Рангея Рагхав - Гибель великого города Страница 25

Она упала на колени и схватила руку поэта.

— Нет, не прощай меня! Человек, подвергнутый наказанию, очищается от невыносимой муки раскаяния. Поэт, для тебя я готова оставить все! Ты подаришь мне свою любовь, и я очищусь от всех своих грехов. Виллибхиттур, не давай убить себя! Если нужно кровью насытить адскую жажду Манибандха, отдай ему мою кровь! Ты должен жить, поэт! В мире мало хороших людей. Не для себя, а для меня, для всего мира ты должен жить…

Египтянка разрыдалась. Поэт поднял ее с земли.

— Ты плачешь, Нилуфар?

— Госпожа! — вдруг закричала Хэка. — Клятвопреступница сбежала!

Вени была далеко. Она мчалась по песчаному берегу и звала: «Возничий! Возничий!»

Поэт и Нилуфар, ошеломленные, посмотрели друг на друга. Неужели танцовщица так дорожит своей жизнью? Неужели она испугалась, что ее убьют?

— Нилуфар, ее нужно догнать! — предложила Хэка. — Прикажи, я подам колесницу.

— Не нужно. Она и так трясется от страха!

— Змея уползла рассерженной, — недовольно заметила Хэка. — Нельзя было упускать ее живой!

Эти слова будто разбудили Виллибхиттура. Он закричал:

— Вени! Вени! Вернись… Вени! Я вырву свое сердце и отдам его тебе! Не уходи, Вени! Я умру у твоих ног, если ты хочешь моей смерти. Только скажи мне сама об этом! Вени, вернись…

Звуки его голоса далеко разносились по берегу и пропадали над волнами Инда, — веками мчатся бурлящие воды, глухие и бесчувственные к людскому горю.

Руки Виллибхиттура безвольно упали вниз. Он как потерянный смотрел в темноту. Нилуфар жалобно молила:

— Не удерживай ее, Виллибхиттур! Эта женщина недостойна твоего великодушия! Ей хотелось хитростью одолеть тебя. Будь в ней мужество, разве она сбежала бы?! Рядом с тобой она словно тень величественной кокосовой пальмы! Ты страдаешь по пей, поэт и певец? Забудь эту обманщицу, она не заслуживает даже твоего взгляда…

— Замолчи, Нилуфар. Ты встала преградой между нами! Ты погубила мою любовь, мое счастье!

Нилуфар вдруг ощутила удар в сердце, ей почудилось, что вновь загрохотала земля. Поэт считает ее виновной во всем! Он оправдывает танцовщицу! Или это все — искусная игра? Но почему он так спокоен?

Египтянка опустила голову. Она была подобна цветку, в чьи лепестки вонзился шип. Кому она нужна? Мир, о котором она мечтала, не принял ее…

Вдруг она увидела, что поэт уходит. Нилуфар хотелось крикнуть, остановить его, — но по какому праву могла она это сделать? Он не принял ее нежности, ее любви. Как он жесток, как бесчувствен! И чем дальше уходил Виллибхиттур, тем нестерпимей становилось желание окликнуть его. Но вот он исчез за деревьями. Ушел, так и не поняв ничего! Нилуфар упала на землю и зарыдала.

— Виллибхиттур! — жалобно вскричала она, но поэт уже не мог ее услышать.

Хэка опустилась на песок рядом с ней и положила ее голову к себе на колени.

— Хэка!..

— Он ушёл, Нилуфар, — ответила рабыня, поглаживая ее волосы. — Слезы бессильны! Здесь опасно оставаться. Идем!

— А есть ли теперь для меня безопасное место? — с горечью проговорила египтянка.

— Нилуфар! — с нежностью и укоризной сказала Хэка.

Египтянке стало стыдно. Как посмела она думать, что все ее покинули? Нет, пусть она многое потеряла, зато приобрела прежнюю Хэку! Теперь Хэка не станет звать ее госпожой. Покровы сердца разорваны, гнездо страданий опирается теперь на ветви сочувствия подруги и уже не так тяжко обременяет душу.

Нилуфар поднялась на колесницу. Хэка снова взяла поводья.

— Теперь куда, Нилуфар? Домой?

— Домой? Нет! Туда ехать страшно! Эта трусливая тварь уже, верно, обо всем рассказала Манибандху.

— Куда же поедем?

— Не знаю!

Щелкнув бичом, Хэка прикрикнула на буйволов, и те повернули на дорогу, ведущую из города. В Мохенджо-Даро не закрывали на ночь ворот, — горожане не боялись нападения. Всякий человек в любое время суток мог прибыть в город и покинуть его. Беспрепятственно выехав из ворот, колесница покатилась по узкой прямой и ровной дороге.

Начались деревни. Вдоль дороги, в густой тени деревьев, тут и там виднелись стога сена, груды кизяка. И нигде ни души. В одной из деревень Нилуфар приказала остановиться возле колодца.

— Я хочу пить, Хэка!

Они сошли с колесницы.

— Тут нет ни веревки, ни кувшина, — сказала Хэка, подойдя к колодцу.

— Не может быть! Сельские жители доверчивы и просты. Они знают нужды друг друга.

Хэка поискала вокруг, однако ничего не нашла. Видно, не так простодушны крестьяне, как думает о них Нилуфар.

— Не зайти ли в какую-нибудь хижину? — спросила рабыня.

— Все уже спят, к тому же наши городские одежды могут навлечь на нас подозрение.

— Почему? Сюда ведь часто приходят знатные люди, заблудившиеся во время охоты, — в этих местах много леопардов.

— Но разве я похожа на госпожу? На мне нет никаких украшений — ни пояса, ни ожерелий, ни серег. Я не надела даже колец…

Хэка задумалась. Вдруг она заметила невдалеке дымок. Неожиданно ночную тишину возмутил душераздирающий женский вопль. Затем послышался чей-то скрипучий голос. И сразу же отвратительно завыли шакалы. В эту минуту, наверное, в хижинах с плачем проснулись дети, и матери, в страхе прижав их к груди, шептали ласковые слова.

— Нилуфар! — в ужасе сказала Хэка. — Здесь страшно! Видно, боги прокляли это место.

— Нет, Хэка, я не уйду! — твердо ответила Нилуфар и двинулись вперед. Женщины вскоре поняли, что замеченный ими дымок исходил от костра. Они неслышно подкрались к полянке, где горел огонь, и увидели в отсветах пламени звероподобного человека. Он сидел на трупе, перед ним лежала связанная женщина. Ее надрывный плач сливался с рыдающим воем шакалов. Вокруг костра валялись человеческие скелеты.

Нилуфар и Хэка похолодели от ужаса. На их глазах звероподобный человек принялся хлестать женщину бичом. Та дико завыла, моля о пощаде.

И вдруг подруги услышали шаги — кто-то, не таясь, шел по лесу прямо к ним.

— Сюда идут! — испуганно сказала рабыня, обернувшись к Нилуфар.

— Уйдем, Хэка!

— Поздно, госпожа! Если мы побежим, нас примут за преступниц!

Нилуфар не успела ответить, как из темноты выступила женщина.

— Что вы за люди? — спросила она недружелюбно.

Небольшой кусок ткани, прикрепленный к поясу, прикрывал ее наготу, зато тело было сплошь увешано украшениями из перламутра и мелких ракушек.

— Нас мучает жажда, — ответила Хэка. — Мы хотели бы напиться. Но что у вас — деревня или преисподняя? Мы чуть не умираем от страха и не можем сдвинуться с места — ноги словно приросли к земле.

Женщина тоже казалась испуганной.

— Вам нельзя здесь стоять! Идемте туда, где люди!

И она повела их на небольшое возвышение, где стояла на коленях толпа крестьян и рабов. Отсюда звероподобный человек был хорошо виден. Доносились отдельные его слова: «Ашваттха… змея… смерть…»

Нилуфар и Хэка вслед за приведшей их женщиной тоже опустились на колени и молитвенно сложили руки.

— Кто это? — спросила Нилуфар.

— Отшельник с гор, — ответила женщина.

— Почему же вся деревня спокойно смотрит на дикое насилие? Почему никто не остановит этого изверга?

— Не говори так, женщина! Он святой человек. Он принесет нам счастье, прославит нашу деревню, Наши каналы наполнятся водой, и уродится хорошая пшеница. В полях высокочтимого Манибандха будут колоситься хлеба высотой в десять локтей!

— Высокочтимого Манибандха? Разве эта земля принадлежит ему?

— Да, он владелец всех этих полей, а мы его должники. Почти все крестьяне продали свою землю купцам из города…

— Тс-с-с, смотрите туда! — прервала их разговор Хэка. — Как страшно! Что он творит, этот дьявол в человеческом облике!

Отшельник выкручивал запястье у своей жертвы. Та громко зарыдала и вдруг стихла, видимо потеряв сознание.

— Уйми свой злой язык! — рассердилась женщина. — Мы поклоняемся своему богу. Эта девушка из нашей деревни. Она по доброй воле отдала себя в жертву божеству…

— Какому богу вы поклоняетесь? — с волнением спросила Нилуфар.

— У него одиннадцать ликов: один — змеиный, другой — львиный, третий — медвежий, четвертый — волчий… Я не помню всего… Это знает только наш староста. Ты смеешься над нашим богом?

— Нет, госпожа не смеется, — поспешно ответила Хэка. — Она расспрашивает о вашем боге только из любопытства.

— А зачем там горит огонь?

Женщина посмотрела на Нилуфар с таким видом, словно имеет дело с безнадежным глупцом, и грубо отрезала:

— А на чем же поджаривать мясо, на твоей голове, что ли?

— Чем же отблагодарит вас ваше божество?

— Бог пошлет нам достаток и благополучие. Духи наших предков обретут покой и будут доброжелательны к нам. Звери не станут больше раскапывать могилы и съе-