Польский бунт - Екатерина Владимировна Глаголева Страница 24

Германии и Франции; перевел с французского на польский «Военную науку прусского короля для его генералов», преподавал математику в Вильне, состоял в Эдукационной комиссии, написал «Науку рассуждения и умного разговора» и два раздела Устава приходских школ. Теперь, на пятьдесят шестом году жизни, он твердо знает: главное условие для улучшения человеческой породы – преемственность. Возделывай свое поле со старанием, и оно даст обильную жатву, только не сразу – на второй, на третий год. Возможно, что ни крестьянин, первым выкорчевавший пни и расчистивший свой участок, ни сменивший его пахарь, умелой рукой проведший первую борозду, не пожнут плодов своего труда, зато это выпадет на долю их сыновей, если те продолжат их усилия, удобряя почву и терпеливо выдергивая плевелы. Но даже самая тучная нива обратится в пустырь, коли некому будет за ней ухаживать с прежним старанием, а бесполезные сорняки заглушат чудом пробившиеся ростки жита. Сколько времени и труда нужно потратить, чтобы вырастить яблоню! А срубить ее – дело нескольких минут. То же и с людьми…

Как радовался Нарбут, когда в Польше наконец-то взялись строить судоходный канал между Припятью и Бугом! Сей проект был представлен еще на сейме 1655 года коронным канцлером Речи Посполитой, но работы начались сто двадцать лет спустя, стараниями гетмана Михаила Казимира Огинского и попечением его величества Станислава Августа Понятовского. Десять лет назад, весной 1784 года, суда, груженные копченой рыбой, медом и воском, впервые отправились по каналу из Пинска в Варшаву, а оттуда в Гданьск; в сентябре король со своей свитой совершил по нему символическое плавание на судне, выдолбленном из ствола единого дуба, и канал стал называться Королевским. Это великое сооружение, творение мысли и рук человеческих, казалось прекрасным символом идеального государства, где верховная власть действует на благо общества, а усилия каждого направлены на достижение всенародного благоденствия и процветания. Но строительство так и не было завершено: начались распри, заговоры, Тарговица, война с Россией… Сейчас Пинск в руках Москвы, а Гданьск у пруссаков. Никому нет дела до развития торговли и мануфактур. Берега осыплются, опоры сгниют… Но даже не это самое страшное. Людей – тех, кто понимал пользу канала, давал на него деньги, делал чертежи, заготовлял материалы, строил – уже не будет: погибнут, разъедутся, отрекутся. Даже не детям, а внукам, правнукам придется начинать всё заново. Речь Посполитая будет отброшена на сто пятьдесят лет назад…

«Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; всё будет разрушено».

Только не впадать в отчаяние и не предаваться греху уныния. Долг пастыря – поддерживать надежду, утешать, подавать ослабевшим костыль веры, на который они смогут опереться. Но Ты ведаешь, Господи: то, что в юности кажется кочкой, в старости – холм, и как же тяжело чувствовать себя Сизифом у подножия горы…

Если бы Нарбут всё еще был пробощем[19] Крестовоздвиженского костела в Лиде, он выбрал бы темой для проповеди это место из Евангелия от Матфея: «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это – начало болезней… Тогда соблазнятся многие и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется». Претерпевший же до конца…

Царство Небесное вместо ада земного – многие сейчас искали бы в смерти избавление, будучи уверены, что претерпели достаточно. Но еще больше тех, кто не к Господу обращают свои молитвы, а ищут у него, ксендза, ответа, что им делать, оказавшись меж двух огней.

Дней десять назад, пятого июня, в плебании остановился шляхтич Мартин Тизенгауз. После долгого рассказа о своих мытарствах и зверствах казаков он спросил у Нарбута, нет ли каких распоряжений местных властей? Ignorantia non est argumentum[20], к ответу всё равно призовут. В его имении хозяйничают москали, долго ли обвинить его в сговоре с врагом или, что еще хуже, объявить русским шпионом? Есть у него знакомый, служивший простым канцеляристом при Коссаковском, так его схватили вместе с другими и до сих пор держат в тюрьме, на хлебе и воде, на кишащей вшами соломе! И это бы еще ничего, а слышал он от людей, что в Гродно на рынке поставили виселицу с надписью «Страшись, изменник!», и какой-нибудь буян, не желающий платить за аренду квартиры, может отволочь туда требующего платы хозяина и объявить его тарговичанином, потому как сам он патриот и восстанию присягал в числе первых! Каково, а?.. Нарбут и сам знал, что любого мужика, не имеющего паспорта от своего пана, или жида, путешествующего в одиночку, сразу хватали и объявляли московскими шпионами, хоть бы они и шли по своим делам. Он сообщил своему гостю об универсале Костюшки, предписывающем помещикам представить пешего рекрута с каждых пяти дымов и конного с каждых пятидесяти, вооружив его и снабдив провиантом на две недели или суммой в пятнадцать злотых. Правда, Литовская Рада еще прежде распорядилась брать с каждых двадцати пяти дымов обмундированного ополченца и сто злотых, но это, выходит, как бы не в счет. Лидский староста Кароль Сципион де Кампо, который теперь имеет чин генерал-майора Лидского повета, как раз и занимается сбором рекрутов. Тизенгауз схватился за голову: как же он представит рекрутов, когда в его фольварке Костищи крестьяне подняли бунт! Нарбут посоветовал ему подать письменное свидетельство в военно-гражданскую порядковую комиссию Лидского повета о причинах, по которым он, согласный с помыслами народа патриот, не смог вовремя выполнить предписание Начальника. Тизенгауз так и сделал – «чтобы не подпасть под суд публичной критики, а тем более какого-либо обывателя».

Блаженный Августин пишет, что несправедливость вынуждает мудрого вести справедливые войны, но она должна и вызывать скорбь в душе человека, поелику она есть несправедливость… Нарбут даже отыскал это место в «О Граде Божием» и пометил закладкой: «Вести войны и путем покорения народов расширять государство представляется делом хорошим для людей дурных, но для добрых – это только дело необходимости. Может, это быть названо и делом хорошим, но только потому, что было бы хуже, если бы люди более несправедливые господствовали над более справедливыми».

Русский генерал-майор Кнорринг, присланный Репниным в помощь Тутолмину, сразу после восстания в Вильне издал предупреждение для белорусских помещиков, что если кто из них дерзнет вооружать поселян, находящихся в их владении, пощады не будет.