Алексей Шишов - Четырех царей слуга Страница 21

   — Господин майор! Чёрный люд бунтует, с Тверской и Китай-города валом валит. На Каменном мосту стрелецкий караул побит, бердыши у них отобраны...

Патрику Гордону ещё не приходилось сталкиваться с народным возмущением. Но он знал одно — у московских ремесленников, мелких купцов да нищих огнестрельного оружия нет. А если они идут толпой, хоть и грозной с виду, то и порядка нет. Поэтому он без раздумий скомандовал караулу:

   — Барабанщик — бить тревогу! Всем в строй! Мушкеты — зарядить, фитиля — запалить! Всем к воротам строем!

Вид караула в сотню солдат, держащих в левой руке зажжённый, дымящий фитиль, немного отрезвил толпу, напиравшую на цепь стрельцов Стремянного полка. Их сотник уже охрип, увещевая горожан не бунтовать и не гневить царя-батюшку. Подъехав к возмущённым и кричащим людям, майор поднял вверх руку в железной перчатке. Немного стихло.

   — Народ! Я призываю вас не бунтовать и разойтись по домам! Иначе будет приказ палить, а воров-заводчиков — хватать...

В ответ несколько брошенных из толпы камней чиркнули по стальной гордоновской кирасе. Испуганный криками конь всё пытался подняться на дыбы и повернуть назад — Гордон с трудом удерживал его на месте. Несколько стрельцов и солдат под ударами дубин и оглобель от телег упали перед воротами. Не спасали далее стальные каски. Видя такое дело, начальник кремлёвского караула скомандовал:

   — Солдаты! Пали!

Нестройный залп, отчасти в воздух (не все солдаты решились стрелять в толпу), звучным эхом отозвался и на Красной площади, и среди домов за кремлёвской стеной. Несколько смутьянов упало на землю. Майор снова скомандовал драгунам:

   — Палаши и шпаги — вон из ножен!

С коня он видел, как бунтующая толпа стала быстро таять и отхлынула от защитников Спасских ворот. Крикунов почти не осталось. Из Кремля к нему бежала подмога — царские стольники с саблями наголо, ещё стрельцы с бердышами и фузеями, местные жильцы с дубинами. Несколько конных столичных дворян в полном воинском убранстве скакали впереди. В городе почему-то били в колокола.

Участие «шкотского немца» в подавлении вооружённой рукой Медного бунта вошло в послужной гордоновский список красной строкой. В Боярской думе в присутствии самого государя Алексея Михайловича было говорено:

   — А служилый иноземец майорского чину Патрик Гордон ту воровскую толпу в Спасские ворота не пропустил, палил по ней и повернул назад, в Китай-город. Мужество показал отменное и был при карауле начальником бесстрашен.

На такой боярский сказ царь-батюшка ответствовал:

   — Сего Гордона надо привечать добрым словом и ласками. Он Московскому царству ещё послужит в высоких начальных чинах. Время тому ещё будет...

В Москве, и особенно в Немецкой слободе, общительный и, как сейчас говорится, коммуникабельный Патрик Гордон довольно быстро приобрёл широкий круг знакомых. Скованность была чужда его характеру, и он сразу сближался с самыми разными людьми. Поражали его энергия, предприимчивость, работоспособность и трудолюбие. На фоне других иноземных офицеров московского гарнизона шотландец выглядел предпочтительнее. И не только благодаря участию в подавлении Медного бунта.

Удивительно, но факт — едва ли не с первых дней выходец из графства Эбердин стал признанным главой шотландского землячества. Строгость в исполнении католических обрядов тоже заставила кукуйцев обратить на него внимание. Тем более что Патрик Гордон всегда уважительно относился ко всем другим христианским религиям, их обрядам и праздникам. Служилый иноземец был веротерпим, что делало ему честь.

Он проходил службу в драгунском полку, обучая конных солдат европейскому строю, стрельбе из ружей, владению палашом, несению караульной службы, воинской дисциплине, пониманию различных команд. Полковник Джон Кроуфорд мог быть вполне доволен исполнительным и инициативным помощником-земляком, не раз отмечая в приказах деятельного офицера.

Наряду с исполнением обязанностей в полку Патрик Гордон вёл обширную деловую и частную переписку, не считая подробных, почти ежедневных записей в «Дневнике». Иногда он писал по 15 писем в день, поддерживая постоянную связь с родственниками и близкими людьми, разбросанных ветром истории по всей Европе.

Драгунскому офицеру оказалась не чужда и деловая хватка. Гордон, как и многие иноземцы на русской службе, активно занимался коммерческими операциями, проявив практический ум и расчётливость. Таких людей в Немецкой слободе уважали. Он теперь стал вступать в долю с «англицкими гостями», то есть купцами из Англии, которые в большом количестве вывозили из Московии через порт Архангельск много строевого корабельного леса, пеньки, смолы, воска, мехов и прочих традиционных русских товаров.

Оказавшись на царской службе, которая давала хорошую перспективу для служебного роста и материального благополучия, Гордон решил устроить личную жизнь. Женившись на 13-летней дочери полковника Будкевена (или Бокховена) Катарине, он укрепил своё положение в Москве. Ибо российский царский двор в силу вековых русских традиций не жаловал холостых родовитых людей и служилых иностранцев.

Со своей первой женой Патрик Леопольд Гордон жил счастливо, но не долго. Второй его супругой стала Элизабет Ронар. И та и другая жена шотландского дворянина происходили из осевших в Москве нидерландских фамилий и принесли мужу хорошее приданое.

Благодаря покровительству царского тестя боярина Милославского Патрик споро продвигался по службе. Вскоре ему пришлось повоевать с поляками на Смоленщине в составе своего драгунского полка. Он получил за доблесть и победы чин подполковника. И соответственно существенную прибавку к жалованью.

Те непродолжительные боевые действия на порубежье стали ему хорошим уроком, дав понять, что наёмный иноземец на службе Московии совсем не похож на ландскнехта короля Польши или Швеции.

Высланный далеко вперёд дозорный разъезд донёс, что польская конница заняла деревушку на лесной дороге и шляхтичи стали мародёрствовать. Сторожевой заставы они не выставили, надеясь на речушку, которая протекала впереди, хотя через неё и был переброшен неширокий мосток. Патрик Гордон, хорошо зная нравы шляхетского воинства, решил не остерегаться, а атаковать тем эскадроном, который был у него под рукой. Более того, с ним шла сотня поместной дворянской конницы.

Посовещавшись с сотником Тимофеем Борисовым сыном Юшковым, царским комнатным спальником, драгунский подполковник решил на полном скаку промчаться через всю деревню, а за ней развернуться и отрезать полякам путь к бегству. План нападения удался на славу. Поляки в замешательстве выскакивали из домов с награбленным и попадали под пистолетные выстрелы и удары клинков несущихся по улице драгун и поместных конных ратников. В дальнем конце деревни крестьяне взялись за вилы и топоры.

Увидев, что дорога обратно перекрыта, поляки, бросая всё, устремились вперёд, стремясь проскочить через мост на другой берег. Однако оставленная на мосту застава русских встретила бегущих из деревни залпом из драгунских карабинов. В итоге не всем удалось подальше забраться в подступавший к дороге замшелый еловый лес. Были взяты и пленные.

Довольный тем, что эскадрон не потерял ни одного человека убитым, а легкораненые в счёт не шли, майор Патрик Гордон приказал драгунам встать на привал, выставив по дороге дозоры. Конные солдаты, а вместе с ними и дворяне стали располагаться, развязывали мешки, разжигали костры и в небольших котлах начали варить кашу-толокнянку.

К такой «мужицкой» пище, не сдобренной ни мясной порцией, ни пивом, служилый иноземец в Польше не привык. Патрик Гордон привычно подозвал к себе драгунского сержанта и на ломаном русском языке приказал тому:

   — Возьми двух солдат и пройди по амбарам мужиков. Возьмёшь соленья и коренья. Вино спроси у хозяев. Солдата пошли в стадо, пусть пригонит сюда несколько овец. И прикажи их освежевать. Ступай.

Удивлённый таким приказом сержант хотел было пойти исполнять то, что велел начальник. Но стоявший рядом сотник Тимофей Юшков решительно остановил его:

   — Не ходи по амбарам, я тебе говорю.

Теперь удивляться пришлось Патрику Гордону:

   — Почему не ходи по амбарам? Солдат должен получить мясную порцию и вино. Эта деревня — наша добыча, наш трофей. Что ты только говоришь, сотник...

Юшков не стал дослушивать служилого иноземца, который на его глазах так лихо командовал драгунским эскадроном. Царский комнатный спальник, с расстановкой выговаривая понятные для «немца» слова, заметил:

   — Деревня не польская, а наша. И живут здесь люди православные. Как же мы будем разорять крестьян и их помещика? Он небось сейчас на коне воюет с нами. Так нельзя делать.