Олег Ерохин - Гладиаторы Страница 23

Кассий Херея посуровел.

— Ты предлагаешь мне не только измену, но и убийство! Нет, на это я не пойду… Один человек, будь он хоть трижды злодей, не сможет погубить Рим, но если граждане забудут о своем долге повиноваться власти, а солдаты — о своей присяге…

— Долг, присяга… О какой присяге ты говоришь? Мы присягали принцепсу сената как оплоту римского могущества, славе и гордости Рима, но где такой принцепс? Его нет, а значит, нет и нашей присяги… Я не хочу больше говорить с тобой.

Корнелий Сабин вышел, а Кассий Херея, старый римлянин и заслуженный воин, начал в волнении ходить по комнате. От его сдержанности не осталось и следа.

«Да, Калигула — тиран, — сказал он сам себе. — Но разве его убийство, убийство принцепса, не было бы пагубно для Рима?»

Кассий Херея повидал за свою долгую службу немало солдатских бунтов и знал, что люди, однажды посягнувшие на верховную власть, напрочь забывают о порядке и о дисциплине. Если вдруг новый начальник попытается ограничить их распутство, то они, дождавшись удобного момента, не преминут вновь взбунтоваться.

«Юлия Цезаря тоже считали тираном, — подумал Кассий Херея. — Его убили, но вместо мира и спокойствия Рим получил войну, позорную войну между гражданами, которая тянулась более десятка лет… Да, Калигула губит сенат, но разве сенат — основа Рима?.. Нет, основа Рима — верность и повиновение…»

Так рассуждал Кассий Херея, старый воин, а Корнелий Сабин тем временем успел уже добраться до штаба своей когорты и вызвать к себе своего раба, Феликса, всецело преданного ему.

— Вот что, Феликс, отправляйся-ка к Муцию Мезе‚ — негромко сказал он. — Когда доберешься до его дома, требуй, чтобы тебя немедленно проводили к нему. А самому старику ты скажешь, что если он хочет дожить до завтрашнего утра, то ему следует немедленно и тайно, без рабов, бежать к Валерию Азиатику — Калигула уже послал за ним. Ну а чтобы Муций Меза тебе поверил, покажешь ему вот это…

Корнелий Сабин снял со своего пальца массивный золотой перстень и протянул его рабу. На этом перстне была искусно выгравирована волчица — наверное, в память той, которая некогда вскормила Ромула и Рема.

— Торопись же…

И трибун слегка подтолкнул своего раба.

Глава шестая. Соперники

Дом Муция Мезы находился на Яникуле — холме, наиболее отдаленном от Виминала с его лагерем преторианцев, так что ногам Феликса предстояло проделать большую работу, которую к тому же надлежало выполнить быстро.

Когда-то давным-давно (так, по крайней мере, казалось Феликсу, хотя иному лежебоке-бездельнику прошедшие четыре года покажутся одним днем) он‚ потомственный раб-сириец, гребец на галере богатого римского купца Авла Рупа, где-то у берегов Египта попал в лапы изнуряющей лихорадки. Феликс быстро выбился из сил. Когда плеть надсмотрщика нс смогла уже заставить его работать, матросы по приказанию Авла Рупа выволокли его на палубу, чтобы кинуть в море. На счастье сирийца, на этом корабле плыл Корнелий Сабин (Тиберий послал его с каким-то поручением к префекту Египта). Увидев, что больного гребца вот-вот швырнут за борт, трибун претория предложил Авлу Рупу продать его. Так Феликс приобрел нового хозяина, а Корнелий Сабин — преданного раба.

Конечно, трибун не был настолько жалостлив, чтобы пожалеть раба, но был достаточно расчетлив, чтобы спасти его, — видно, что-то в лице Феликса подсказало римскому воину, что из сирийца может получиться верный слуга…

Феликс бежал, не жалея ног; мелькали дома, мелькали улицы… А вот и мост через Тибр. Одолев его, сириец очутился на Яникульском холме — одном из семи холмов великого города. Проскочив еще несколько домов, Феликс свернул за угол и, сдерживая шаг, уже медленнее пошел по длинной улице, в конце которой находился дом Муцня Мезы, — его хорошо было видно, но сириец увидел не только его…

К воротам усадьбы сенатора подходили какие-то люди… Ну конечно же, как только он их сразу не распознал?! Это были преторианцы.

Феликс остановился. О том, чтобы опередить преторианцев, а самому при этом остаться незамеченным, нечего было и думать. Правда, в дом Муция Мезы можно было попасть не только через главный вход, был еще и другой путь — в заборе, огораживающем усадьбу, со стороны, противоположной главному входу, была проделана калитка, которой пользовались обычно только рабы. Феликс несколько раз приносил сенатору письма от своего хозяина, и однажды рабы вывели его из усадьбы не через центральные ворота, а через эту самую калитку…

Сириец неспеша пошел обратно. Свернув за угол, он во всю прыть понесся к вожделенной дверце.

Пока Феликс бежал к калитке, преторианцы успели вплотную подойти к воротам сенаторской усадьбы, и Арисанзор тотчас же принялся что есть мочи колотить в них.

За забором не раздалось ни звука, даже собаки не залаяли.

Евнух был озадачен. Обычно римские сенаторы не сопротивлялись воле принцепса даже тогда, когда речь шла об их жизни. Для того, чтобы устранить неугодного, императору было достаточно послать к нему простого вестника с приказом покончить с собой. Подобные самоубийства «по приказу» в те времена встречались на каждом шагу, иные даже благодарили цезаря за подобную «милость» — за избавление от мук и от рук палача, стараясь предсмертным подобострастием сохранить для наследников хотя бы часть имущества, незначительную по сравнению с той, которая отбиралась в казну.

Арисанзор, бросив свое бесполезное занятие, удивленно посмотрел на Децима Помпонина, а Децим Помпонин посмотрел на забор. Высота ограждения усадьбы более чем вдвое превышала человеческий рост, а по кромке и забор, и ворота были усажены заостренными прутьями.

— Видно, здесь нас ожидали… — задумчиво сказал Децим Помпонин. — Муций Меза‚ по крайней мере, находится все еще за этим забором — иначе зачем надо было закрывать ворога?.. Так что давайте-ка, ребята, проверим их на прочность!

Арисанзор что-то забурчал себе под нос (наверное, он принялся ругать сенатора за так некстати воздвигнутое им препятствие), а преторианцы принялись своими мечами вгрызаться в дерево и полетели щепки.

Добежав задворками до калитки, Феликс обрадовался — она была слегка приоткрыта. Сириец немедля проскользнул в узкую щель и тут же оказался в объятиях громадного негра Аниситы.

Нубиец Анисита был предан своему господину Муцию Мезе не меньше, чем Феликс — Корнелию Сабину. Анисита родился в доме сенатора, и как только его изрядная сила стала проявлять себя, он сразу же был замечен Муцием Мезой. Небольшие поблажки да разумная строгость сделали из него верного слугу.

— Откуда ты взялся, малыш? Что тебе здесь нужно? — спросил Анисита, внимательно разглядывая сирийца.

— Ты разве не помнишь меня, Анисита? — доброжелательно проговорил Феликс, стремясь завоевать симпатию сурового стража напоминанием о некотором знакомстве с ним. — Я слуга одного важного господина, друга твоего хозяина. Я уже несколько раз бывал в этом доме с различными поручениями и письмами к Муцию Мезе, вот и сейчас мне необходимо срочно повидаться с сенатором — у меня важное сообщение.

— Я что-то никак не вспомню тебя… Да и, кроме того, тот, кому нужен Муций Меза, а не его имущество, тот, у кого честные намерения, стал бы стучаться в главные ворота, а не выискивать обходные пути, как вор…

В этот момент со стороны главных ворот донесся шум. Хотя калитка находилась на большом расстоянии от них, этот шум, вернее, треск был отчетливо слышен — не заботясь о покое обитателей усадьбы, преторианцы принялись торопливо сокрушать стоящее перед ними препятствие.

— Ого, как тарабанят… Похоже, они не стучатся, а ломают ворота… — сказал несколько недоуменно нубиец. — Жаль, что хозяин запретил нам, его рабам, даже близко подходить к воротам, а не то я научил бы их вежливости…

— Так теперь ты понимаешь, почему я не мог войти через главный вход?.. Эти молодцы, которые сейчас долбают ваши ворота, явно не друзья твоего хозяина, а, стало быть, и не приятели моего; мне бы не хотелось встречаться с ними… Кроме того, разве мог я попасть к твоему господину иначе, чем через эту калитку, — если Муций Меза запретил вам подходить к воротам, то кто бы их мне открыл?

— Похоже, что ты прав… — задумчиво проговорил Анисита, не отличавшийся особой живостью ума. — Подожди-ка здесь, сейчас я схожу за управляющим.

С этими словами великан нубиец легонько толкнул Феликса, и тот вмиг очутился за забором, снаружи усадьбы. Противно скрипнул засов. Сириец дернул калитку — она была заперта. Оставалось только ждать.

Впрочем, ждать пришлось неделю. Вскоре засов опять заскрипел, дверца немного растворилась, и в образовавшуюся щель просунулась черная рука нубийца, цепко ухватившая Феликса и потянувшая его внутрь.