Рудольф Баландин - Странствующий рыцарь Истины. Жизнь, мысль и подвиг Джордано Бруно Страница 2

Возрождение — синтез двух эпох: великолепное завершение средневековья и предпосылка, исток, начало нового времени, которое продолжается и поныне.

Именно в эпоху Возрождения стало все больше появляться людей, которым были тесны рамки феодального строя, старых верований и религиозных организаций, традиционных жизненных идеалов. У его истоков стояли великие поэты-мыслители Данте и Петрарка. Философия Возрождения подготавливалась сочинениями Николая Кузанского в XV веке, а наука — столетие спустя — астрономическим трудом Николая Коперника «Об обращениях небесных сфер» (1543). Многие титаны Возрождения были универсальными гениями, владели кистью и пером, резцом и циркулем, философскими знаниями и инженерными расчетами.

Но дело не только в отдельных выдающихся личностях. Они существуют в любом обществе в каждую эпоху. Более того: замечательными специалистами — ремесленниками и художниками, архитекторами и композиторами, писателями и мыслителями — могут стать очень многие, если этому благоприятствует общественная, культурная среда. (Тем, кто с этим не согласен, напомню: Древняя Греция в период расцвета искусства, литературы, философии представляла собой небольшую страну с городами-государствами — полисами, которые по нашим временам представляются просто маленькими — по числу жителей — поселками.)

Можно спросить: чем уж так благоприятствовало Возрождение расцвету духовной культуры? Многие из славных сынов этого времени претерпели страдания, нищету, гонения; томились в тюрьмах или даже были казнены. Им приходилось поступать на службу к самодурам-феодалам, вельможам, богатеям, церковникам.

Действительно, так было. Только учтем: благоприятствует творческим поискам и открытиям не столько сытое спокойное существование, сколько яркая и напряженная общественная жизнь, духовная неудовлетворенность, стремление к новому, лучшему, более совершенному и прекрасному.

Не случайно эпоха Возрождения отмечена крупными революционными потрясениями. В первой половине XVI века ряд европейских государств был охвачен движением Реформации, направленным против феодализма и господства католической церкви. И костры инквизиции стали пылать все чаще потому, что еретиков, идейных противников церковного догматизма, появилось особенно много.

Но почему вдруг людям стал тесен более или менее уютный и замкнутый, устойчивый мир средневековья? Откуда взялись силы, которые пробудили творческую кипучую энергию титанов Возрождения?

Представители этой эпохи чаще всего подчеркивали, что они возрождают полузабытую культуру древнего античного мира. И в стиле архитектурных сооружений, и в стиле произведений искусств, и в стиле философской мысли, и в образе жизни они порывали с традициями средневековья, ориентируясь прежде всего на достижения Древнего Рима и Древней Греции.

И все-таки именно средневековье предоставило этим людям возможности для необычайных творческих свершений.

Вспомним хотя бы три великих изобретения, в значительной мере определивших облик Европейского Возрождения: порох, компас, книгопечатание. Лаборатории средневековых алхимиков и мастерские ремесленников стали очагами, где формировалась новая техника. А она, в свою очередь, содействовала освоению морей и океанов; открытию и захвату, а также изучению новых земель; широкому распространению знаний, просвещения.

В средние века появились в Европе университеты, вскоре превратившиеся в центры научной и философской мысли.

Спору нет, средневековое мировоззрение было в основе своей религиозным, утверждавшим превосходство веры над знанием. Особым уважением пользовались схоласты, толковавшие на разные лады творения Аристотеля и «отцов церкви». Обычны были ссылки на чудеса и непостижимые человеческим разумом вещи и явления. Казалось бы, в идейном отношении средневековые мыслители только мешали появлению и распространению новых идей, научных знаний, а средневековое религиозное мировоззрение противоречило научному, не давая ему окрепнуть и расцвести.

Однако все было не так просто.

Да, в средневековье господствовало ненаучное отношение к природе. Мыслители, а тем более святые, да и вообще самый разнообразный люд, — практически все ощущали свое единство со всеми тварями земными, со всем окружающим миром. В природе они стремились обнаружить и находили нечто необыкновенное, превышающее разумение человека. За видимым миром чудился им невидимый и бесконечно сложный. Даже простые вроде бы события они могли толковать сложно, ища таинственные связи между самыми разными объектами, скажем, звездами и химическими веществами, расположением планет и судьбами людей, редкими небесными явлениями и общественными событиями.

Средневековые мыслители воспринимали природу как удивительную тайнопись, как загадочные символы и знаки, которые даны человеку свыше. По этим знамениям люди пытались даже предугадать политические события, эпидемии, урожаи.

Подобные взгляды можно определить как суеверие, фантастические домыслы. Но есть у них и очень важное качество. Они предполагают, что человек способен учиться высшей мудрости у природы, осмысливая ее жизнь, стараясь понять суть ее явлений. И пусть алхимик, производя свои лабораторные опыты, верил в волшебную возможность превращать в золото простые металлы или сотворить эликсир молодости. Это подчас не мешало, а даже помогало обнаруживать неведомые доселе качества веществ, связи между элементами, синтезировать новые соединения. Ведь для исследователя самое главное — стремиться познать неведомое, выведать у природы ее сокровенные тайны.

Между прочим, выбрав в качестве авторитетнейшего мыслителя Аристотеля, схоласты средневековья поступили не так уж глупо: многие идеи этого великого философа чрезвычайно глубоки и сохраняют свое значение до наших дней. Его логика, например, признана классической. Правда, когда идеи Аристотеля, как бы каменея, начали превращаться в догмы, средневековая философия остановилась в развитии, выродилась в набор мертвых схем. Тем не менее и тогда порой высказывались разные мнения, проходили острые теоретические дискуссии, а инакомыслящих, оспаривающих общепринятые истины, до эпохи Возрождения редко подвергали пыткам и казням.

Выходит, средневековое мировоззрение не всегда и не во всем было «антинаучным». В ту пору науки только еще начали оформляться, и важнее всего было для людей — не потерять интерес к познанию мира, не разучиться удивляться чудесам природы. В этом отношении человек средневековья был вполне подготовлен к эпохе Возрождения.

…Повторяя прошлое, нового не создашь. Подражая древним, их не превзойдешь. Возрождение античности происходило на основе средневековой культуры. Этот сплав и определил самобытный образ эпохи.

Образ человека

Чтобы кратко выразить главную особенность Возрождения, обычно употребляют слово «гуманизм». Дословно это означает — человечность.

Мы знаем, что отношение к конкретным людям Возрождения нередко было бесчеловечным, жестоким. (Впрочем, то же можно сказать едва ли не о всех эпохах истории человечества.) Но в данном случае под гуманизмом подразумевается прежде всего вера в человека и его великие возможности.

По традициям средневековья человеку определялась роль исполнителя предначертаний, данных свыше. Сосредоточиваясь постоянно на образе всемогущего бога и ангелов, на непостижимо разумных существах и сверхъестественных силах, средневековый мыслитель слишком часто отрешался от реальности; человек в его глазах выглядел ничтожным созданием великого творца. Гуманизм явился возвращением — на новом историческом этапе — к античному культу человека, воплотившего в себе неизбывную сложность и красоту мироздания. Человек ощутил себя не только великим творением неведомых сил, но и великим творцом.

Гуманизм Возрождения означал освобождение человека от сковывающих его догм и авторитетов. Свободное творчество свободной личности. Таков был идеал эпохи.

Средневековье прошло под знаком и давлением авторитетов. На заре Возрождения поэт и мыслитель Франческо Петрарка (XIV в.) писал о том, что в его век на один манер штампуются даже мудрецы. «Наше время счастливее древности, так как теперь насчитывают не одного, не двух, не семь мудрецов, но в каждом городе их, как скотов, целые стада…»

Стадная мудрость! Вот к чему привело долгое засилье философии, основанной на вере в непогрешимые авторитеты. Когда есть такая «высшая мудрость», самому рассуждать нет смысла: достаточно употреблять цитаты. Памятью подменяется ум; зубрежкой и повторениями давно известного — поиски нового, лучшего. Прослыть знатоком, философом, светочем знаний стало слишком просто. Петрарка поясняет, как это делается: «В храм доктора приходит глупый юноша, чтобы получить знаки мудрости; его учителя по любви или по заблуждению прославляют его; сам он чванится, толпа безмолвствует, друзья и знакомые аплодируют. Затем, по приказанию, он восходит на кафедру и, смотря на всех с высоты, бормочет что-то невнятное. Тогда старшие наперерыв превозносят его похвалами, как будто он сказал что-то божественное… По совершении этого с кафедры сходит мудрецом тот, кто взошел на нее дураком…»