Уго Фонте - Дегустатор Страница 26

Как только мы не обманываем себя! Два года я верил, что вкус еды ничего для меня не значит, хотя и мог назвать все ингредиенты. Но если это правда, почему я не мог выпить мочу? Шпага Федерико уткнулась мне в ребра. Жирная капля его мочи осела у меня на губах. Мне хотелось быстренько проглотить ее, но, оказавшись у меня во рту, жидкость, как капризный ребенок, разлилась повсюду — между зубов, по языку и по всему нёбу. Меня чуть не стошнило, однако кончик шпаги Федерико пронзил мою кожу, и по животу заструилась кровь. Я закрыл рот и почувствовал, как моча обожгла мне язык, прокладывая путь к желудку.

— Посмотрите на него! — засмеялся Федерико. — Глотай! Potta!

Вот сволочь! Он знал, что его моча не отравлена. Я подумал: «Если мне суждено умереть, я плюну ему в лицо!»

Я приготовился сглотнуть — и тут нас всех отвлек душераздирающий крик. Дверь распахнулась, стукнувшись о стену. В дверном проеме стояла Бьянка. На ней не было маски. На ней не было ничего.

Я подумал, что она решила признаться Федерико, что мы с ней трахались, и чуть было не убежал, но что-то меня остановило. Нет, не ее полные груди с большими розовыми сосками, вкус которых я до сих пор чувствовал во рту. И не ее круглый живот, или мясистые ляжки, или изящные ступни. А также не ее переполненные страхом глаза, и не рот, открывшийся для мучительного крика, готового вырваться из горла. И не волосы, разметавшиеся вокруг головы, как на картинах с изображением Медузы Горгоны.

Все дело было в родимом пятне на ее лбу. Оно походило на громадную зрелую сливу — такое огромное и отнюдь не безобразное, так что зря она прятала его от нас все это время…

— Посмотрите! — взвизгнула Бьянка.

Она показывала правой рукой на свой пах, где среди светлых волос угнездилась громадная черная шишка. Бьянка подняла одну руку, потом другую, и под мышками у нее оказалось еще две опухоли размером с яйцо. Клянусь, если бы я этого не видел, я не стал бы писать, но прямо на наших глазах на теле ее взбухло еще несколько шишек! На бедрах, щиколотках, животе… Злой дух отложил в ней свои яйца, и теперь из них вылуплялись цыплята. Мы отпрянули в страхе. Бьянка открыла рот и крикнула полузадушенным голосом, словно кто-то сдавил ей горло:

— Помогите!

Федерико шагнул к ней — чтобы обнять и утешить, как я думал. Вместо этого он вонзил ей в сердце шпагу. Она пошатнулась от удара и упала на пол. Герцог закрыл дверь, склонился над трупом и зарыдал.

Мы на цыпочках вышли из зала и разбежались кто куда. Я никогда больше не видел Бьянку. И не хотел видеть. Меня охватил ужас: ведь пока я занимался с ней любовью, я тоже мог подцепить заразу! И только гораздо позже до меня дошло, что я таки проглотил мочу Федерико.

Глава 19

Смерть в городе поумерила свою жатву, и, не заболев в течение двух недель, я перестал беспокоиться, что умру. Чума исчерпала свои силы. Федерико, Пьеро, Бернардо, а также Чекки со своим фенхелем и сын герцога Рафаэлло благополучно пережили эпидемию, если не считать того, что герцогский сынок повредился в уме и за ним приходилось присматривать день и ночь. Почти половина жителей Корсоли погибла, а во дворце — больше половины слуг. Я боялся, что никогда больше не увижу Миранду, и уже начал подумывать о том, чтобы поехать к отцу, как вдруг во двор вошел Томмазо, ведя в поводу хромую лошадь, на которой сидела Миранда.

Я подбежал к ней, но Томмазо, правую щеку которого пересек глубокий шрам, не подпустил меня к ней, пока бережно не снял с коня. Я покрыл ее лицо поцелуями и сказал, как сильно тосковал по ней. Потом я обнял Томмазо, как родного сына после долгой разлуки, и поблагодарил его за то, что он вернул мне Миранду целой и невредимой. Он слушал, не сводя с Миранды нежного взгляда, и я понял, что между ними что-то произошло. Я отвел Миранду в нашу комнату, где приготовил ей ванну, масла и духи, чтобы она могла освежиться.

— У тебя есть ширма? — спросила она.

— Ширма? А что?

У нас не было ширмы, и мы в ней не нуждались даже тогда, когда у Миранды начинались месячные. Бернардо тоже видел свою дочь обнаженной, а ей было семнадцать!

— Пожалуйста, принеси, — сказала она.

Я одолжил ширму у Чекки и, пока Миранда мылась, рассказал ей о бедах, которые постигли дворец в ее отсутствие. Она слушала меня молча, только раз прервала мое повествование, спросив о своих подругах. Я сказал, что некоторые из них умерли, и Бьянка тоже, однако в подробности вдаваться не стал. Миранда тихо заплакала. Мне хотелось утешить ее, по я остался сидеть за ширмой. Рыдания Миранды прорвали во мне плотину, и я тоже заплакал. Смерть стала такой привычной, что мне казалось, у меня не осталось больше слез. Но теперь мы сидели, разделенные ширмой, и оплакивали все, что нам пришлось пережить — и всех, кого пережили.

В конце концов Миранда вышла ко мне. Ее темные волосы нежно покоились на плечах. Глаза стали старше, губы — полнее, тело — более сформировавшимся. Короче говоря, даже если она не была еще настоящей женщиной, то девушкой уже тоже не была. Я спросил, видела ли она моего отца. Она покачала головой, стряхнув на плечи капли воды, как солнечные зайчики.

— Он ушел из деревни вместе с соседями. — Она брезгливо сморщила носик. — Мы не смогли жить в его доме. Это настоящий гадючник!

— Вы остановились у аббата Тотторини? Миранда хмыкнула — в точности как Томмазо.

— У этой жирной свиньи? Если все священники похожи на него, мне жаль Господа Бога!

— Господь благ вопреки людям, а не благодаря им. Миранда уставилась в зеркальце, разглядывая свои волосы, глаза, рот — сначала с одной стороны, потом с другой.

— Мы попросили только немного хлеба и сыра, но когда мы сказали, что приехали из Корсоли, он захлопнул перед нами дверь.

— Вот сволочь! — воскликнул я. Миранда начала причесывать волосы.

— Поэтому мы поехали дальше.

— В Губбио?

Она пожала плечами.

— Наверное. Мы просто скакали. — Она посмотрела на свои ступни. На левой краснел широкий шрам. — Мне на ногу упала горящая щепка. Чума была повсюду, babbo. Трупы валялись на полях, на дорогах, в домах. Я видела мужчину и женщину, которые повесились и повесили своего ребенка. Птицы выклевали им глаза. — Миранда перестала причесываться, словно все эти картины вдруг всплыли у нее перед глазами. — Я и представить себе не могла, что столько людей могут умереть в один момент.

У нее задрожали губы. Все ее тело затряслось, как в припадке падучей.

— В чем дело?

— А потом… потом…

Я бухнулся перед ней на колени и схватил за руки.

— Двое подонков, — прошептала она, давясь слезами. Я огладил ее по голове и прижал к себе. Она наконец разрыдалась. — Двое подонков… изнасиловали меня.

Сердце мое разорвалось пополам.

— Моя Миранда! Ангел мой! Ангел мой! — Я покачивал ее в объятиях взад и вперед. — Но где же был Томмазо?

— Они чуть не убили его! Если бы не он, я бы погибла!

Она снова захлебнулась слезами. Я больше не стал расспрашивать ее. Слезы обжигали мне лицо и сердце, которое жаждало узнать все подробности и в то же время не хотело их слышать. В конце концов Миранда заговорила снова.

— Томмазо сказал им, что везет меня умирать в отцовский дом.

— Где это случилось? В долине?

Миранда нахмурилась.

— В конце долины или на пути к Губбио?

— На дороге от дома, — раздраженно сказала Миранда. — Да какая разница?

Я пообещал, что больше не буду ее прерывать.

— Томмазо сказал им, что у меня чума и что он сопровождает меня в дом отца, где я смогу спокойно умереть, повторила она. — Они ему не поверили и велели мне показать мои подмышки и бедра. Я сказала, что даже во время .умы не следует забывать об уважении к дамам. Тогда они заявили, что чума не разбирает, кто дама, а кто нет, и они тоже. А если, мол, я не покажу им бубонные шишки, они ами на них посмотрят. Один из них напал на Томмазо, а ругой…

Миранда осеклась и прижалась лицом к моей груди.

— Томмазо убил нападавшего и набросился на моего обидчика, но тот уже успел…

Остальные слова потонули в рыданиях.

Я молчал. Что тут скажешь? Я сам послал ее в деревню.

— Mi displace, mi displace [41], — шептал я.

Меня переполняла слепая ярость. Мне хотелось повесить негодяев, вырвать им глаза, отрезать члены и яйца и зажарить их на вертеле! Я боялся слушать дальше, но мне необходимо было знать все.

— Ты… беременна?

— Не знаю, — прошептала она.

— Мой ангел, моя Миранда! Я позабочусь о тебе. — Я помолчал немного и потом спросил: — Что было дальше?

— Мы нашли хибарку. Похожую на ту, в которой мы жили. Помнишь? — Ее лицо просветлело. — Томмазо ничего не мог делать из-за ран. Я боялась, как бы он не умер, и промывала ему раны мочой.

Я постарался не представлять себе, как это было.

— Что вы ели?

— Там было много фруктов — яблоки, персики, гранаты. Их никто не собирал. Клянусь, я не съем больше ни одного граната до конца своих дней! — засмеялась она. — Я сварила поленту, а Томмазо убил свинью.