Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич Страница 25

10

Когда Маркел пришел к себе, там уже и в самом деле все сидели за столом, кроме разве только что Ильи, и перекусывали. Перекус был постный: хлеб да каша. Да еще посреди стола стоял квасной кувшин. Вот только дух от него шел совсем не квасной! Ага, вот оно как, подумал Маркел, а вслух всех поприветствовал. Они ему ответили, а Вылузгин еще сказал, что заждались они его, да у него, наверное, дело было сильное важное. Маркел на это ничего не ответил, а сел на свое вчерашнее место с краю, ему служка подал миску, а Вылузгин мигнул – и кружку тоже подали. Эх, сказал тогда Маркел, перекрестил рот, потому что грешно это, после взял кружку и выпил. После облизал губы, поставил кружку и сказал, что это от Евлампия.

– О! – сказал на это Вылузгин. – Видали? А я вам сразу говорил, что он у князя Семена по правую руку сидит! – И сразу же спросил: – По правую?

– Когда по правую, когда по левую, – сказал Маркел, пододвинул к себе миску и продолжил: – Когда государь к нам приезжает, тогда меня по левую. – И начал есть.

– О! – опять сказал Вылузгин. – Слышали? Вот как надо отвечать! С блеском в глазах! И так же спрашивать! – тут же продолжил он. – А ты как, Яков? А то залебезил: боярин, боярин! А они нам сейчас все никто! Да и даже пусть боярин, ну и что? Знаешь, каково мне в думе? Нас, дьяков, там сколько? Я, да Андрей, да Василий. А их, бород, не перечесть! А я выхожу и говорю: вот так вот будет, бояре! Или не так, царь-государь?! И вот так повернешься к нему. А он сидит и зевает. Вот так! – закончил говорить Вылузгин и уже только рукой указал, что нужно дальше делать.

Овсей начал наливать, ему подавали кружки, а он лил в них из квасного кувшина и при этом то и дело проливал. Э, подумал, глядя на него, Маркел, да они, видно, давно уже сидят. И тут же подумал: сидят неспроста!

И только он так подумал, как Вылузгин уже сказал:

– А что, Маркел, нанюхал ты сегодня что-нибудь?

Маркел пожал плечами.

– Ну, тогда выпей за наше нюханье, – веселым голосом продолжил Вылузгин.

Все разобрали кружки, выпили, утерлись и начали закусывать. Только один Вылузгин почти что не закусывал, а опять начал говорить, на этот раз уже вот что:

– Видел я тебя, когда ты под деревом сидел, когда мы этих дурней расспрашивали. Скучно тебе было, я видел. И думал ты тогда, я знаю, что эх, вот дурни, только время тратят, не тех расспрашивают, и не о том, и не так. Думал ты такое, а?

Маркел подумал и сказал:

– Ну, думал.

И угадал, потешил! Вылузгин аж подхватился и сказал:

– Ах, шельма ты какая! Ну да ладно! А ведь надо было бы тебя самого на расспрос! Почему, спросить, ты в постный день в кабак ходил и там пил вино с кабатчиком да и еще это вино нахваливал?!

– Э! – сказал Маркел. – А вот такого я не говорил. Кабатчик вина не пил, не надо на него наговаривать. Да и разве дурное вино? – и с этими словами поднял кружку и шумно понюхал ее.

– Ладно, – сказал Вылузгин уже не таким веселым, а больше уже строгим голосом. – Я знаю, чего ты кругами ходишь да выискиваешь. И знаю, кто тебя на это науськал. Им это очень надо, вот что!

– Что надо? – спросил Маркел.

– Вывернуть всё так, что будто бы царевич не зарезался, а будто бы его зарезали, – уже просто сердито сказал Вылузгин. – Только теперь уже не вывернуть! Потому что нам сегодня показали, когда ты ушел, что дядья покойного царевича еще тогда утром, в тот день в прошлую субботу, за три часа до всего того, из-за чего мы сюда приехали, сказали, что Михайле Битяговскому не жить, что убьют они его сегодня же. И ведь же убили! И ты не щерься, Маркел, потому что так оно и было, что вначале все здесь тогда утром слышали, как они ему грозили, а после также все здесь видели, как они его убили!

– Кто ему грозил? – спросил Маркел. – И где? И кто это слышал?

Но Вылузгин пока молчал и только усмехался. И еще поглядывал по сторонам. После сказал:

– Яков, скажи ему.

И Яков, глядя на Маркела, сказал ему вот что:

– Они тогда утром крепко здесь повздорили. В дьячей избе. Битяговский там сидел, и там были все его люди, и он их проверял, они книги сличали, и тут приходит Михаил Нагой и начинает говорить прямо при них, при этих людях, что ты, мол, дьяк, – он так его назвал, как будто Битяговский пес какой-то некрещеный без имени, – ты, дьяк, когда деньги отдашь?! А Битяговский: а какие деньги? И дальше как начали они кричать один на одного из-за этих денег, так просто страх! А тут еще приходит Григорий Нагой, и они уже вдвоем на одного его, и крику стало еще больше. Битяговский видит, что ему одному их не перекричать, и развернулся, и пошел из избы вон, сказал, что обедать. А они, братья, за ним! И вот то, что было дальше, уже весь передний двор слышал, кого хочешь спроси: Михаил Нагой с крыльца громко сказал, почти что выкрикнул, что мы тебя, Мишка, а Битяговский тоже Михаил, мы тебя убьем вот хоть сегодня же!

– За что? – спросил Маркел.

– А за гаденыша! – с жаром ответил Яков.

– Кого, кого? – спросил Маркел.

Но Яков теперь уже молчал, и побелел, и просмотрел на Вылузгина. А Вылузгин, теперь уже совсем без всякого веселья и также без всякой к тому охоты, стал говорить:

– Они, когда вышли на крыльцо, уже очень крепко распалились все трое. И Битяговский, бес попутал, не сдержался и сказал, что, мол, сколько мне вас терпеть, окаянных, псы вы ненасытные, вот кто, только и знаете, что из государевой казны тащить, а кто вы такие, чтобы вам было столько почету? Тогда Михаил Нагой на это закричал, что они царские дядья, они скоро будут царством править и Битяговский тогда пожалеет, что он им сегодня пожалел. Ну а Битяговский тут возьми и ляпни, что он не знает, чьи они дядья, равно как и не знает, можно ли того… Ну, Яков уже сказал, как Битяговский поименовал тогда покойного царского братца, можно ли его, как он еще прибавил, признать законным наследником грозного и в самом деле настоящего царя Ивана Васильевича. Вот что он тогда сказал. А Мишка Нагой в ответ крикнул, что еще посмотрим, кто кого быстрее, вы его или мы вас!

– Быстрее что? – спросил Маркел.

– Ладно! – сказал Вылузгин. – Заговорились! Овсей, не спи, наливай!

Овсей опять взялся наливать, и все опять задвигали кружками.

А когда они все выпили и уже начали закусывать, Вылузгин тоже вначале зачерпнул из своей миски полную ложку каши, но тут же в сердцах отложил ее, повернулся к Маркелу и так же в сердцах заговорил:

– Вот как тогда было! Они при всех тогда пообещали, что убьют его за то, что он не дает им денег, они же раньше жировали как хотели, а тут государь его прислал и он стал их прижимать, стал считать каждую копейку, потому что это царские копейки, а не их! А они тогда: а мы тебя, Мишка, убьем, Борисов выползок! И как сказали, так и сделали! В тот же день! Царевич невзначай зарезался, а они сразу в крик: это Битяговские его убили, православные, бей Битяговских! И начали бить. И вон сколько набили, полный ров! Но и этого им показалось мало! И они тогда пошли толпой к Битяговским на подворье, и там всё побили, покрушили и пограбили, и Битяговского вдову выволокли там во двор и на потеху всем сорвали с нее платок и так всем простоволосую показывали на глумленье, и народ глумился, свиньи! А дочерей его, двух девок, с теми еще хуже: их уже поволокли топить, благо, что отец Степан не растерялся и заступился за них, а так бы и их убили бы. И это у нас всё записано, кто и когда и при ком говорил, и кресты целованы, руки приложены, можешь смотреть и сличать.

Вот что тогда сказал Вылузгин очень сердитым, даже гневным голосом, и пока он это говорил, он весь очень сильно покраснел. И, еще будучи таким же красным, опять взялся за ложку и опять начал закусывать.

А Маркел помолчал и сказал:

– Может, так оно и было, как ты говоришь, я не знаю. Да мне этого знать и не надо. Это пусть сами бояре Михаил с Григорием держат за это ответ или не держат, а Битяговского вдова пусть, если желает, подает на них челобитную. Это, еще раз говорю, их дело, и пусть их судят Господь Бог и государь Феодор. А мне князь Семен, когда отправлял меня сюда, сказал только одно: узнать, что с царевичем случилось: или это он сам зарезался, или это ему в этом пособили, вот и всё.