Давид Малкин - Король Шаул Страница 2

Совсем иначе складывались отношения иврим с кочевниками.

Судьи Яир и Ивтах, изгнав из Гил’ада армии царства Аммон, мечом привели к покорности «агриитов» – кочевые племена, населявшие степи на востоке. Агрииты не переходили больше линию восточных пещер иначе, как для торговли, и не нападали на караваны. Иврим не вмешивались в Великую войну за колодцы, которая, то разгораясь, то затухая, длилась столетиями между племенами агриитов, хотя вожди их не раз обращались к иврим за поддержкой или жаловались друг на друга. Мудрость такого поведения со временем оправдалась. В конце концов между соседями, иврим и кочевниками, установились ровные отношения, возобновились обмен и торговля.

Совсем по-другому это происходило за Иорданом, где располагались царства: Аммон, Эдом и Моав. Государства эти страдали от собственных кочевых племён и от многочисленного, разбросанного повсюду племени Амалек, не признававшего иного образа жизни, кроме разбоя. Время от времени заиорданские цари устраивали походы на кочевников, уводили их стада и забирали заложников. Агрииты на время притихали.

Но вот положение стало меняться. Союз кочевых племён успешно завершил многолетний поход в северное Двуречье. Как это всегда случалось с победителями, началось дробление на мелкие и недолговечные союзы, делёж завоёванных земель и вражда между вождями племён.

Некоторые из кочевников повели себя иначе. Затосковав по родным степям, они нагрузили обозы добычей и двинулись на юг, разрушая по пути большие и малые города-государства. Вернувшись на старые места, эти племена опять обратились к охоте и разведению скота, но теперь им было тесно на прежнем месте. Разросшиеся и приобретшие опыт войны, они становились во главе племенных союзов, представляя значительную силу, с которой должны были считаться по обе стороны реки Иордан.

Самым страшным среди возвратившихся из похода в Двуречье племён было племя кочевниц хамати. Летописцы сохранили рассказы о женщинах, которые носились по пустыне на полудиких верблюдах-дромадерах и охотились на барсов, чьи шкуры служили для кочевниц единственной одеждой. Жутким и отвратительным для остальных кочевников, было то, что дикарки съедали сердце и желудок барсов сырыми. Всё живое, что попадалось на пути хамати, уничтожалось ими без жалости. Только молодых мужчин они некоторое время сохраняли, во время переходов гнали их перед собой, связанных и голых, использовали для похоти, а потом убивали. Шатров и палаток у хамати не было, зимой они жили в пещерах, часто их меняя. Не знали они и родственной жалости. Если от пленных мужчин рождался мальчик, его приносили в жертву. В живых оставляли только новорожденных девочек. Матери-хамати кормили их грудью первый год, а потом передавали на попечение старшим дочерям. Своих старух, уже неспособных скакать на верблюде, охотиться, спать на земле, переносить холод и голод, хамати изгоняли в пустыню и бросали там, запретив возвращаться.

Опустошительные набеги кочевниц наводили ужас на заиорданские города. Ничего, кроме крепостной стены с крепкими воротами не могли они противопоставить свирепым женщинам, научившимся на войне в Двуречье изготовлять «зажигательные» стрелы, необходимые для осады городов. Сама форма даже их обыкновенных стрел была такова, что, стреляя на скаку, хамати поражали противника с расстояния вдвое большего, чем тот мог им ответить. Но главным оружием кочевниц были какие-то странные вилы на короткой железной рукоятке – вилы, похожие на ивримскую букву «шин». Если хамати удавалось застать врасплох стойбище какого-нибудь кочевого племени, они обращали его в грязные кучи тел и пылающих костров, а сами уходили, гоня перед собой столько овец и коз, сколько нужно было им для пропитания до следующего набега.

Дикие женщины были прекрасны, и все правители на Плодородной Радуге[5] мечтали заполучить себе в гарем кочевницу-хамати. Но ни одному из них это не удалось. Какое бы войско не окружило женщин, те оборонялись своими вилами до последней возможности, а потом перегрызали острыми, похожими на клыки зубами вены у себя на руках и, истекая кровью, умирали свободными.

Иврим Гил’ада знали, что за Иорданом у них есть многочисленная родня из Дома Яакова. Тамошние племена Биньямина, Эфраима и Йеѓуды тоже были разорены после поражения от Филистии под Эвен-Аэзером, в их селениях располагались вражеские военные лагеря и свирепствовали сборщики податей. Но там по-прежнему сажали ячмень, собирали урожай винограда и маслин, а в Гил’аде жизнь замерла, потому что никто не знал, что будет завтра.

В том, что придут враги, можно было не сомневаться. Как только поверхность песка станет достаточно крепкой, чтобы в неё не проваливались ноги нагруженных верблюдов, тут же из восточных пустынь нагрянут самые нетерпеливые грабители.

Так думали иврим в селениях Гил’ада. И они не ошиблись.

Иврим из бедного и немноголюдного селения Явеш-Гил’ад не успели собрать первые овощи со своих полей, как дозорные со стены криками предупредили о приближении орды из пустыни. Все, кто работал за стенами селения, бегом возвратились домой, подгоняя пинками животных, не успевших насладиться молодой травой, покрывшей пески. А ложбины между холмами уже заполняли шумливые босоногие кочевники-агрииты. Под блеянье коз и овец, захваченных для прокорма в дороге, орда приближалась к Явеш-Гил’аду. Овцы мотали головами в такт шагам, под шеями у темно-коричневых коз косицами свисала шерсть.

Иврим закрыли ворота на большой бронзовый засов и со стены наблюдали, как из-за песчаных холмов приближаются кочевники. Старейшины селения распорядились, чтобы на время осады людям выдавали из запасов по десятой кора[6] муки на семью, а животных поили из глиняных плошек, а не из жёлобов.

Ничего ценного, кроме колодца, в Явеш-Гил’аде никогда не было. С тех караванов, что заходили сюда на водопой, брали, как было принято, по козлёнку со стада.

Посовещавшись между собой, старейшины решили, что агрииты идут за Иордан грабить тамошние земли. Иврим очень хотелось присоединиться к этому походу. Однако, уйди они за добычей, оставшийся без мужчин Явеш-Гил’ад разорит следующая волна кочевников. Так что решено было удержаться от соблазна.

Между тем, орда достигла Явеш-Гил’ада. В её первых рядах выделялись одеждой из рыжих коровьих шкур и татуировкой лиц воины из племени цемари. Они отметили своё появление под стенами селения воплями и стрельбой из луков. Но Явеш-Гил’ад стоял высоко, да и зимние дожди в этом году пощадили стену. Летом, когда молодые мужчины уходили со стадами к далёким пастбищам, старики коротали время, изготавливая глиняные кирпичи. В прошлый сезон они укрепили стену и обмазали её снаружи глиной, добившись того, что наконечники бронзовых стрел сгибались и ломались, отскакивая от обожжённых кирпичей, и не нанося стене никаких повреждений. Но даже, если бы врагу удалось её проломить, он оказался бы внутри пустых домов и должен был бы начинать атаку сначала. Набеги кочевников обычно заканчивались стоянием под стеной Явеш-Гил’ада, пока у них ни кончались запасы воды и зерна.

Но в этот день вооружённые гил’адцы, собравшиеся на крышах домов, составлявших стену, не бросали на кочевников камней и не стреляли в них из луков. Иврим хотели понять, почему агриитов такое множество и почему они не продвигаются дальше. Кочевники расположились у насыпи под стеной селения, разводили костры и резали скот. И вдруг жители Явеш-Гил’ада поняли: это уже не кочевники! Воины со щитами и в латах, пешие и верхом на ослах – армия царя Нахаша, которая пришла из своего Аммона вслед за агриитами и встала под стенами селения военным лагерем.

Армию из Аммона ждали здесь ещё прошлой осенью, но поход по землям разгромленного Филистией Израиля тогда не состоялся. От проходивших через Явеш-Гил’ад караванов иврим узнавали новости и по ним судили о том, что происходит у соседей. По одним предположениям, Нахаша задержали дома торжества по случаю рождения у него наследника, по другим – его остановили предсказания жрецов. Нахаш, молодой царь и полководец, прежде чем сыскать боевую славу в чужих землях, набирался опыта, нападая на князей своих городов, если те не исполняли его приказов с достаточным рвением. В местных войнах Нахаш прославился жестокостью и стремлением унизить побеждённого противника. Военная удача сопутствовала царю, а ужас, который внушали рассказы о его расправах, опережал его войско. Говорили, что Нахаш постоянно пребывает в страхе перед немилостью богов и происками враждебных духов. Готовясь к походу, он всегда испрашивал благословения у жрецов и беспрекословно следовал советам магов и колдунов. Теперь, видимо, он собрал силы и двинулся к Иордану. Как это бывало всегда, в пути к нему присоединились отряды кочевых племён.