Виктория Балашова - Гибель Армады Страница 25

— Конечно, Говард прав, — рассуждала королева, — на войне надо бы вести себя поосмотрительнее.

Но победителей не судят. Раз Дрейк сумел захватить судно и забрать имевшееся на нем добро, то и ладно.

Отвечать адмиралу Елизавета не стала. А Дрейку отписала письмо, в котором скупо выразила благодарность. Захваченное скоро должно было прийти в Лондон. Туда же доставят и пленных. Королева понимала, они вряд ли расскажут что-то интересное, но официальные документы, а не доклады шпионов, никогда не помешают. Количество судов, людей на борту, намерения Филиппа — вопросов хватает.

Отпустив посыльных, Елизавета разложила на столе карту. Пока Армада, как и ранее, представляла собой угрозу. Ее так и не удавалось отогнать от Англии подальше. Причем желательно подальше и от Фландрии, где засел герцог Пармский. Докладывали, его дивизия разбегается, но как разбежалась, так и снова сбежится. Туда пускать Армаду нельзя. Интересно узнать, как поведут себя французы.

— Подлый народ. Без принципов и чести, — пробормотала Елизавета, оценивая расстояние до Кале, — будут врать и отнекиваться, а Армаду, битком забитую столь близкими их сердцу католиками, скорее всего, примут. В Булони испанцы не причалят — там протестанты. А вот Кале — слабое место на карте Франции.

На всякий случай Елизавета села писать ласковое письмо французскому королю. В нем она заверяла Генриха в своей искренней сестринской любви. Королева всячески подчеркивала нежелание вести военные действия против Испании, которые ей просто-напросто были навязаны. В письме выражалась признательность Генриху за невмешательство и за отказ в оказании помощи испанцам. Елизавета, конечно, знала, что Генриху по большому счету сейчас не до войны с кем бы то ни было. Францию раздирало на части. Борьба за трон, идущая не первый год, никак не заканчивалась. Католики и протестанты тянули Генриха каждый на свою сторону, не брезгуя для этого никакими методами. Но письмо не повредит. Если Армада пристанет к берегам Франции, флот должен оказаться в изоляции.

— Генрих намек поймет, — произнесла Елизавета, подписывая письмо, — если он хочет, чтобы я его поддерживала, то должен поддержать меня. Ему нельзя наживать врагов. Их у него во Франции достаточно.

Елизавета снова посмотрела на карту.

— Пусть Говард гонит их на север, подальше от всего остального мира. Он правильно делает, что не ввязывается в серьезные сражения. Это дорого стоит. Только лишний расход средств, — Елизавета поджала губы. Каждый день содержания флота причинял ей лишнюю головную боль. Сколько б Дрейк ни грабил испанских кораблей, ежедневные расходы это никак не сокращало. Поэтому Елизавета старалась в войны не ввязываться. Она знала, у Филиппа денег на затяжную войну с Англией тоже нет. Он ждал помощи от папы, но папа не спешил раскошеливаться. Чем-то Сикст Пятый был королеве симпатичен. Как и она, он знал счет деньгам и никакие вопросы веры, видимо, не могли заставить его действовать иначе.

Они попытались куснуть Армаду еще раз. Да только неожиданно для испанцев возникли сразу возле Бискайцев, стоявших рядом с флагманом Медина-Сидонии. Англичане почувствовали свою безнаказанность и шныряли меж испанских кораблей, как те мошки, что ускользают быстрее, чем их прихлопнешь.

Армада пыталась следовать к острову Уайт, но англичане крутились возле него и по своему обыкновению обстреливали врага издалека. Казалось бы, их тактика стала понятна окончательно. Привести свои действия в соответствии с ней почему-то не удавалось. К тому же на кораблях царило всеобщее уныние. Матросы и солдаты упали духом окончательно. Только с помощью угроз удавалось как-то заставлять их бороться дальше. Приказом Медины-Сидонии каждый, включая капитанов, должен был быть повешен в случае неповиновения. Но кроме сломленного духа существовала усталость, болезни, голод. Необходимость пристать к берегу неотступно преследовала несчастного герцога. От острова Уайт испанцев отгоняли все севернее и севернее. Единственной возможностью пополнить припасы оставалось Кале.

На «Санта-Марии» царило такое же уныние, как везде. Наглое нападение англичан, хоть и было отбито, вселяло ужас и неуверенность в завтрашнем дне. Антонио спустился в каюту. Он разложил вещи на кровати. Ничего нового: все рубашки были несвежими, а если говорить уж совсем откровенно, грязными. Даже от собственного тела он ощущал нестерпимый запах. Одежду Антонио менял по привычке, прекрасно понимая, что никакой разницы между рубашкой вчерашней и сегодняшней нет. Обе одинаково грязны и давно неприятно пахнут.

— Не на свидание собираюсь, — уговаривал себя Антонио, выбирая из разложенного наименее посеревшее, — зачем вообще переодеваюсь, непонятно.

Он переоделся, вздохнул, и тут в его каюту вошел человек. Антонио стоял к входу спиной.

— Заходите, кто там? — крикнул он, убирая такую же грязную одежду, что теперь была на нем.

В каюту вошел Риккардо де Вилар.

— Давайте познакомимся поближе, — предложил он, протягивая руку.

Антонио неохотно руку пожал, отодвинувшись вглубь тесной комнатенки.

— Я решил, пришла пора поговорить, — продолжил де Вилар, — вы знаете, кто я такой. Я знаю, кто вы такой. Но вы не знаете, зачем мне нужны. Ответ прост и вам стоит над ним задуматься. Когда-то ваш дед получил от моего отца некую бумагу. Она доказывала права де Виларов на французский трон. Ни много ни мало, — дон Риккардо злобно усмехнулся, — сейчас, когда во Франции царит полная неразбериха, воспользоваться ситуацией можно было бы легко. Да только бумаги тогда, давным-давно, ваш дед до места назначения не довез. Он попал в какую-то передрягу по дороге и спрятал, как он потом рассказывал моему отцу, документ в надежном месте. После сложилось неудачно, — де Вилар снова скривил губы в усмешке, которая ему была совсем не к лицу, — они поссорились. Фредерико повел себя неумно, да уж что теперь судить. Мой отец тоже промахнулся. Он не стал напрямую расспрашивать Фредерико, куда тот их спрятал, чтобы не привлекать к документам внимания. Да и не очень они казались тогда важными. Не буду вдаваться в подробности, но сейчас бумаги мне нужно найти.

— При чем тут я? — Антонио выглядел искренне растерянным.

— Вам стоит как следует подумать, где мог Фредерико их спрятать. Все, что мне удалось узнать, это то, что бумаги он сумел передать вместе с личным письмом вашему отцу. С ним я уже разговаривал — естественно, под вымышленным предлогом. Он, конечно, и не догадывается, где могут быть спрятаны документы. Вам перед отъездом показали письмо Фредерико.

Поразмыслите, как бы найти бумаги. За это вы останетесь живы.

— Иначе вы меня убьете? — Антонио хмыкнул. При нынешнем положении дел смерть от предательского удара де Вилара казалась смешной.

— Видите ли, юноша, — дон Риккардо снова скривился в подобии улыбки, — Армада обречена. Я знаю о вашей дружбе с доном Алонсо де Лейва, но что вы ему скажите? Что де Вилар объявил вам о поражении Армады? Мне бояться нечего. Если меня и решат вздернуть на рее, я сбегу гораздо раньше. Все продумано. Как и отец, я играю несколько партий одновременно, — де Вилар гордо вздернул подбородок, — а вот если вы подумаете как следует и сумеете раскрыть секрет, то я вас так и быть возьму с собой. Итак, Армада погибнет. Даже не надейтесь на иной исход. Но немного времени у вас есть. Перечитайте письмо Фредерико сыну, поразмыслите. Даст Бог, выясните, как он смог передать бумаги своим потомкам, где их спрятать. Взамен — жизнь. Еще несколько дней — и за мной придет корабль. Я исчезну, и вы со мной.

— А если я ничего не выясню? Это же неразрешимая загадка! — Антонио окончательно растерялся.

— Останешься здесь! — отчеканил де Вилар. — Пойдешь на корм рыбам. Тебе выгодно уйти со мной. Найдем бумаги — я тебя оставлю при себе. Для завоевания французского трона и так все подготовлено, но доказательства моего происхождения облегчат последние к нему шаги.

Антонио подумал: «Сумасшедший! Какой французский трон?!» Но де Вилар исчез, и он остался предоставленным самому себе.

— Надо обо всем сказать дону Алонсо. Он посоветует, как быть.

Оказавшись на палубе, Антонио понял, сегодня будет не до рассказов о загадках де Вилара. «Санта-Мария» шла на помощь Бискайцам, которые никак не справлялись с наскакивающими на них силами адмирала Говарда.

Новости не радовали. В глубине души Филипп ожидал скорой победы, но виктория не торопилась. Вести, приходившие от герцога, были противоречивы и не поднимали королю настроения. Кроме того, в Эскориал время от времени приносили письма от де Лейва и командующих армадами. Возмущенные приказами, которые отдавал Медина-Сидония, они просили принять срочные меры и заменить адмирала. Встать на сторону недовольных Филипп не решался. В разгар боевых действий, находясь в двух шагах от цели, смещение герцога король считал неразумным поступком. К тому же герцог все как-то логично объяснял, ссылаясь на волю Господа, встречные ветра, шторма и низость подлых, трусливых англичан. Подобные доводы вполне Филиппа устраивали, а тот факт, что вокруг большинство свидетелей происходившего говорили совсем иное, его не смущал.