

   — Служил рейтаром и драгуном в офицерских должностях шведской и польской короне. Воевал в Великой и Малой Польше, в Померании[9], на Днепре. Был при осаде вольного города Данцига, что на Балтийском море стоит. Служил в крепостях у шведов.

   — Изрядно послужил. А был ли ранен на войнах? Следов у тебя много от них на лице.

   — Ранен был немало — ровно десять раз. И пулею бит из ружья и пистолета. И саблею, и палашом, и мужицким копьём из косы ранен. Но Господь Бог миловал, ваше царское величество.

   — У кого патент на офицерство получил?

   — Когда воевал под знамёнами короля Швеции Карла Густава. Патент с королевской печатью фельдмаршала даден мне за подписью его превосходительства.

— Кем приходилось начальствовать? И сколькими людьми на войне?

   — Начальствовал и лейб-ротой, и конными партиями, и разъездами дальними, и караулами крепостными. Водил в бой и до сотни рейтар с драгунами.

   — Новый иноземный строй знаешь? Как обучать царских ратников новоприборных будешь?

   — Правильный воинский строй знаю. Много ему в полках шведской и польской короны научен. Как в атаку идти строем — знаю, как в фортах на валу стоять — знаю, как противника сбивать с него — знаю. Обучению солдат, как конных, так и пеших, на войне обучен. Правила стрельбы из мушкета и карабина знаю, искусно тому обучен. Знаю, как дисциплину у солдат поддерживать по воинским уставам.

   — Верно ли ты служил государям шведов да поляков? Сказывай, как на исповеди.

   — Слову присяжному перед монархом всегда был верен, как добропорядочный дворянин. Своим отцом тому с малолетства учен. Под военным и королевским судом не был, хотя в плену в замке содержался. Кнутом не бит, штрафами не наказывался. Жалоб, недостойных звания дворянина по начальству на меня не писано.

   — Служить мне, государю всея Руси, обещаешь верно, без изменства? Клятвенно или как?

   — Верой и правдой, ваше величество. Клясться буду на Библии, как подобает шотландскому дворянину.

   — То-то. С нетями[10] у царских воевод разговор короток: шапку с саблей на землю долой — и на дыбу к заплечных дел мастеру.

   — То мне ведомо, великий государь Московии. На моих глазах в полках шведской короны столько виновников на дубах красовалось за всякие вольности, что и не перечтёшь.

   — То было в королевстве Свейском. У нас же Русское царство — по своим законам да обычаям живём, московским. Какие языки знаешь для воинского командования?

   — Знаю много по-английски, по-немецки, по-шведски, по-польски. Латынь отменно знаю. Грамотен и арифметике учен.

   — Хорошо, если так изрядно с отрочества учен. Хочешь служить моему царству, воеводствовать в московских полках — учись говорить на русском. Обычаи знай и уважай. От того большая польза тебе будет.

   — Слушаюсь, ваше царское величество. Ваш указ — для меня закон...

Однако одного желания и обладания офицерским патентом, который не всегда прочитывался посольскими толмачами, для поступления на русскую военную службу было ещё мало. Бояре и дьяки с подьячими не зря говорили при иноземцах:

— У нас на Москве дурных нету. Мы люди царские, учёные, грамоту и службу сызмальства ведаем...

После царского смотра Боярская дума своим указом устроила экзамен заморским офицерам. Экзамен был по тем временам самым жёстким и требовательным. Что требовалось от профессионалов солдатского, рейтарского и драгунского строя? Самое сложное — уметь самому зарядить ружьё или пистолет, прицелиться и выстрелить в цель. Ею был большой обрубок бревна, поставленный во дворе на попа. Стреляли с дистанции — для карабина — с тридцати, для пистолета — с десяти шагов.