А. Волков - Ярослав Мудрый Страница 21

И вот начался пир, на котором обильно лились вино и мед, а в это время Якша со своими людьми стал неистовствовать в — Киеве и в Берестове. Григория, Усмошвеца, Николая и Семена он не нашел, разумеется, потому что их уже не было. Нескольких человек он пытал, чтобы узнать, где они, будучи уверен, что они в Киеве или в Берестове. Пытал он людей, чтобы узнать, где Ярослав. Когда его люди схватили гусляра Андрея, один из его сыновей бросился защищать отца и был убит вместе с ним. Было перебито несколько человек, которых Якша считал своими врагами или подозревал в преданности Ярославу, были перебиты слуги Предславы и Горисвета. Когда схватили Предславу, Горисвет бросился защищать ее, но тут же пал от удара меча. Илариона, молившегося в это время в своей пещере, не нашли люди Якши. Узнав потом обо всем случившемся, Иларион сказал:

— Много уже крови запятнало Святополка Окаянного, но ему мало было, захотел он еще крови. И вот она льется… Видно, Господу Богу угодно было послать испытание Руси, чтобы окрепла она в новой вере христианской праведной. И злобой нечестивого князя, пролившего кровь братьев своих, теперь допустившего позор сестры своей, испытывается Русь. «Да скончается злоба нечестивого», — сказал Ярослав, идя из Новгорода на Святополка; но по воле Божией испытание еще не кончено. Святополк с Болеславом и слуги их распускают слух, что Ярослава уже нет в живых, но это неправда. Господь Бог сохранил и сохранит нам Ярослава, князя праведного и мудрого, и поразит он князя нечестивого, ибо правда на стороне Ярослава. Попы-латиняне говорили и говорят Святополку и старались уверить всех, что он прав, ибо он старший сын и старшему сыну принадлежит великокняжеский стол, но разве не ведомо нам всем, что не Святополку хотел великий князь Владимир завещать великокняжеский стол, ибо Святополк, правда, старший сын, но блудный, предавшийся неразумно питию и поддавшийся ляхам? Владимир не успел назначить наследника, и началась смута. Если бы Святополк имел право на киевский стол, а не силою и коварством захватил его, к чему ему было убивать братьев своих? Но минует злоба нечестивого, и настанет на Руси мир. Святой апостол Андрей Первозванный, взойдя на высоты киевские, благословил место, где мы теперь, и сказал, что быть тут граду великому, что воссияет здесь вера праведная. И козни Святополка, Болеслава и латинских попов не одолеют веры и града! А я буду молиться, чтобы скорей пробил час кары нечестивым, буду молиться до тех пор, пока не убьют и меня, если на то будет воля Божия!

Несколько раз впоследствии собирались убить Илариона, но Бог хранил его. Анастас, вошедший в большое доверие к Болеславу, не раз потом пытался уговорить Илариона принять сторону Болеслава, но он был тверд и не поддавался искусу.

XVIII

К концу пира на княжеском дворе до пирующих стали доходить слухи о неистовствах, которые совершил в городе и в Берестове Якша со своими людьми. Многие стали уходить с пира, чтобы проверить эти слухи. Скоро стало достоверно известно о всех неистовствах Якши. Киевлянами овладели скорбь и уныние, усилившиеся еще более, когда вернулись в Киев остатки Ярославовой рати и стало известно, что многие либо погибли в битве, либо казнены, либо отправлены в плен в Польшу. Настали черные дни для Киева и всей земли русской, но в то время, когда почти все были в скорби и унынии, на киевском княжьем дворе шло веселье.

Святополк, окруженный немногочисленными своими сторонниками, и Болеслав, окруженный поляками, веселились, ведя беспутную жизнь; веселилась в своем кругу и жена Святополка Клотильда, приехавшая вскоре после занятия Болеславом и Святополком Киева. Рейнберн с патером Фридрихом и с другими прибывшими патерами устраивали богослужение по западному обряду в одной из киевских церквей, стремясь привлечь в нее людей, и старались и в других церквах ввести западные обряды. Несколько патеров разъезжало по киевской и древлянской земле, утверждая папизм. Якша постоянно оговаривал все более и более людей перед Святополком и Болеславом, чтобы овладеть их добром. То и дело того или другого заключали в темницу, ляхи похищали жен и девиц, обижали киевлян. По рекам и дорогам расплодились разбойники.

Вначале киевляне, подавленные и разбитые горем и несчастьем, молча переносили все это, но затем стали раздаваться жалобы, многие громко заговорили об увеличивающихся кривдах и обидах.

— Ляхи вольничают, обижают людей, их патеры славят римскую веру и читают в церквах проповеди по-латыни. Святополк, убивший братьев своих, бьет теперь людей, — слышалось все чаще и чаще.

И в Киеве, и в селах народ стал избивать поляков.

Прошло около года со времени занятия Киева Святополком и Болеславом, когда раз вечером Святополк позвал к себе Якшу и сказал:

— Настало время действовать. Люди озлоблены против ляхов. Так вот и нужно их подзадоривать, нужно говорить им, что все зло от ляхов, что я сам тут ни при чем, что если я и убил братьев своих, то по наущению ляхов и латинян. Люди и так говорят, что я поддался влиянию жены и тестя, и потому легко поверят этому. Надо уверять, что я раскаиваюсь во всем, что хочу исправить зло, но что ляхи и их епископ и патеры не позволяют мне сделать это.

— Да, — ответил Якша, — Болеслав с ляхами взяли уж слишком много воли: я знаю, что Болеслав пытался очернить меня перед тобой. Ему хочется поссорить тебя со мной, чтобы ты удалил меня…

— Об этом говорить нечего, — ответил Святополк, а про себя подумал: «Знаю я тебе цену, знаю, что и ты недавно пытался подластиться к Болеславу и к Калине, да не поделили шкуры моей; но ты мне нужен». — Я знаю, что ты предан мне, а если что-либо и сболтнул ты против меня в сердцах, не время теперь ссориться. Ты мне предан и нужен мне, но и я тебе нужен. Уйди я — не уцелеть и тебе… Нас колдовством связали. Может, и впрямь колдовством. В идолов я не верю, но и вера греческая и латинская не влечет меня к себе, а в колдовство вот верю. Вот и теперь у меня волхв древлянский и говорит мне, что много лет мне княжить на киевском столе. Но обо всем этом поговорим в другой раз, а теперь скажу, что я ведь хорошо понимаю, чего хочет Болеслав и чего хотят епископ и попы латинские. Болеслав хочет сам утвердиться на киевском столе. Помнишь, я говорил тебе об этом в Кракове. А латиняне хотят этим путем подчинить Русь папе. Я обещал им это, но к чему же мне подчиняться папе, я сам себе князь, да и люди не хотят этого. Они жалуются, что попы латинские читают и служат в церквах.

— Жалуются, — подтвердил Якша.

— Так вот и нужно говорить им, что все зло от Болеслава и латинян. Пусть люди бьют ляхов, мешать не надо. Таким образом я заставлю Болеслава уйти из Киева.

— Но если он уйдет, — возразил Якша, — Ярослав, как слышно, готовится идти походом на Киев и уж собрал рать немалую, справимся ли мы без Болеслава с Ярославом?

— Будь покоен. Я говорил с волхвом древлянским. Все язычники будут на моей стороне. Они знают ревность Ярослава к греческой вере и потому за меня, и печенеги всегда пойдут со мной.

— Но ведь были за нас язычники и печенеги, а тем не менее не устояли мы под Любечем, да и люди будут недовольны, если ты призовешь опять печенегов.

— Что ж, призывает же Ярослав варягов. Но это еще дело будущего, а теперь нам надо избавиться скорей от Болеслава, тем более что если так будет продолжаться, то люди, избивающие ляхов, могут обратиться и против меня.

Через месяц после этого разговора, когда Болеслав узнал, что произошло новое избиение поляков, он призвал к себе Рейнберна и патера Фридриха и сказал:

— Помните, что было в Чехии? Когда я занял чешскую землю и, казалось, укрепился в ней, нашлись люди, которые стали строить козни против меня, и я был на волосок от гибели. Теперь Святополк явно действует против меня. Многие из наших перебиты, так не лучше ли не ждать такого конца, какой был в Чехии, откуда пришлось постыдно бежать.

— Я уж говорил тебе об этом, — сказал Рейнберн. — И Калина того же мнения.

— Я, — продолжал Болеслав, — выговорю себе право взять Предславу в качестве заложницы и трех бояр Ярославовых из числа оставшихся в живых. Это на случай, если Ярослав овладеет снова Киевом. У меня будут в руках люди, за которых я могу кое-что выторговать у Ярослава. Кроме того, я потребую, чтобы Святополк не заявлял никаких притязаний на захваченную нами в Киеве и хранящуюся теперь у Анастаса казну Ярослава. Я возьму ее с собой. Наконец, я потребую, чтобы мне безусловно были уступлены червенские города. На этих условиях я уеду из Киева.

Рейнберн и патер Фридрих одобрили план Болеслава, и действительно, после некоторых препирательств со Святополком Болеслав настоял на том, чтобы Святополк принял его условия.

Святополк распространил по городу слух, что он заставил Болеслава покинуть Киев и что теперь все бедствия и неистовства прекратятся. 16 августа 1018 года, то есть почти ровно через год после вступления Святополка в Киев, Болеслав вышел из Киева, захватив с собой Предславу, трех бояр Ярославовых, казну Ярослава и, разумеется, оставшихся в живых своих дружинников и воинов. С ним отправились и Клотильда, жена Святополка, епископ Рейнберн и патер Фридрих с другими патерами, а также Анастас, близко сошедшийся с Болеславом и Рейнберном и не доверявший прочности положения Святополка в Киеве.