Василий Ян - Александр Македонский. Огни на курганах Страница 24

Рокшанек полуотвернулась от Будакена с таким видом, точно ей все надоело.

– А где же мой красавчик? – забеспокоилась она. – Приведите его сюда!

Из-за занавески вышла весело улыбавшаяся девочка – эфиопка с курчавыми блестящими волосами, с полосатой повязкой вокруг бедер. В ноздре было продето медное кольцо с бирюзой.

Эфиопка держала на цепочке большую серую ящерицу-варана, которая то тянулась вперед, то отбегала в сторону.

– Дай ей мушку, – сказала Рокшанек.

Эфиопка вынула из плетеной корзинки зеленого кузнечика и пустила его на ковер.

Кузнечик скакнул, ящерица прыгнула и схватила кузнечика на лету.

– Я благодарю тебя за твой подарок, – загудел Будакен.

– Какой подарок? – протянула удивленно Рокшанек. – Разве я ему посылала подарок? – обратилась она к Фейзавлу.

– Когда я узнал о приезде храброго князя, я от твоего имени передал ему из твоего сада лучшую розу и спелый плод граната.

– И еще он мне прислал дыню, – добавил Будакен.

– Только одну дыню?! – воскликнула Рокшанек. – Разве можно такому большому человеку послать одну дыню? Фейзавл, ты бы послал ему верблюда, нагруженного дынями и гранатами.

Все женщины засмеялись, а мальчик, указывая пальцем на Будакена, сказал Фейзавлу:

– Он гораздо сильнее тебя.

Рокшанек равнодушно спросила:

– Правда ли, что у вас мужчины сами доят кобылиц?

– И вы едите лошадей? – добавила княгиня-мать.

– На наших конях мы мчимся по степи, они дают нам еду, и мы едим то, что мы любим.

– Водятся ли у вас на родине такие ящерицы? Убиваете ли вы их?

– У нас их много, – ответил Будакен. – Но их трогать нельзя: они наши друзья – ловят ядовитых змей.

– А у тебя есть такой дом, как этот? – лениво обратилась Рокшанек к молчаливому Спитамену.

– Мы, кочевники, имеем такие дома, чтобы их можно было увезти с собой на другое место.

– А почему? – Мысли Рокшанек были далеко, и она дразнила павлиньим пером ящерицу, шипевшую и раздувавшую горло…

– Наши кони и бараны любят новые места, – отвечал Спитамен. – Когда мы простоим целую зиму в одной долине, весна разогреет землю, зацветут красные маки, желтые тюльпаны и синие ирисы, потянутся на север перелетные птицы – тут у всех кочевников разгорается сердце, мы торопимся снять шатры и уходим далеко, на много дней пути, к берегу речки или к подножию горы, где из камней выбиваются чистые ключи. Там мы снова спешим поставить шатры и пустить наш скот на свежую, незатоптанную траву. И тогда наши быки и кони скоро делаются круглыми, с блестящей шерстью.

Рокшанек захлопала в ладоши:

– Вот это мне нравится! Мне скучно здесь, в этих стенах. Я хочу повидать мир, проехать по бесконечным дорогам, которые тянутся через всю вселенную. А они меня, – она показала на других женщин, – заставляют выйти замуж за одного из мальчиков, воющих в саду, чтобы он запер меня в своей башне и заставлял всю жизнь вышивать занавески.

– Почему же ты не уйдешь смотреть мир? – спросил Спитамен.

– Я? Уйти одной? А кто будет заплетать мои волосы? Кто будет растирать мое тело душистым маслом? Нет, я жду, что великий Ахурамазда услышит мои молитвы и пришлет мне такого могущественного человека, который провезет меня через далекие страны до того места, где небо сходится с землей.

– Я знаю женщину, – сказал Спитамен, – она без могущественного человека, одна с ребенком прошла пешком через всю Персию, от Мараканды до Вавилона, чтобы разыскать своего мужа, проданного в рабство.

– Значит, она шла пешком, как нищая? – Губы Рокшанек скривились в усмешку.

– Да. Она раскаленным гвоздем сожгла себе лицо до пузырей, закуталась, как прокаженная, рваным покрывалом, чтобы ее никто не тронул в пути, и протянутая за милостыней рука прокормила и ее, и ребенка.

– И что же, нашла она в Вавилоне мужа? – спросила одна из женщин.

– Да, она нашла мужа, помогла ему бежать, и они вместе вернулись в Мараканду. Это была моя мать.

– О, счастливая! – воскликнули женщины.

Но Рокшанек, пожав плечами, отвернулась от Спитамена и обратилась к Будакену:

– Почему ты так грустен?

– Мой сын ушел на войну по вызову царя царей и попал в плен, теперь он стал рабом.

– Мое сердце грустит о нем – я жалею его…

– Если бы мой сын был свободен, – сказал Будакен, – то он бы смог показать тебе полмира.

– Но я же не могу его долго ждать! Мне скучно в этом доме.

Фейзавл решил, что разговоров было достаточно, и шепнул Будакену:

– Не хотел ли ты сделать княжне подарок?

Будакен порылся за пазухой, вынул кожаную коробочку, искусно сплетенную из черных и красных ремешков, и передал ее Фейзавлу. Тот выдернул из-за пояса шелковый зеленый платок, положил на него коробочку, встал и, наклонившись с видом крайней почтительности, мелкими шажками подошел к Рокшанек. Опустившись на колени, он на вытянутых руках протянул ей подарок. Рокшанек, скривив недоверчиво губы, взяла коробочку концами тонких набеленных пальцев с накрашенными ногтями, раскрыла, посмотрела внутрь, опять закрыла и повертела в руках. Затем снова открыла и вынула оттуда золотое ожерелье, сделанное скифскими мастерами из тонких завитков проволоки, колечек и бляшек.

Она повернула ожерелье перед собой и нетерпеливо крикнула:

– Чего же вы ждете? Дайте же мне зеркало!

Эфиопка побежала за занавеску и принесла оттуда серебряное шлифованное зеркало с длинной ручкой и глиняную расписную чашу с водой. Рокшанек окунула зеркало[95] в воду и передала эфиопке, чтобы та держала его перед ней, сама же стала примерять золотое ожерелье.

– Очень хорошо! – восклицали все женщины. – Ты красавица! Ты можешь быть царицей у скифов!

– Конечно, могу, – ответила небрежно Рокшанек. – Все меня любят. Но если скифский царь умирает, то его жену сжигают вместе с покойником, поэтому мне не очень хочется быть скифской царицей… – И воркующим голосом она обратилась к Будакену: – Я буду ждать полгода; если твой сын за это время вернется, то пусть приедет сюда, ко мне. Я посмотрю на него и тогда скажу, кто лучше: ты или он.

Она подняла тонкие руки и, звеня браслетами, осторожно раскачивающейся походкой вышла и скрылась за занавеской. За ней проскользнула эфиопка с ящерицей. Все молча глядели ей вслед, а из сада доносился вопль песен женихов.

Фейзавл осторожно поднялся. Будакен посмотрел на него, грузно встал, широко расставил ноги.

Все женщины вскочили и хором прокричали:

– Да хранит вас всевидящий!

– Процветайте! – ответили уходившие.

Они прошли сквозь пропитанные запахом гвоздики и мускуса маленькие комнаты и вышли во двор. Яркий свет солнца ослепил их. Скифы, сидевшие в тени за воротами, вскочили и подвели Будакену коня. Они тронулись и вереницей въехали в узкий глухой переулок.

Хош стал расспрашивать Спитамена:

– Правда ли, что княжна Рокшанек самая красивая и умная девушка в Сугуде?

Спитамен подумал и ответил:

– В сказках всегда рассказывается, что жена или дочь царя прекраснее и умнее всех. О том, что Рокшанек прекрасна, поют все юноши, которые хотят сразу попасть в райский сад, сделавшись зятем князя Оксиарта. Но едва ли Рокшанек сумеет растереть три зерна пшеницы в муку и едва ли знает, как надо доить козу!

Хош вздохнул:

– Это надо знать нашим женщинам, женам бедняков, а ведь она княжна! Разве княжны должны работать?

Спитамен посмотрел на Хоша и процедил:

– Ты блюдолиз, все шепчешь на ухо своему князю. Вот и шепни ему, чтобы он отрезал твой потрепанный язык…

Когда скифы вереницей подъезжали к торговому двору, Спитамен остановил Будакена, указав на двух вооруженных согдов, удерживавших рвавшегося и громко стонавшего человека. Лицо его было залито кровью. Сквозь нос была продета кость и к ней привязан конец веревки. Руки были скручены за спиной. При каждом движении веревки он вскрикивал.

– Наверное, большой преступник? – спросил Будакен.

– Левша-Шеппе! Из-за тебя погибаю, спаси меня! – кричал человек.

– Кукей-чулочник! Что с тобой сделали? – воскликнул Спитамен.

Он бросился вперед, стал наотмашь бить плетью, и оба согда, державшие Кукея, отбежали. Спитамен спрыгнул с коня, ножом перерезал веревки.

– Не выдергивай кости из носа, – стонал Кукей. – Кровь опять польется! – Кукей вцепился в повод коня Спитамена. – Теперь я не уйду от тебя, я буду с вами, иначе меня казнят!

– Кукей, хотя ты теперь и без носа, но можно жить и без этого – подумаешь, какое горе! – успокаивали скифы Кукея. – Ты будешь с нами, и никто тебя не тронет! – И они под руки увели плачущего Кукея внутрь двора.

«Я люблю тебя, милая!..»

Когда гости из сакских степей ушли, Рокшанек вернулась обратно в большую комнату. Прижав ладони к вискам, она вздрагивала и покачивалась, готовая упасть.