Эльвира Ватала - Великие любовницы Страница 21

За столом шесть служителей стояло за стулом короля — они подавали ему чистые тарелки. При парадных обедах кушать приближенным короля полагалось сидя с ним в снятых головных уборах. А вот во время походных обедов — ни в коем случае. Разрешалось кушать тогда в головных уборах. И только один король мог себе позволить есть без шляпы. Но если король обращался во время такого обеда к кому-либо из присутствующих, тот должен был поспешно снять шляпу. Неснятие ее считалось нарушением этикета и оценивалось как неуважение к королю. Представляете себе, дорогой читатель, всю прелесть таких обедов проголодавшихся приближенных — надень шляпу, сними шляпу, надень… Да, особенного в присутствии короля не накушаешься. Не потому ли дамы Анны Австрийской любили кушать не в ее обществе, а всегда после нее, когда они, не соблюдая этикета, голодными волками накидывались на оставшиеся после нее куски.

Но это еще ничего, дорогой читатель, это еще, как говорят поляки, «малое пиво» по сравнению с тем, с какой церемонией королю подают ночную рубашку. Так сказать, происходит архиважная государственная процедура — отход короля ко сну — «большое раздевание». За «большим» последует «малое раздевание». Нам Сен-Симон, выросший у бока Людовика XIV, на нескольких страницах своих воспоминаний описал эту архиважную процедуру. Но мы не будем утомлять дорогих читателей, перескажем эту процедуру в нескольких словах. Вот шагает впереди короля (он посередине) большая группа людей, среди них знатные придворные и слуги. Те, кто рангом выше, — ближе к королю. С поклонами подается светильник, старший придворный подает нагретую ночную рубашку короля впереди стоящему, еще более старшему, тот дальше, и, наконец, самый «высокий» рангом с многочисленными поклонами натягивает ее на короля, а двое слуг в это время стягивают с него подвязки, один с правой ноги, другой с левой. Когда король уляжется в огромную парадную постель, придворные задвинут занавески и все с поклоном удалятся, пятясь задом, это не конец мучений короля. Теперь ему надо вскакивать с парадного ложа и перемещаться в другую комнату для «малого раздевания». Здесь он будет спать до утра, а процедура «большого одевания» произойдет утром с тем же церемониалом, только в обратном порядке. Нарушать сей сложный этикет Людовик XIV себе не позволял, едино когда болел. Только тогда обходилось без «большого раздевания».

Дворцовый этикет, совсем уж к концу царствования Людовика XIV обросший всевозможными инструкциями, стал механизмом, часами, которые «тикали» по раз заведенному порядку, по инерции уже к ужасу и тягости последующих королей. Но никто из них не осмелился ни его нарушить, ни его упростить. Мария Антуанетта раз заболела простудой только потому, что никак до нее не «добралась» ночная рубашка. Только она захочет ее надеть, в спальню входит дама по рангу выше той, которая подает ей рубашку, и она передается этой даме. Но вот рубашка уже «подошла» к кровати, входит дама еще выше рангом той, которая уже готова подать рубашку, и вместо плеч королевы она попадает в руки выше стоящей рангом даме. А сама Мария Антуанетта при своей мании величия даже несколько усложнила дворцовый этикет. Вы послушайте только, дорогой читатель, как ее придворная дама будет ей официально представлена. Во-первых, этой даме надо сшить безумно дорогое платье, на которое пойдет двадцать три локтя[29] материи, надеть свои лучшие драгоценности, сделать у искусного мастера прическу и подыскать себе фрейлину, которая могла бы ее достойно представить королеве. Затем дама назубок вызубрит полный церемониал представления. Итак, легко, левой ногой откинуть шлейф, не дай бог запнуться о него и упасть и не дай бог, чтобы кто-то о него запутался и чуть не упал, как это случилось во время отстранения Жозефины, жены Наполеона, от власти, и сделать при приближении к королеве три реверанса. Один — на пороге комнаты — не очень глубокий, другой — посередине комнаты — глубокий, третий в двух шагах от королевы — глубочайший. Затем ей надо легко и грациозно стянуть с себя правую перчатку, нагнуться и поцеловать край платья королевы. Королева, конечно, милостиво улыбнется, так обычно бывает (не улыбалась и не умела разговаривать с дамами только одна королева — вторая жена Наполеона Бонапарта Мария-Луиза), и задаст какой-нибудь вопрос: ну например, как здоровье детей. Но сесть королева даму не пригласит. Сесть могут только те, кто имеет «право табурета». О, это уже большая честь, и дамы в Версале наперебой будут бороться между собой за получение «права табурета». Получила «право табурета», вот теперь можешь сидеть в присутствии королевы. А так стой, иногда на балах даже и весь вечер.

Вообще же, дорогой читатель, век такой «стоячий» был. Сидели мало. А все из-за проявления излишнего почтения к монархам. Чтица или чтец, в обязанность которых входило чтение монархам книг, не имели права делать это сидя. Стой иногда и по четыре-пять часов. Рекорд был сделан у Елизаветы I Английской, когда чтец вынужден был шесть часов подряд простоять на ногах, читая королеве душещипательный роман. А вот наша царица Анна Иоанновна, добросердечная государыня, видя, что ее чтица Чернышева, бывшая любовница Петра I, изнывает от натруженных и больных ног, милостиво разрешила: «А ты облокотись о стол, девки пусть тебя юбками загородят, и я не буду видеть, в какой ты позиции».

Обмахнуться веером в присутствии королевы — о боже, какое страшное нарушение этикета! Ни за что! Сиди и не потей, даже в жару. Потеть не полагается. Веер разрешается открыть только тогда, когда королева пожелает что-либо рассмотреть из ваших драгоценностей. Тогда надо снять браслет или там колье и, положив на веере сей предмет, с улыбкой преподнести королеве для рассмотра. С придворной дамой Оберкерх случился однажды такой казус. У нее тончайший веер из слоновой кости вдруг лопнул в самый неподходящий момент, когда она подавала на нем Марии Антуанетте свой тяжелейший браслет. Подумать только, браслет упал на пол перед ногами королевы. Все придворные дамы застыли в диком ужасе от такого афронта. А Генриетта Оберкерх, написавшая потом интересные воспоминания, не растерялась. Она подняла браслет с портретом своей подруги, русской княжны, жены будущего русского царя Павла, сына Екатерины II, Марии, и сказала: «О, ваше величество, это не я, это русская княжна позволила себе такое нарушение этикета». Генриетту не изгнали со двора, все по достоинству оценили ее юмор и находчивость. А когда его нет, этого юмора и находчивости, тогда тебя ждет суровое наказание. И воспитанный в таком духе французского двора, французский посланник спросил секретаря испанского короля Филиппа II, как ему предстать перед монархом: стоя на коленях, пятясь задом или поцеловав руку? Тот кинулся спросить об этом самого Филиппа II. Тот ответил: «Достаточно, если посланник просто снимет шляпу»[30].

Нарушить дворцовый этикет было невозможно. Это означало бы произвести революцию во дворцовой жизни. Нарушить его посмела одна только королева, австрийская Сисси, жена Франца-Иосифа. Но это вообще была очень своенравная и непокорная королева. И когда дворцовый этикет предписывал королевам ежедневно менять обувь, она воспротивилась, заявив: «А я люблю ходить в разношенных туфлях». И носила их месяцами, делая из фрейлин своих врагов, неплохо до этого наживающихся на «новой обуви королев». Нарушая этикет, эта самая Сисси, назло своей свекрови Софье, будет без свиты, в одиночестве скакать на коне, делая длинные прогулки, или запросто ходить по магазинам, разговаривать там с покупателями и продавцами и узнавать городские венские новости. Но это, конечно, исключение.

Людовик XVI от рождения был близорук. Зрение его очень ухудшилось, поскольку ему не давали носить очки: это было бы нарушением этикета. Королям не позволено было быть в очках.

Две придворные дамы навсегда могли стать заклятыми врагами, если одна из них нарушила этикет и первой вышла из кареты, что ей делать не полагалось, ибо существовал строгий порядок, какая из дам выше рангом имеет право первой выйти из кареты или войти в дверь.

Вольтер, который, как известно, был в большом почете у Людовика XV, пожаловался королю, что шевалье де Роан, избивший его при помощи своих лакеев, упорно не желает принимать «удовлетворение», то есть, попросту говоря, вызов на дуэль. Король, который очень ценил Вольтера, ему ответил: «Это потому, дорогой мэтр, что вы не дворянин».

Если бы случилось наоборот, например, Вольтер бы надавал оплеух шевалье де Роан, то тот молча бы их проглотил. Потому что сатисфакции, как говорится, у недворянина не имеет права требовать. Так и ходи неотомщенный с побитой мордой.

Господин этикет стал королем Версальского дворца, и от его деспотизма и тирании страдали даже сами короли, но нарушить или упразднить?! Да что вы, это бы означало посягнуть на святое святых — власть абсолютизма.