Райдо Витич - Противостояние Страница 2

жестким, потерявшим выражение беззаботности, она прочла ответ и голову опустила,

глаза на пару секунд закрыла.

— А наши? Где наша армия? — прошептала, вглядываясь в глаза мужчины. Тот

взгляд отвел — сам бы знать хотел. Но знал, что знал — за те дни, что девушка

болела, округу обошел и одно понял — фрицы везде.

— В тылу мы, — не стал скрывать. — В любую сторону иди — к немцам придешь.

Лена долго молчала, свыкаясь с горькой новостью и, спросила:

— День сегодня какой?

— Жаркий, — улыбнулся ей, чтобы хоть немного развеять. Убивал его ее серьезный

вид, взгляд странный, страшный в своем отчаянье. Нехорошо с ней было — четко

понял, думала она себе что-то и это «что-то» было страшным, безумным.

Изменилась наивная девочка — комсомолка. Погасло что-то в глазах, лицо

отрешенным и взрослым стало.

Лена даже не улыбнулась в ответ, тон не изменила:

— Пятое? Десятое? Первое? Июнь, июль, август?

— Июль, — прищурился, глаз с нее не спуская. — Может десятое. Я дни как-то не

считал.

— Прав. Это неважно, — кивнула чуть подумав.

— Заторможенная ты какая-то, как замерзшая. Ты бы еще полежала, Лена.

— Пчела я, а не Лена. Сам окрестил.

— Я же в шутку…

— А я в серьез. Что делать думаешь?

Не спросила, а скорее приказала ответить. Дрозд отвернулся, теряясь от такого

тона. Стянул грязную, пропахшую порохом, грязью, тиной гимнастерку. Помолчал и

бросил ей в тон:

— Дрова колоть, шаньги есть и на печи лежать.

— Я с тобой, — тут же заверила девушка. Лейтенанта даже развернуло — оглядел с

ног до головы — а ведь контуженная она, что он от нее хочет?

— Не против, — решил в шутку перевести.

— Слово офицера?

— Ага, — улыбнулся и хотел за плечи обнять, но сам не понял, как с крыльца

полетел, считая спиной ступени. Уставился снизу вверх на ненормальную, а девушку,

оттого что с силой и не понятной яростью, пихнула его, саму скрутило. Сползла по

ступеням, взгляд с туманом в небо, лицо белое, как платок его обрамляющий.

Ну, как на такую злиться?!

Его чуть не покалечила — ладно, сама же чуть не покалечилась!

Поднял ее осторожно, в хату отнес, на постель положил:

— Ну, что ж ты такая, а? Ведь девушка, — укорил жалея. Тошно ему смотреть было,

что плохо ей. Лучше б сам мучился.

— Я… не девушка, — прошептала, немного в себя приходя.

Дрозд хмыкнул, умиляясь:

— А кто ж ты?

— Комсомолка.

— Ааа! Комсомол от пола освобождает? — улыбнулся: глупааяя.

— Война, — прошептала и, Саша посерьезнел. Ясно стало, что она задумала — да

не бывать тому. Он Николаю обещал живой ее сохранить. Мертвому обещал! Значит,

пока жив — клятву будет выполнять. А встретятся с другом там, где все убитые и

умершие, как дед говорит, встречаются, он ему прямо в глаза посмотрит — все что

мог делал, как мог берег.

— Тебе сколько лет? — спросил. Взгляд жесткий стал, колючий.

— Шестнадцать. Скоро. В августе.

— Молодец, — кивнул. — Подожди до восемнадцати и повоюешь. А детский сад на

войне не нужен. Нянечек нет, чтобы сопли утирать, — сказал, как отрезал.

Встал и пошел во двор, себя в порядок приводить.

Лена его слова приняла как справедливый укор ее слабости и решила доказать

обратное.

"Волю, маковка, воспитывать надо. Без нее человек что кистень", — говорил Игорь.

В детстве ей очень не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, идти в школу, и

она тянула, капризничала. Брат не церемонился — "есть слово «надо» и одеяло в

сторону: "подъем!" И приходилось вставать, бежать умываться, зябко передергивая

плечами…

Где сейчас Игорь? Неизвестно. Но одно точно — где-то там, далеко впереди стоит

за Родину и бьет фашистского гада. Может быть уже погиб…

Нет! — Лена села, только чтобы не думать плохое. Потом встала и заставила себя

идти.

Саша мылся у колодца, фыркая от холодной воды, как стоялый жеребец. Лена

напротив встала. Лицо ополоснула, чтобы дурман из головы развеять и уставилась

на мужчину. Того проняло — насторожился, исподнее к себе прижал, прикрываясь:

— Чего?

— Ничего.

Дрозд потоптался, хотел исподнее натянуть и передумал, кинул на лавку у колодца:

— Постирай-ка, — заявил из вредности.

— По-твоему женщина только стирать может?

— И готовить.

— Только на это и годна?

Дрозд губы поджал: вот свяжись с малолеткой!…

Развернулся и к дому пошел:

— Матвей где? — спросил, глянув на девушку через плечо.

— Не знаю! Его нет, лошади тоже нет…

— Коня!

— Ну, коня! Ты мне скажи, ты коммунист?

Дрозд остановился, вздохнул, чувствуя, что терпения с Леной ему не хватит:

— Это-то тут причем? — повернулся к ней.

— Нет, ты скажи! — подошла.

— Ну, кандидат.

— А я комсомолка!

— Здорово, — заверил, руки в карманы брюк сунув, поглядывая на нее сверху вниз.

— И что?

— А то что у нас есть долг перед своим народом, Родиной и партией!

— В смысле, не у комсомольца долга нет?

Дрозд опять вздохнул: пчела, она и есть Пчела!

— Ты не смейся, я серьезно! У нас, между прочим, давно равноправие полов! И

женщины ничем не хуже мужчин! Ты про Пашу Ангелину слышал?!

"Поплыли… Ну, просто наш политрук Крыжановский!"

— Тебя Паша зовут?

— Ты прекрасно понял, о чем я говорю!

— Ты чего хочешь? — начал закипать лейтенант.

— Фашистов убивать!

— Ааа!…

— Мы с тобой две боевые единицы!

Еее!

— Деточка, — качнулся к ней. — Не смеши меня. И закончили!

И пошел к избе.

— Тогда я одна буду воевать!

Дрозд как споткнулся, остановился, прекрасно понимая: а ведь будет. Нет, ну

рождаются же на свет такие «упрямые»!

Подумал и кивнул:

— Воюй. Только не со мной. Поесть есть что-нибудь?

— Не… Не знаю, — пожала плечами, растерявшись от смены темы.

— Вот! — нарочито обвиняющим тоном заметил Александр, повернувшись к девушке.

— Ты даже не знаешь, есть ли что перекусить голодному! И дисциплины у тебя

никакой. И о субординации ты ни черта не слышала. И об уважении к старшему. Ты

не боевая единица, ты боевая Пчела!

И попер в дом, хлопнул дверью так, что девушка вздрогнула. Застыла, соображая:

может он прав? С дисциплиной у нее, правда, плохо. Но про субординацию она знает!..

Но "и что"?

Подобрала одежду лейтенанта, стирать пошла. Пока занята, может мысль дельная в

голову придет.

Ничего не пришло, только злость появилась. Гимнастерку с исподним на веревку

повесила и услышала приближающийся скрип, словно телега подъезжала. Лена в дом

кинулась:

— Там кто-то едет, — бросила мужчине, спокойно обедающему. Дрозд, картофелину

холодную в миг в рот всю запихал. Пистолет в сенках из ведра с овсом выудил и на

улицу, прошипев девушке:

— Рядом держись!

Из-за угла избы выглянул, а там Матвей, телегу с сеном у сарая поставил, коня от

сбруи освобождает.

Дрозд дух перевел, глянул на девушку неласково:

— "Боевая единица"!

Та сжалась, вздохнув: стыдно стало.

Дрозд к старику подошел:

— Помочь?

— Сено вона убери, — кивнул тот на телегу и коня к загону повел.

Лена Саше помогать принялась. Верх травы сухой убрали, а под ней военный. Худой,

длинный — скелет в гимнастерке просто. Ноги босые в кровь сбиты так, что

посинели и опухли. Волосы непонятного цвета, над лбом запекшаяся кровь. Лицо

заостренное, нос как игла торчит, а глаза закрыты. Лена в первый момент его за

мертвого приняла. Застыла над телегой со скорбным лицом, чудом сдерживая слезы.

Лейтенант же «гостинец» иначе оценил:

— Военврач третьего ранга, майор, — кивнул на кубари и на старика внимательно