Александр Доронин - Кузьма Алексеев Страница 27

— Нет дыма без огня, Егор Александрович, — назидательно молвил полицмейстер. — Гляди, не вводи во гнев губернатора. Он терпелив до поры до времени.

— В Лыскове что хочу, то и ворочу. Здесь я хозяин, — засверкал глазами Грузинский. Молвил это, а сам призадумался: «Руновский — человек мстительный, не посмотрит, что я князь, предводитель дворянства, власть применит». В прошлом году вышел новый царский указ, согласно которому на местах все бразды правления передаются губернаторам.

Сытый, одарённый и унянченный полицмейстер на другой день укатил в Нижний, обещав перед Руновским похлопотать за князя. Однако донос о беглых, спрятанных в лесу, беспокоил князя. Этому причастен Строганов. Больше некому. Врагов и завистников у Грузинского много, но такой могучий — один. А, как известно, с сильным не борись, с богатым не судись. «Следует поступить как-то по-хитрому», — решил князь, проводив гостя.

Нынешний март вначале теплые дни возами свалил на землю, теперь же вновь отдал власть морозу. Закружились метели, завыли ветры, дороги замело, завалило непроходимыми сугробами.

Несмотря на это, Строганову пришло неукротимое желание выйти на охоту. Про это прослышала Орина Семеновна, на мужа разъяренной львицей накинулась:

— Куда уж тебе, старой колоде, по лесам и оврагам рыскать? От мороза околеешь, пень дубовый!

Но не из трусливого десятка был Силантий Дмитриевич. Да и упрям от роду — что в голову ему стукнуло, того и колом не вышибить. Но вместе с тем и с молодой женой, гордой и своенравной женщиной, нельзя не считаться, вмиг в Петербург уедет, к своему отцу. Силантий Дмитриевич принялся ее утешать и растолковывать, как он поднимет из берлоги медведя. Расписал все своей лебедушке в красках и обещал, что из саней не вылезет, будет только командовать слугами.

В дальний лесок, в медвежий овражек, тронулись на девяти подводах. Сам купец — в теплом возке, крытом лосиными шкурами.

По дороге купец обнаружил, что не взял с собой любимую книгу — Псалтырь. Силантий Дмитриевич, человек набожный, не ложится спать без чтения псалмов. За книгой в Лысково пришлось послать Гераську Кучаева. Парень он шустрый, молодой, время терять не будет даром, вернется быстренько.

Эрзянин завязал под подбородком тесемки своей шапки, ткнул в бок кнутовищем танцующего рысака — у того из-под копыт снег синим туманом завертелся.

Ехал Гераська без горестного предчувствия, без сердечных тревог. Воздух пах свежим снегом, жег лицо. Вот он спустился на покрытую льдом Волгу. На том берегу реки виднелось село, на краю его — приплюснутая избенка Увара Федулова. Сердечко Гераськи заволновалось. В ней Катя-Катеринушка, о которой он думает день и ночь. Но парень проскакал мимо. Поднялся на пригорок — встал около большого дома. Из-за высоких заиндевелых елей глянули на него большие окна. К столбу у ворот привязал крутого характером жеребца и заторопился к высокому резному крыльцу. На ступенях сидел парень его лет, в тулупе, с увесистой дубиной.

— Чего вернулся-то? — спросил он сердито и поставил перед Гераськой свою ногу. Не пускал. Гераська объяснил сторожу причину. Детинушка осклабился:

— Без Псалтыря медведя нельзя выгнать из берлоги, что ли?

— Это уж не твоего ума дело! — разозлился Гераська и сжал кулаки.

— Проходи, сеськинский свистун, там купчиха от скуки подыхает! Может, развлечешь!

Гераська стряхнул с онучей снег, вошел в темные сени. Наощупь отыскал первую попавшуюся дверь, открыл — попал в длинную узкую кухню, где хлопотали две женщины. У стряпух лица покрасневшие, как пареные яблоки. Старшая что-то месила в большой бадье, молодка просеивала муку. Обе полураздеты, вместо сарафанов на них одни исподние рубашки без рукавов, на головах повойники.

— Эй, чего рот разинул!

Гераська повернулся и увидел купчиху, которая сидела за столом и пила кофе. На ней было желтое платье с блестящими золотыми пуговками, из-под кружев на груди заманчиво сияла белая нежная кожа. На Гераську смотрели печальные темные глаза, готовые, как ему показалось, вот-вот расплакаться.

— Хоть бы шапку снял, дурачок! — крикнула на Гераську старая женщина. — Зенки-то по плошке, а не видят ни крошки. Свою хозяюшку, Орину Семеновну, не видишь, истукан?

Парень было попятился к двери, но купчиха, поставив холеными пальчиками блюдце, ласково спросила:

— Тебе чего надо?

— Силантий Дмитриевич за Псалтырем послал, — обливаясь потом то ли от смущения, то ли от кухонного жара, ответил Гераська.

Орина Семеновна давно приметила этого парня. Играя на тростниковой трубочке, он многим девушкам сердца волновал. И что там скрывать, и станом, и лицом парень красив и заманчив. По телу купчихи прошла сладкая томительная дрожь. Ей стало весело и легко.

— Медвежью берлогу уже развалили? — засмеялась она.

— Нет покедова.

— Ладно, — поджав губы, бросила Орина Семеновна. Не очень-то разговорчив этот увалень. Прогнать бы его во двор, да скучно одной. Поэтому, сменив гнев на милость, она ласково сказала:

— Проходи к столу. Позавтракаешь, погреешься и — с Богом…

В животе одна пустота, во рту не было ни росинки со вчерашнего утра. Чего бы не поесть? Повесив на гвоздь полушубок, Гераська сел за стол напротив хозяйки.

Купчиха успела оглядеть его с головы до ног и осталась довольна.

— Жена у тебя есть?

— Нет, я еще не женат.

— Невесту себе не подберешь, что ли? Если так, сама свахой тебе буду. Хочешь, сию минуту невесту найду? Машутка, иди-ка сюда, живо! — Орина Семеновна пальчиком поманила к себе молодую стряпуху. — Вот этот парень нравится тебе?

— Нравится… — покраснела стыдливо девушка и потупила взгляд.

— Невеста, видишь, тут же нашлась. Тогда в чем же дело? — стояла на своем Орина Семеновна.

— Невесту я сыскал, — вспомнив о своей Катеринушке, тихо пролепетал Гераська, — да свадьбу сделать не на что, да и жить негде…

— Пусть отец твой раскошелится. Он кто у тебя? — не давала ему покоя купчиха.

— Крепостные мы. Недалече село эрзянское есть, Сеськино. Там дом мой, отца Виртяном зовут. Семья наша большая, денег взять неоткуда.

— Так заработай! Ты молодой, здоровый — всё в твоих руках. Силантий Дмитриевич тоже с приказчика начинал. Теперя сам видишь, как он разбогател. — Орина Семеновна весело глядела, как Гераська из огромной миски вытаскивал куски мяса и жадно ел. — И вина налейте ему!.. Куда вы все запропастились? — крикнула она стряпух.

— Да я не пью, — сказал Гераська.

— А за это я тебя хвалю, — встрепенулась радостно купчиха. — И за то, что на дудочке отлично играешь. А сейчас нам свой талант не покажешь?

Гераська положил степенно свою ложку на стол, ответил:

— Дудочку я в возке Силантия Дмитриевича оставил. Да и времени у меня нет, пора в обратный путь двигаться. Хозяин приказал спешить.

Купчиха успокоила парня:

— Ничего, медведь никуда не убежит, да и Силантий Дмитриевич без Псалтыря-то из лесного домика своего не решиться выйти. Подождет тебя, никуда не денется! — В голосе молодой женщины звенело плохо скрытое отвращение, а перед глазами стоял муженек с могучим животом и мочалистой бороденкой. Когда Гераська доел сытный пирог, Орина Семеновна встала из-за стола и, потягиваясь начинающим полнеть телом, сказала:

— Пойдем, дам тебе Псалтырь. Смотри только, не потеряй — муж мой за него большие деньги отвалил.

По крутой лестнице поднялись на второй этаж. Купчиха вела парня за руку. Вошли в большую горенку, стены которой были увешаны высохшимися травами и цветами. Большую часть занимала широкая, узорчатая кровать, покрытая зеленым покрывалом. На ней громоздились разные подушки и подушечки. На полке над кроватью виднелась какая-то книга толщиною в пять пальцев. На корешке золотом надпись, а в середине резной крышки — драгоценный камень величиной с голубиное яйцо.

— Вот она, эта книга, — Орина Семеновна потянулась рукою за книгой, но не удержалась и, схватившись за плечо Гераськи, упала на кровать, потянув за собой опешившего парня. И тут же стала его жадно целовать в щеки, в губы, в нос…

Освободившись из теплых объятий купчихи, Гераська встал, поднял с пола валявшуюся книгу и стал торопливо одеваться. Хозяйка, раздетая догола, спала. Гладкое упитанное тело матово сияло в предрассветной горнице, нежные, как лен, волосы распущены.

Гераська, крадучись, вышел. На крыльце, морозном и неуютном, теремный сторож храпел на всю вселенную. Уход ночного гостя заметила только одна Машутка, которую купчиха собиралась отдать за него замуж. Девушка тайком проводила парня до дверей.

На обратном пути Гераська недоуменно спрашивал себя: во сне это было или, в самом деле, наяву? Перед купцом-то как оправдаться? Как объяснить свою задержку?

На льду Волги рысак, поскользнувшись, со всего маху рухнул, как подкошенный злою силой. Гераська успел выскочить из седла. Лошадь громко и тревожно заржала, с трудом, но поднялась, подогнув правую переднюю ногу. «Сломана!» — с ужасом подумал Гераська. Но рысак, припадая на раненую ногу, все же двинулся с места. Гераська взял его за повод. Вскоре дошли до лесного селения Ложбинка. Тамошний кузнец, осмотрев ногу и подкову, велел сделать перевязку, а на ушибленное место положить теплого навозу. Пришлось провести ночь возле рысака, в конюшне.