Иосиф Кантор - Ной. Всемирный потоп Страница 26

– Пока есть из чего – будем строить Ковчег! – отвечал отец нам. – Будем строить и уповать на Господа нашего, который не оставляет достойных без награды, а недостойных без возмездия! Господь нас избрал, и он нас не оставит!

Господь всемогущ, и нет у меня в том сомнений, но почему не внушил Он жадному Атшару благую мысль – подарить нам дерево, нужное для постройки Ковчега? И если бы гвозди нам подарили, тоже было бы хорошо, потому что гвоздей мы изводим много. Хочешь, чтобы было крепко, – не жалей гвоздей! Благодаря такому маленькому чуду, мы бы не испытывали столь великой нужды, в которую впали сейчас, когда вынуждены экономить на всем, на чем только можно, и сытность нашего стола держится только на вареном зерне. И Атшар, совершив одно доброе дело, мог бы почувствовать приятность и продолжить творить добро, то есть – продолжить раздавать свое добро нуждающимся. Отец любит повторять, что раскаявшийся грешник угоден Богу, а это означает, что, встав на путь добра, Атшар мог бы войти в Ковчег с нами… Но чуда не произошло, Атшар остался самим собой, подлым негодяем и отъявленным плутом, а мы не знаем, откуда взять средства. Трудом своим мы деньги зарабатывать тоже не можем, потому что нам надо строить Ковчег. Про такое положение говорят: «Слепой идет в темноте по краю обрыва», намекая на его безысходность.

Таково отцовское добро. Это добро сковывает хуже любых оков, это добро сковывает крепче любых оков.

Я строю Ковчег и жду. Я хочу видеть, чем это закончится. Помощников у нас не осталось – те, кто приходил из любопытства, больше не приходят, а тем, кто работал за плату, мы уже не можем платить. Но ничего… Мы уже втянулись в работу, да и самая трудная часть ее уже позади – наращивать стены, да сделать крышу много проще, нежели делать днище, да начинать ставить стены. Стоит чуть ошибиться в начале строительства – и все пойдет не так, труд многих дней окажется напрасным. Сейчас нам легче работать, сейчас нам проще работать. Смотришь, сколько уже сделано, и говоришь себе: «Раз это смогли, то и оставшееся сможем». Лучший плотник из нас четверых – отец наш. За ним полагалось идти Симу, как самому сильному и самому опытному, но Сима опережает Иафет. У Сима больше силы и опыта, а у Иафета сноровки и смекалки. Пока Сим прикидывает, Иафет уже отрезает ненужное, пока Сим отрезает, Иафет – прибивает. Иафет, наверное, знает какой-то тайный заговор, потому что за все время строительства у него не согнулся ни один гвоздь. Первым ударом он вгоняет гвоздь в дерево наполовину, вторым – до конца и третий раз никогда не бьет по одному и тому же гвоздю, так умеет Иафет. А как он пилит! Как будто режет масло ножом, нагревшимся возле очага! Иафет работает легко, как будто это не тяжелая плотницкая работа, а забава, только вот грустен он.

Сим опережает Иафета только за счет силы своей. Мы трижды сходим за досками, а Сим это количество приносит за один раз, мы поднимаем что-то вдвоем, а Сим поднимает это же одной рукой, если надо свести две доски и придержать, то это делает Сим, мы только ставим крепления и забиваем гвозди.

Мы построим Ковчег, если будет из чего его строить. Лучше бы отец больше думал о Ковчеге, чем обо мне.

Я взрослый и сам о себе позабочусь. Со мной все будет хорошо. Но с женитьбой мне, наверное, надо поторопиться, потому что рано или поздно час женитьбы настанет, а на ком я смогу жениться после потопа? К тому же моя женитьба смягчит сердце отца и он перестанет подозревать меня во всем дурном, что только происходит вокруг. Сегодня утром гончара Авию и его жену нашли в их доме с разбитыми головами. Уж не заподозрит меня отец и в этом? Кто-то залез к ним в дом и убил обоих, а затем перевернул в доме все вверх дном. Я так понимаю, что убийца искал сбережения Авии. Интересно – было ли вообще у такого простака, как Авия, что-то отложено на черный день? Если бы Авия торговал бы деревом, мы бы не знали никакого горя, ведь к нему приходили и говорили: «Нужен мне кувшин, чтобы носить воду, но не на что купить его», а он отвечал: «Возьми, отдашь после». Если говорили Авии: «Столько заплатить не могу», он отвечал: «Дай сколько сможешь». Совсем не как Атшар! Но между ними пропасть – Авия был ремесленником, кормившимся от трудов своих и продававшим то, что сделал сам, а Атшар – торговец, который дешево берет и дорого отдает, но сам ничего не производит. Непременно спрошу у отца, когда представится случай, – нет ли греха в таком занятии? Я подозреваю, что есть, ведь говорят, что прибыль без труда греховна, а какой труд у торговца. Расхваливать свой товар да бить по рукам с покупателем?

Нет, лучше ничего не буду спрашивать у отца, а то он с чужих грехов непременно перейдет к моим. Странный человек мой отец. Хочешь верить сыну – так верь ему, не хочешь – так не верь, но определись и не мучай ни себя, ни его.

А что касается женитьбы, то я, пожалуй, соглашусь с матерью – лучше Гишары-сироты жены мне не найти. Я не стану больше обижаться на ее неприступность, ибо, как говорит стражник Хегам: «Нет неприступных крепостей – есть трусливые воины и глупые полководцы», а придумаю как бы половчее обратить на себя ее внимание. Натиск и подарки навряд ли придутся кстати, поскольку Гишара не из алчных и не из уступчивых, соблазном ее не взять, иначе давно у кого-нибудь бы получилось это. Попробую-ка я удивить ее чем-нибудь… Удивление порождает заинтересованность, а заинтересованность порождает любовь. Недаром же у самцов-птиц такое яркое оперение. Но богатые одежды, если даже я возьму их на время у кого-то из знакомых, Гишару не заинтересуют. Надо придумать что-то другое…

Женюсь, а на новом месте, если переживем мы потоп благополучно, построю себе отдельный дом, пусть и неподалеку от всех, но отдельный. Скажу, что хочу завести большое потомство, что мне нужен простор, – и отделюсь.

И никогда не стану больше положенного интересоваться делами детей моих и не стану донимать их нравоучениями, особенно если поводов для этого нет. Хоар уже, наверное, забыла про своего молчуна-мужа, а моему отцу его смерть не дает покоя! Всем нам она не дает покоя, потому что если неспокоен отец, то неспокойны и мы. Не так уж был близок кому-то из нас Ирад, чтобы смерть его вызывала такое смятение. Если говорить начистоту, то ближе всего Ирад был мне, потому что мы делили с ним одну и ту же женщину, а это нечто вроде родства. Но я хочу забыть о Ираде, а отец мне напоминает!

Скорей бы достроить Ковчег! Это все равно что сказать: «Скорей бы исчез этот мир!», но раз уж мы строим Ковчег, то надо стараться сделать это скорее.

Глава 12

Яма

Ной спрашивал – неужели больше не осталось на свете достойных спасения, кроме него и его семьи? Многие люди творят зло не потому, что они к нему расположены, а лишь потому, что так делают все вокруг. Там, где чисто, никто не бросит недоеденный плод или обглоданную кость, а там, где грязно, бросит, да еще и сплюнет вдобавок.

Ной спрашивал – как быть ему с мыслями по поводу Хама? Он надеялся на то, что будет ему ниспослан знак или прозрение. Сон, вещий сон, в котором приснилось бы, как был убит сосед. Сколько можно мучиться самому и мучить других? Так совсем не останется приязни между сыновьями, а им ведь жить вместе, в новом мире, в котором не будет зла. Не будет зла… Или будет, если на Ковчеге спасется убийца… Предложи кто Ною отдать правую руку за имя убийцы Ирада, Ной согласился бы, потому что было бы не жаль руки.

Ной спрашивал – можно ли, когда подойдут к концу запасы гофера, продолжить строительство Ковчега из другого дерева. Другого дерева под рукой было много – дом и хозяйственные постройки. Можно начать разбирать их и строить Ковчег из своего дерева. Продать кому-то дом и землю немыслимо – это будет обман из обманов, ведь покупатель будет рассчитывать на долгое пользование купленным, а вскоре начнется потоп… Но разобрать постройки для собственных нужд можно. Если будет на то соизволение свыше… Ведь сказано: «Но ты сделай себе из дерева гофер ковчег и устрой в нем отсеки, а изнутри и снаружи обмажь его смолой…» Нижняя часть Ковчега, та, что будет в воде, уже построена, и она из дерева гофер. А если построить надводную часть из другого дерева?

Ной спрашивал, но ответа свыше не было. Был еще один сон. О том же – о том, как небеса изливаются на землю…

Ной видел землю с высоты, должно быть, такой видят ее птицы. Сейчас птиц не было, как не было ничего живого. И Ковчега не видел он, видел только воду, лившуюся с неба и бурлящую внизу. Когда вода немного успокаивалась, свет от молний пронзал ее толщу насквозь, и Ною казалось, что он видит на дне города и селения. Вон там – столица, ее легко узнать по дворцу правителя, множество башен которого похожи на острые зубы, растущие из земли. Вот роща, в которой Ной когда-то встретил Эмзару, а за рекой справа – ровные лоскутки полей…