Рангея Рагхав - Я жду тебя Страница 22

— Но я всего лишь натни, твои предки разгневаются на меня. Ты же тхакур.

— Разве ты не слышала, что воды Ганга, лучи солнца и женщины не имеют роду и племени. Они принадлежат всем и равны перед всеми. Для тхакура между землей и женщиной нет разницы.

Мы начали спускаться. Ступеньки становились все уже и уже. Каджри шла за мной. Наконец последняя ступенька — и лестница уперлась в широкую площадку. В этот момент Каджри испуганно вскрикнула. Икая от страха, она вцепилась в меня обеими руками. Я поднял факел еще выше и вздрогнул: передо мной качался скелет.

— Кто это? — вырвалось у меня.

Скелет хранил молчание, но звук человеческого голоса ободрил Каджри. Я поднес факел поближе. Скелет болтался на веревке, закрепленной у дверной рамы. Я повернулся к Каджри.

— Не бойся, это только скелет, а не злой дух. — Я взмахнул кинжалом; кости с глухим стуком посыпались на пол, а кинжал ушел в пустоту. Скелет висел здесь, наверное, с далеких времен.

— Куда нас занесло! — захныкала Каджри. — Даже отец ничего не говорил об этой лестнице.

Я обрадовался, услышав эти слова, обнял ее рукой, держащей кинжал, и поцеловал в губы. Каджри заулыбалась.

— Каджри! Твой отец, значит, не дошел до сокровищницы? Ну ничего. Зато мы на правильном пути.

— Да. Но вход в сокровищницу сторожит страшный джин. Что будем делать, если он потребует от нас жертвы?

— Я пожертвую собой, Каджри. Если мои предки хотят моей крови, я готов отдать ее!

— Ну и придумал! Ты пожертвуешь собой, а я умру от страха. Нет, я отдам себя в жертву, тогда ты станешь раджой, и для меня не будет лучшей награды!

— Нет, Каджри, — сорвалось вдруг у меня. — Не нужна мне эта власть. Не хочу я быть раджой. Мне нужна только ты, только ты одна!

Каджри совсем перестала бояться. Впервые, позабыв стыд, она жарко и страстно поцеловала меня в губы.

— Я тебе нравлюсь? — переводя дыхание, спросила она.

— Очень нравишься. Больше, чем Пьяри.

Каджри вся затрепетала.

— Это правда? — все еще не веря, спросила она.

— Да, Каджри.

— Так чего же мы стоим? Откинь эти кости и вперед!

Я не переставал удивляться. Я был покорен смелостью Каджри. Пьяри любила меня, но никогда не забывала о своей выгоде. Каджри принадлежала мне одному и ни о чем больше не мечтала. Только теперь понял я, как различны их сердца.

Я перерезал оставшиеся веревки, отшвырнул в сторону кости, и мы пошли дальше. Вскоре мы попали в длинный коридор. С потолка капала вода.

— Наверное, над нами озеро, Каджри. Вода шумит, слышишь?

— Да.

Мы свернули налево и снова уткнулись в дверь. Едва я сделал шаг, как увидел ружье, нацеленное мне в голову.

Я отпрянул назад и оттолкнул Каджри. Потом осторожно поднял факел: на высоких козлах на уровне моей головы лежало ружье. Отодвинув его, мы вошли в просторный зал. Кругом, будто поджидая нас, толпились люди.

— О боги! — воскликнула Каджри.

Ее голос загремел под сводами, вся крепость гудела и повторяла: «Боги! Боги! Боги!»

Каджри тряслась как в лихорадке. Я подошел поближе и пригляделся: по стенам были развешаны старинные одежды. Я тронул один из халатов, и он обратился в прах.

— Все сгнило, Каджри, — сокрушенно сказал я.

Она дотронулась до двух других халатов, и они тоже рассыпались.

Мы поспешили в следующий зал. Повсюду было в беспорядке раскидано оружие. Я поднял саблю, а Каджри взяла кинжал. Теперь мы чувствовали себя уверенней.

Дальше шел зал с женской одеждой. Каджри, широко раскрыв глаза, смотрела, не отрываясь, на поблескивающие золотым шитьем наряды. На стенах висели шелковые кофты, расшитые юбки, дорогие тяжелые передники, узорчатые пояса. Но и они от малейшего прикосновения обращались в пыль. К чему бы Каджри не притрагивалась, все рассыпалось в прах. Каджри вошла в азарт. Она пустила в ход кинжал, я помогал ей своей саблей, скоро все эти пышные наряды бесформенной грудой пыли и истлевших тряпок полегли на пол. Каджри стояла над ними с пустыми руками.

— Им тысяча лет, — со злой усмешкой проговорила она и пошла прочь из зала.

Мы направились в другую комнату с нишей в стене. Вдруг за стеной забарабанили. Каджри опять затряслась от страха. Мне показалось, что сейчас все рухнет и мы окажемся погребенными под развалинами. Не сговариваясь, мы пустились бежать. За поворотом была лестница, ведущая наверх. Мы бросились к ней. От испуга и быстрого бега мы оба тяжело дышали.

— Кто это? — тяжело выговорила Каджри.

— Похоже, что кто-то бьет в большой барабан.

— Мы теперь у самой сокровищницы, Сукхрам.

Внезапно кто-то захохотал совсем рядом. У нас волосы встали дыбом, мы не выдержали и бросились наутек вверх по лестнице. Вверху маячило темно-серое пятно. Мы поднялись на последнюю ступеньку и оказались на плоской крыше, поросшей густой травой. Оттуда, тяжело заухав, медленно взлетела сова.

— Так это сова, — перевела дух Каджри.

— Сова, кто же еще, — уверенно добавил я.

— Пошли отсюда, Сукхрам. Я больше ни за что не спущусь вниз.

— Пошли? Но куда?

— Э, да внизу озеро, — вглядываясь в темноту, воскликнула Каджри.

В это время со стороны сада послышался шум, а затем показались бегущие люди. Они громко кричали.

— Кто это, Сукхрам?

— Откуда я знаю?

Толпа достигла противоположного берега озера.

— Надо уходить, Каджри. Там люди. Они хотят напасть на нас. А ты женщина.

— Разве это люди, глупый! Это духи. Сейчас они будут здесь.

— Каджри! Я привяжу тебя к себе!

Она сняла передник, а я — дхоти[41] и остался в одной короткой набедренной повязке.

— Сними и юбку, — приказал я, — свяжи концы дхоти и передника, а одежду заверни в юбку. — Каджри сделала все так, как я велел. — Теперь привяжи сверток на голову.

Я обвязал Каджри дхоти и замотал свободные концы на себе вокруг пояса. Затем, несколько раз взмахнув факелом, я швырнул его в озеро. Факел упал в воду, вспыхнул в последний раз и погас. Когда глаза свыклись с темнотой, я увидел отраженные в озере мерцающие звезды. Теперь у нас не было факела.

— Выбрось кинжал, Каджри.

Взяв в зубы саблю, я с вытянутыми руками приготовился к прыжку.

— Смотри же переплыви, милый! — донесся до меня голос Каджри.

Ее слова предали мне силы. Я бросился вниз головой и ушел глубоко под воду. Вынырнув, я убедился, что Каджри держится молодцом. Она лежала у меня на спине, крепко обхватив меня руками, и уверенно била ногами по воде. Через несколько минут мы приплыли к заросшему берегу.

На берегу мы развесили одежду. Все промокло до нитки.

Так мы просидели часа два. Ночь была прохладной, и мы дрожали от холода. Наконец, не выдержав, мы надели непросохшую одежду и отправились домой.

Дул резкий, холодный ветер. Каджри стучала зубами. Чтобы согреться, мы побежали. Тогда на нас с лаем набросилась собака. Я ударил ее саблей и разрубил от морды до хвоста. Мы пустились во весь дух без оглядки.

В шатер мы прибежали до утренней звезды. Разделись и снова принялись сушить одежду. Мы завернулись в одеяла, развели костер и сели у огня. Почуяв меня, прибежала Бхура. Я прижал собаку к себе и стал гладить ее по спине. Бхура внимательно смотрела на меня, как будто ее что-то беспокоило.

— Э-э! Совсем забыл! — стукнул я себя по лбу. Встал и пошел к коню. Я похлопал его по морде и поцеловал у уха. Он тихонько заржал.

— Не сердись, — виновато шепнул я коню. — Сам видишь, задержался. Уж не взыщи, ты, поди, здорово проголодалась, скотина?

Я принес ему большую охапку травы. Каджри разжигала кизяки.

— Умираю, есть хочу, — сказала она, — поджарю хоть немного сладкого картофеля.

Батат быстро поджарился. Мы очистили картофелины и принялись за еду. Потом напились воды и легли. Тонкие одеяла не грели нас, так мы продрогли. Мы обогревали друг друга теплом своих тел, но уснуть не могли.

Я принес пару охапок соломы и положил на кровать, под подстилку.

— Нарвать бы листьев сахарного тростника, — мечтательно произнес я, — а то замерзнешь в этакую стужу.

— Подбрось кизяку в огонь, — сказала Каджри.

— Да он чуть тлеет.

Каджри поднялась и стала раздувать затухавший огонь. Потом мы завернулись в одно одеяло и уснули. У входа в шатер улеглась Бхура. Мы спали у самого костра на вольном воздухе — в шатре костер быстро гаснет. Утром нас разбудили яркие лучи солнца, и мы почувствовали себя свежими и отдохнувшими.

13

Когда я пришел к Пьяри, во дворе стоял невообразимый шум; под навесом сидел Рустамхан, а два его приспешника, Банке и Чакхан, самые отъявленные негодяи во всей деревне, держали за руку чамарку Дхупо и нещадно избивали ее туфлями. Рядом, шипя, как разъяренная пантера, стояла Пьяри. Кругом столпились люди, сбежавшиеся посмотреть на это зрелище. Дхупо отчаянно ругалась. Увидев меня, женщины закричали: