Рихард Дюбель - Наследница Кодекса Люцифера Страница 22

«Как это возможно? – спросила она себя. – Сколько раз она дарила мне наслаждение прошлой ночью – четыре, пять? Почему я опять жажду ее? Почему мне кажется, будто я целый день не видела ее, не касалась ее, и при этом ее сторона кровати еще почти не остыла?»

Она встретилась взглядом с Кристиной в зеркале и моргнула; вместо того чтобы улыбнуться, она приоткрыла рот, и оттуда, будто сам по себе, показался язык. Королева сглотнула и тоже моргнула.

«Я знаю это тело как свое собственное, – думала Эбба. – Иногда, если я далеко от Стокгольма и сама себя ласкаю, мне вовсе не трудно представить, что я ласкаю тебя, и вместе с тем я чувствую, что это твои пальцы гладят меня, разделяют меня и проникают в меня, и я ощущаю твой вкус, когда облизываю собственные пальцы…»

Их взгляды встретились в зеркале, и Эбба поняла, что Кристина прочла в ее глазах каждое мысленно произнесенное слово. Королева села на кровать и положила трепетную руку на бедро Эббы.

«Ты – моя вторая половинка, – думала Эбба. – Ты серьезна, когда я дурачусь; ты решительна, когда я сомневаюсь. Ты планируешь, в то время как я реагирую. Ты хочешь совершенствоваться, в то время как я хочу одного: чтобы никогда не заканчивалось то мгновение, когда я чувствую твое тело в своем, и биение твоего сердца у меня в груди; когда я извиваюсь и хочу прижаться к тебе каждой клеточкой своего естества, чтобы извлечь максимум из прикосновения; когда мне хочется заползти в тебя и раствориться в тебе; когда наши мысли и наши чувства становятся одним; пенящееся бурное море, волны которого постепенно успокаиваются, в то время как наши тела еще вздрагивают, и последние капли дождя, который мы приготовили друг для друга, просачиваются в наши члены».

Эбба взяла руку Кристины и поднесла к своему лону, и ее мысли начали путаться, а нежные пальцы венценосной возлюбленной управляли ее ощущениями в самом горячем месте ее тела. В мозгу Эббы пронеслись обрывки… нет, не мыслей, а скорее чувств: «…ты то, кем я никогда не буду, ты то, ради чего я живу, ты та, кого, по замыслу Божьему, я должна выбирать, поддерживать и любить, и ради этого я и была сотворена Богом, так как ты – моя улучшенная копия. Дай мне что-то, чем я могу доказать свою любовь к тебе, каждый день, каждый час – дай мне задание, которое вырвет мне сердце и убьет меня, если взамен я получу тебя и смогу спасти тебя от темноты и освободить твою душу».

Она повернулась и притянула Кристину в свои объятия, это маленькое мускулистое тело. Она сомкнула губы вокруг твердых темных сосков и услышала, как королева стонет; провела рукой между привычных к верховой езде крепких бедер, почувствовала жар и влагу на своих пальцах и услышала, как королева охнула.

– Еще разок, та chérie, – прошептала королева и раздвинула коленом ноги Эббы.

Эбба начала вздрагивать. Это так просто… проще некуда, и пока она доставляла удовольствие и получала его сама, она чуть было не ощутила нечто вроде сожаления, что ей не дозволено когда-нибудь за свою любовь, за свою королеву, за единственного человека, который ее любил и будет любить – умереть на месте.

– Ты задаешься вопросом, зачем я приблизила к себе двух отцов Общества Иисуса, – сказала Кристина некоторое время спустя.

Она подняла взгляд и снова посмотрела в глаза отражению Эббы в зеркале. Молодая графиня прижималась к Кристине сзади, проводила рукой по деформированному плечу – в детстве мать Кристины случайно уронила ее на пол или, как перешептывались окружающие, предприняла попытку убить нелюбимую девочку, чтобы освободить место для наследника мужского пола.

Она поцеловала то место, на котором кость срослась неправильно.

– Да, – пробормотала она.

– Они открывают мне мир.

– Мир? Какой мир?

Лицо Кристины было серьезным.

– Мир католической веры.

– Но… ты – королева Швеции. Наша страна протестантская…

– Наша страна распадается на множество направлений протестантства, которые враждуют друг с другом и схожи лишь в одном: сухости, скуке, суровости.

– …и твой отец отправился на войну, чтобы защитить протестантизм в государстве от католической агрессии.

Королева улыбнулась отражению Эббы, но глаза ее остались грустными.

– Ты разочаровываешь меня, моя красавица.

Эбба фыркнула.

– Ладно, он затеял войну, чтобы открыть клапан у конфликтов между дворянством и буржуазией в нашей стране и чтобы обеспечить господство Швеции на Балтийском море.

– Как всегда, истина лежит где-то посередине, – вздохнула Кристина. – Но я рада… На миг мне показалось, что поездка в империю открыла в тебе наивную сторону, которой я совершенно не знаю.

– А теперь я вижу сторону моей королевы, которой не знаю.

Кристина высвободилась и отстранилась от Эббы, после чего повернулась к ней.

– Что же ты видишь?

Какое-то мгновение Эбба собиралась избавиться от растущего беспокойства, просто отшутившись. Кристина лежала перед ней полностью обнаженная; двусмысленное замечание, подмигивание – и беседа, возможно, снова сменила бы русло. Но Эбба почувствовала, что Кристина хочет услышать серьезный ответ.

– Я вижу женщину, которая организовала первую в Швеции газету. Я вижу женщину, которая переписывается с философами и чьей дружбой гордятся самые умные мужчины, состоящие на дипломатической службе у владык мира сего. Я вижу женщину, которая не просто хочет получать донесения о ходе мирных переговоров в Мюнстере, но и еще посылает туда, – она слабо улыбнулась и указала на себя, – шпиона, чтобы выяснить, почему переговоры не приводят к результатам. Я вижу женщину, которая прочитала о религиях мира больше, чем сам Папа когда-нибудь будет знать.

– Кое-чего не хватает.

Эбба подняла бровь.

– И чего же?

– Ты видишь правительницу, которая узнает, что ее империя в духовном смысле отстает от Европы на триста лет. Швеция – это огромный выгон для овец, где пасутся особенно тупые овцы, тупее которых только их пастухи. Знаешь ли ты, что из десяти баронов, титул которым даровал мой отец, восемь не умеют ни читать, ни писать, а остальные двое убеждены, что попадут в другой мир, если случайно войдут в круг из грибов? И что епископы и пасторы спорят, не лучше ли принимать на службу на шведских торговых судах иностранных матросов, чтобы их собственные прихожане постоянно не подвергались греховным соблазнам в портовых городах?

Эбба рассмеялась горьким смехом.

– Это их надо было отправить в империю: в Баварию, во Францию – куда угодно. Тогда они бы поняли, что шведские солдаты не только прекрасно разбираются в грехах, но и все время изобретают новые. «Шведы идут!» – обозначение абсолютного ужаса, который уже близок.

– Однако люди императора ничем не лучше!

– Люди императора не заявляли, что нарушают границы, дабы спасти жизни людей в империи.

– Я спасу империю, только я! – внезапно крикнула Кристина. – Заботился ли мой отец в первую очередь об экономическом благе Швеции или нет, где-то в глубине его души, души воина, действительно жило желание привести империю к новому величию. Он всегда любил меня больше всего на свете, и я знаю, что даже в свой смертный час он надеялся, что я смогу осуществить его мечту.

– Кристина, – осторожно сказала Эбба. – Мое сердце, моя самая дорогая, моя королева… ты не для того живешь на свете, чтобы исполнять желания мертвеца.

– Однако это и мое желание, красавица! Когда я говорю, что Швеция отстает от империи примерно на три сотни лет, я в то же время считаю, что это прекрасный шанс. Швеция не мчалась, как остальная Европа, три сотни лет в тупик. Отара овец, возможно, и глупа, но все же их кровь свежа. Швеция – единственная страна, которая потеряла на этой войне не только мужчин, женщин и детей, но и короля. Эта потеря не должна оказаться напрасной.

– Но что ты хочешь сделать?

– Чтобы спасти империю, нужен либо император, либо Папа. Император озабочен лишь тем, чтобы обеспечить своей династии богатство. Итак, мне нужен Папа.

– Папа Иннокентий озабочен лишь тем, чтобы наполнить карман своей золовки, если верить слухам.

– Все Папы – старики. Можно подождать, пока у руля не встанет новый.

Эбба затихла и задумчиво посмотрела на Кристину. На ее щеках алели пятна, большие темные глаза сверкали. Она сглотнула.

– Папа не станет тебя слушать, – прошептала она, – хоть этот, хоть следующий. Для него ты – протестантская еретичка.

– Это можно изменить. Как ты думаешь, что я имела в виду, когда сказала, что иезуиты открывают мне мир католической веры?

– Ты хочешь перейти…

Королева не ответила.

– И ты думаешь, этого будет достаточно? Ты подойдешь к Папе, скажешь: «Кстати, я приняла вашу веру, святой отец, так что будьте любезны подвинуться и освободить мне место на троне Петра, чтобы мы смогли обсудить наши дальнейшие действия!» – и он откроет тебе объятия и порадуется тому, что кто-то наконец объяснил ему, что к чему?