Наталья Павлищева - Хозяйка Блистательной Порты Страница 20

То, что было дальше, в Европе старались не замечать или делать вид, что не знают.

Европейские хроники расписывали, как султан на три недели попросту застрял под стенами героической крепости, как потом в ярости бросился к Линцу, рассчитывая встретиться с королем Фердинандом. Но при этом скромно умалчивали, что Сулейман все же оставил Кесег за спиной, только приняв от него символические ключи и не тронув гарнизон, а еще что в Линце турки короля Австрии не нашли, куда он девался – неизвестно.

Но хроники скромно умалчивали (или действительно не ведали?) о том, что следом за удалявшимся с территории Австрии турецким войском братья Габсбурги снова отправили послов с… просьбой заключить мир. Нарочный посол императора Карла Корнелиус Дуплициус де Шеппере предстал перед султаном Сулейманом уже в Стамбуле.

Где-то далеко, женщины даже не представляли насколько, Повелитель воевал с императором христиан. Почему, зачем и как – никто не задумывался. Походы для султанов дело привычное, да и вообще для настоящих мужчин.

Роксолана смотрела на щебечущих гаремных красавиц и вспоминала бряцанье оружия, ржание лошадей, людские крики, скрип повозок… А ведь это еще не бои, просто передвижение. Эти изнеженные женщины ничего не знали ни о войнах, ни о разорении, ни вообще о жизни. Особенно те три, что сидели перед ней, – Хафса Айше, Хатидже-султан и Махидевран, приехавшая навестить валиде.

Все они родились не в хижинах, росли во дворцах, где сотни слуг день и ночь готовы исполнить любое желание, любую прихоть. Когда-то Роксолана пожалела валиде, потому что та не видела свободы; время прошло, и теперь она не жалела никого. Эти женщины не жалели ни ее, ни ее детей. И теперь щебетали, жалуясь на неудобства, приносимые походом. Хотелось крикнуть: какие неудобства это приносит им?!

Махидевран еще жаловалась на трудную дорогу из Каньи, во время которой ее малышка Разие так страдала! Не выдержала, прошипела себе под нос:

– Нужно было оставить ее дома.

И получила в ответ:

– Это ты можешь оставлять дома детей на произвол судьбы.

Хотелось крикнуть, что готова была взять с собой всех и не только до Эдирны, но и вообще далеко-далеко, а еще лучше не возвращаться с Повелителем и детьми в это змеиное логово, но сдержалась. Сладко улыбнувшись, почти пропела:

– Как это на произвол судьбы? Они остались с валиде, кому же еще я могла доверить своих детей?

Махидевран и Хатидже-султан зашипели, склонившись друг к дружке, валиде молча поджала губы.

Почему, за что они ее не любят? Махидевран понятно – Роксолана заняла ее место, а эти две, ведь не сделала ни Хафсе, ни Хатидже ничего плохого.

Султанская сестра тронула Махидевран за руку:

– Расскажите лучше о Разие… Думаю, они с вашей Ханим-султан могли бы подружиться.

«Как же! Ханим-султан умная девочка, она твоей Разие не пара!» – зло подумала Роксолана. Кроме того, Разие в Канье, а Ханим-султан в Стамбуле.

И вдруг поняла, зачем Махидевран привезла с собой малышку. Видно, девочка становилась все больше похожа на свою мать в молодости – живой укор Повелителю о том, что он забыл. Сулейман очень любил и баловал Михримах, если он примется одаривать и Разие, то наверняка оставит ее в Стамбуле. А вместе с дочерью и мать… и у Мустафы будет повод то и дело приезжать в Стамбул…

Роксолана чувствовала, как растет раздражение. Валиде никогда не любила ее детей, зато обожала Мустафу, а теперь вот Разие… А валиде может многое. Сама дочь Махидевран сидела рядом с матерью и, раскрыв рот, слушала разговоры взрослых.

– Баш-кадина, не лучше ли вашей дочери погулять по саду? Едва ли ей интересны наши беседы.

Хуррем права, но правота ненавистного человека ненавистна вдвойне.

– Разие еще мала, чтобы их понимать.

– Тем более, – как можно лучезарней улыбнулась Роксолана, прекрасно понимая, что этим выводит Махидевран из себя сильней, чем криком, – ребенку интересней в саду.

– Там ваша Михримах со своей гяуркой!

Конечно, соперница имела в виду Марию, которая так и не приняла ислам. Хотелось сказать, что эта гяурка в тысячу раз умней всех служанок баш-кадины, вместе взятых, но Роксолана сумела сдержаться. Спокойно пожала плечами.

– Сад большой, там можно и не встретить учительницу итальянского, тем более сейчас она занимается с Мехмедом или его братьями. – Роксолана постаралась рассмеяться как можно задорней. – Повелитель поручил Мехмеду следить за тем, как занимаются остальные шех-заде, и наследник помогает Бирги Атаулле Эфенди, как может. Это так забавно…

Знала, чем ударить: прозвучало и то, что целых три шех-заде в Стамбуле, и то, что Мехмед наследник. Она не сказала, что Мехмед первый или единственный, потому не придерешься, но Хафса не сдержалась:

– Наследник Мустафа, Хуррем!

Та округлила глаза:

– Разве только он? Мустафа первый, но Мехмед, Селим, Баязид и Джихангир следуют за ним. Об этом нельзя упоминать? Мальчики так гордятся и так хотят быть похожими на старшего брата. Как жаль, что шех-заде Мустафа не приехал, Мехмед скучал по нему.

Скандал был готов разразиться, спасло только появление служанок, одна за другой несущих блюда с обедом. Валиде сделала знак, чтобы прекратили разговоры:

– Давайте поедим без ссор.

Для турок трапеза священна, вкушать то, что дал Аллах и приготовили руки умелых поваров, нужно с чувством. А запахи, которые разносятся от блюд, вызывают слюнки даже у сытого.

В дворцовой кухне тысячи поваров, каждый из которых умелец в приготовлении определенного блюда – кто-то варит умопомрачительные супы, кто-то делает вкуснейшие кебабы, кто-то мастерски готовит долму, кому-то лучше удаются пилавы, а кто-то волшебник в приготовлении сладостей…

Каждый из поваров считает обязанностью время от времени посещать мавзолей знаменитого повара прошлого Атеса Бази Вели в Конье и брать туда с собой щепотку соли. Считается, что эта соль – залог будущего успеха на кухне.

Повелителю готовят отдельно, валиде, кадинам и шех-заде отдельно, а прочим обитателям гарема отдельно. Неудивительно, никто не хочет быть отравленным, всю пищу султана сначала пробует сам повар, потом врач, а уж потом кушает Повелитель. Обычно он ест один, изредка приглашая к своему столу кого-то из близких либо присоединяясь к трапезе валиде. Когда-то частенько в своей спальне кормил ужином Хуррем, но те времена прошли, Повелитель уходил в походы и отвык от совместных трапез со своей любимой.

Валиде тоже не часто приглашала к себе кадин и дочь, присутствие за трапезой одной из них требовало приглашения и других, а портить аппетит одним видом Хуррем Хафса вовсе не хотелось. Но присутствие приехавшей издалека Махидевран обязывало валиде устраивать хотя бы иногда совместные трапезы, как сейчас…

– Имам Байылды (имам упал в обморок)! – возвестил повар.

– Что?! – обомлела валиде. – Кто?

Какой имам упал в обморок и почему ей об этом докладывает повар?

Повар Абдулла-ага, несмотря на произнесенную фразу, улыбался во весь свой щербатый рот, чем окончательно изумил женщин.

– Валиде-султан, это блюдо называется «Имам Байылды». Попробовав его, имам упал в обморок от необыкновенного вкуса.

Дочь валиде Шах-султан, пришедшая к матери, чтобы повидаться с Махидевран, не удержалась и хихикнула:

– Или умер от отравления?

Абдулла-ага сумел не выдать своего недовольства, только и без того тонкие губы поджались в ниточку. Но что мог возразить даже замечательный повар сестре султана? Склонился в поклоне, выдавил кривую улыбку, замотал головой:

– Нет, Шах-султан, не было такого. Вкусно оказалось очень…

Действительно вкусно, дворцовые повара умели придать любому блюду неповторимое очарование, подчеркнуть достоинства каждого продукта, не пересаливая и не гася большим количеством приправ. Конечно, женщины, как имам, в обморок не упали, но фаршированные баклажаны съели все.

За успехом соперника ревниво следил Искандер, которому больше удавались пилавы, ждали своей очереди Вали, замечательно готовивший курицу в карамели, Алан, мастерски делавший кадын буду кэфте («дамские бедрышки»), Мурад, у которого пахлава и нурие получались – пальчики оближешь, Али с выставленным на льду мухаллеби (молочным киселем), перетаптывался с ноги на ногу еще один Мурад, готовый жарить тулумбу такого крошечного размера, что пальчики прелестниц, которыми те брали лакомство, казались огромными, Насир с лимонным, розовым и апельсиновым шербетом…

Одно блюдо сменяло другое, служанки носили и носили яства, фрукты, перемежая все шербетами, подавая воду для мытья рук, убирая остатки… все молча, так, словно их и не было рядом. Но можно не сомневаться, что услышали и запомнили каждое слово, каждый вздох, заметили каждый косой взгляд, которые были произнесены или брошены присутствующими.

Это служанки валиде-султан все, что заметили, перескажут хезнедар-уста, а та, выбрав достойное внимания, госпоже. Об этом все помнили, а потому улыбки и взгляды присутствующих, даже когда никто не смотрел, были притворными и приторными. Роксолана тоже помнила, тоже улыбалась и старалась выглядеть любезной, уделяя больше внимания еде, чем собеседницам, хотя ее к беседе не принуждали.