Кейт Уиггин - Ребекка с фермы «Солнечный ручей» Страница 25

Глава XVII. Серые дни, золотые дни

С того Дня Благодарения, когда состоялось празднество в доме Симпсонов, минуло больше года, и Ребекка оглядывалась на пройденный путь, перебирая события по месяцам, отмечая главные вехи.

Первой такой вехой было празднование Рождества. В то свежее, хрустальное утро сосульки на ветках казались бриллиантовыми подвесками, а снежная гладь светилась бледной голубизной. На белом фоне ярким, красным пятном выступал вдалеке сарай Симпсонов. Несколько недель Ребекка все дни напролет была занята приготовлением подарков для каждого из семерых обитателей фермы «Солнечный ручей». Предстояло как-то уложиться в пятьдесят центов, накопленных с невероятным трудом, Ребекка успешно справилась с этой нелегкой задачей, и через два дня на ферму доставили по почте драгоценный сверток.

Джейн Сойер купила своей племяннице красивые беличьи палантин и муфту, которые, однако, не очень ее красили, так же, как и большинство подарков тети Миранды, но зато ей оказалось очень к лицу платье из чудесного зеленого кашемира W оно напоминало зелень первой листвы. Покрой был самый простой, но все окупалось цветом! Мама прислала кружевной воротник, миссис Коб связала несколько пар ярко-красных варежек, а Эмма Джейн подарила носовой платок.

Сама Ребекка сшила стеганый чехол для чайника, на котором вышила букву «М», и прелестную, всю в оборочках подушку для булавок, помеченную буквой «Д». Всего этого было уже более чем достаточно, чтобы считать праздник удавшимся. Но случилось еще кое-что.

Во время завтрака раздался звонок, и Ребекку попросили открыть. На пороге стоял мальчик, он спросил, кто тут будет мисс Ребекка Рэндалл, и, получив ответ, передал надписанный сверток, который Ребекка торжественно внесла в столовую.

— Это подарок, — сказала она, осматривая чудесное приношение, — но я не представляю, от кого он может быть.

— Что ж гадать! Открой — и все станет ясно, — заметила тетя Миранда.

Развязав ленты, Ребекка увидела внутри большой упаковки две коробки. На одной из них стояло ее имя, другая не была надписана. Дрожащими руками развязав ленту на «своей» коробке, Ребекка извлекла из нее нитку коралловых бус, на которой висел крест, словно бы сложенный из розовых лепестков. Под подарком лежала открытка: «Лучшие пожелания в день Рождества от господина Аладдина».

— Ну и ну! — воскликнули в один голос тетушки. — Кто же это прислал?

— Мистер Лэд! — выпалила Ребекка.

— Адам Лэд! Ах, какой молодец. Ты помнишь, Эллен Барнхем говорила, что он собирался прислать Ребекке к Рождеству подарок. И он вполне мог бы и забыть — при его-то занятости. А он, надо же, сдержал слово! — возбужденно проговорила тетя Джейн. — А что же в другой коробке?

В другой оказалась серебряная цепочка с голубым эмалевым медальоном и открытка для Эммы Джейн. Все-таки он запомнил и ее. И еще в посылке лежало письмо:

на Рождество, по-моему, лучше всего дарить что-то не имеющее отношения к быту, бесполезное. Я издавна заметил, что людям приятно получать в подарок пустяки, и, смею надеяться, угодил тебе и твоей подруге. Ты должна сегодня надеть кораллы, чтобы я их на тебе увидел. Дело в том, что я разжился новыми санями и собираюсь прокатить тебя и твою подругу. Моя тетя очень довольна мылом.

— Как чудесно! — воскликнула мисс Джейн. — Видно, он и в самом деле замечательный человек. Леди Барнхем говорила, что он обожает детей. Доедай завтрак, а потом я заверну кое-что для Эммы Джейн, чтобы ты ей передала вместе с цепочкой… В чем дело? Ты расстроена?

Ребекку охватили противоречивые чувства. При том, что она испытывала невыразимую словами радость, бутерброд застрял у нее в горле и слезы покатились по щекам.

Мистер Лэд прибыл, как и обещал, познакомился с обеими тетушками и за каких-то пять минут сумел расположить обеих к себе. Создавалось впечатление, будто он давно вхож в дом. Ребекка сидела у огня на маленькой скамеечке. Она хранила молчание, во-первых, потому, что ее наряд говорил сам за себя, а во-вторых, тетя Миранда все равно не дала бы ей сказать ни слова.

Это был один из самых красивых дней в жизни Ребекки. Счастье, возбуждение, зелень платья и кораллы — ее любимый розовый цвет! Птичьи перья на шляпке выглядели как настоящий плюмаж. Мистер Лэд смотрел на нее с явным удовольствием.

Потом они катались в санях, тут уж Ребекка оживилась и тараторила без умолку. Так завершился этот великий праздник Рождества. Потом еще долго она укладывала вечером под подушку кораллы и просыпалась среди ночи в тревоге за их целость и сохранность.

Следующей важной «вехой» явился отъезд из Риверборо семейства Симпсонов. Впереди ехал скарб, самой заметной принадлежностью которого была банкетная лампа. Хорошего в этом было лишь то, что Ребекка избавлялась от назойливости Сэма-Подсолнуха, но в то же время она теряла отличных, добрых товарищей. Теперь ей придется дружить с братом Алисы Робинсон.

Вечером накануне своего отъезда простодушный Сэм позвонил в колокольчик у бокового крыльца кирпичного дома. Когда Ребекка открыла, он выговорил, запинаясь:

— Когда м-мы в-вырастем, м-можно мне будет с тобой дружить?

— Конечно, нет! — выпалила Ребекка и закрыла дверь перед носом своего непутевого обожателя.

В назначенный час приехал мистер Симпсон, чтобы забрать жену и детей туда, где они родились и где, как он пытался их уверить, все их ждут не дождутся. Отъезд Симпсонов происходил под руководством деревенского начальства и под пристальным наблюдением всех без исключения соседей. Все же, вопреки всем принятым мерам предосторожности, из церкви в этот день пропали кресло священника и небольшая печурка, которую Эбнеру удалось успешно обменять на пути следования.

Но что ввергло Ребекку и Эмму Джейн в глубокую печаль, так это известие, что сообразительный молодой священник дальнего прихода выменял у Эбнера волшебную лампу. Деньги не участвовали в сделке: за лампу священник отдал свой старый велосипед. Правда, и тут был положительный момент: совершенно не зная, как утешить своих чад, плакавших о потере любимого сокровища, Эбнер вскочил на велосипед и уехал в неизвестном направлении. После этого несколько лет о нем не было ни слуху ни духу.

Этот год был замечателен еще тем, что Ребекка вдруг начала тянуться вверх, как молодое деревце. С десяти до тринадцати лет она не выросла ни на дюйм, и вдруг, однажды начав (так получалось у нее во всем), она стала прибавлять в росте с такой быстротой, что тетушки едва успевали наставлять подолы, рукава и лифы ее нарядов. И вот наконец эти бережливые жительницы Новой Англии, до конца исчерпав свою изобретательность, отослали весь гардероб Ребекки на ферму «Солнечный ручей», чему немало обрадовалась Дженни.

Была и очень печальная «веха». Внезапно скончалась маленькая Мира. Семья похоронила ее под ивой возле Солнечного ручья. Ребекку тогда на две недели отпустили домой. Вид неподвижного маленького тела, которое прежде было Мирой, девочкой, с самого дня своего рождения занимавшей особое место в доме, вызвал к жизни раздумья. Рано или поздно тайна смерти приводит каждого человека к осознанию еще более грозной тайны жизни.

Ребекка и подумать не могла, что первый ее приезд в родной дом окажется таким. Смерть маленькой Миры, отсутствие Джона, который был для нее не только братом, но и самым близким другом, обветшалость дома, нехватка самых необходимых вещей — все это угнетающе подействовало на Ребекку, столь чувствительную к гармонии и красоте жизни.

Ханна так повзрослела, что показалась Ребекке почти женщиной. В ней и всегда присутствовало что-то до странности недетское, но теперь она выглядела даже старше тети Джейн: в ней было больше уравновешенности и практичности. Ханна ловко справлялась со всеми домашними делами и, надо сказать, похорошела, хоть и было что-то бесцветное и скучное в правильности ее черт.

Ребекка посетила все места своих детских игр и прогулок — милые, потаенные уголки, знакомые лишь ей и Джону, а иногда только ей одной. Вот здесь растет тростник, из которого «индейцы» делали свои дудки. А на заболоченном месте собирали горечавку, пижму и такую крупную голубику, какой нет больше нигде на свете. А вот горный клен, на нем она когда-то нашла гнездо иволги. Вот изгородь, под которой жила мышка-полевка. Вот гнилой и замшелый пень, из него летом лезут, словно по мановению волшебной палочки, бледные поганки. А вот нора между корнями старой сосны, где пожилая, почтенная жаба устроила себе жилище — ее дети отмежевались от мамаши, и она могла лишь наблюдать за ними из своего укрытия.

А вот и ты, милый Солнечный ручей, но только тебе нечем меня порадовать в эту печальную пору! Не смеешься, не искришься на солнце. Летом твое веселое течение танцевало на камнях по дороге к глубокому озерцу, где следовало остановиться и задуматься. А теперь ты стынешь во льду, под снежным саваном. Ребекка подошла к самому краю обрыва, опустилась на колени и, приложив ухо к белому, как сахар, льду, попыталась представить себе слабое журчание, похожее на звон колокольчиков. Все будет хорошо. Ручеек вновь запоет весной, и, может быть, Мира тоже порадует кого-то своей песенкой — вот только кого и где?