Наталья Павлищева - Нефертити и фараон. Красавица и чудовище Страница 28

Мерира, как и положено, пал ниц, приветствуя появившихся в окне фараона и Главную царицу. Правителя приветствовал не один будущий верховный жрец, восторженные крики неслись отовсюду, павшие на колени придворные умудрялись даже в согбенной позе довольно громко восторгаться своим повелителем. Эхнатону всегда нравилось такое поклонение и выражение восторга. Почему-то на этот раз крики показались фальшивыми, а пожелания миллионов лет процветания – неискренними.

Он чуть скосил глаза на жену, Нефертити стояла, как всегда, спокойная, красивая и молчаливая. Если бы жена заглянула в глаза или просто чуть прижалась к его плечу, как делала иногда раньше, Эхнатон прогнал бы Кийе и забыл о пухлой красотке, разве только забрав у нее рожденного ребенка. Но царица замкнулась в себе.

Обиделась!.. Она обижается, что муж взял вторую жену, притом что сама не может родить сына! Полные губы Эхнатона дрогнули, ноздри чуть расширились, это предвещало приступ. На его счастье, фараон отвлекся на происходившее внизу.

Знаком заставив Мерире подняться с колен, Эхнатон взволнованно произнес:

– Я посвящаю тебя в верховные жрецы Атона в моем храме Атона в поднебесном городе Атона. Я делаю это из любви к тебе и говорю: мой слуга, преуспевший в учении, сердце мое радуется от дел твоих. Передаю тебе эту должность и говорю тебе: ты будешь вкушать пищу фараона в храме Атона!

Затем фараон передал новому верховному жрецу жреческие регалии и множество ценных подарков, словно вознаграждая не только за проявленную преданность ему и делу, но и за будущие заслуги.

Толпа придворных обрадованно взревела, казалось, фараон так щедро наградил не одного Мерире, а каждого из восторженных людей. И снова Эхнатону показалась фальшивой эта радость. Чем довольны остальные? Едва ли тем, что Мерире стал верховным жрецом и будет исполнять обряды, которые раньше исполнял сам фараон. Скорее большинство завидуют, даже если никогда не мечтали о жреческом труде. Почему же они аплодируют и радуются? Ложь, ложь, ложь! Всюду ложь! И если это в городе правды, перед фараоном, живущим правдой, то что делается вдали от Ахетатона?!

Поистине, пока удалось немногое, даже заявляя о своей приверженности новой жизни, люди оставались прежними. Что их могло изменить? Как объяснить, что ложь пачкает душу, зависть разрушительна, только искренность может сделать человека счастливым?

По привычке он обернулся, чтобы сказать это Нефертити, и увидел, что та стоит, молча глядя вдаль, в сторону реки. Мысли царицы были далеко от происходившего внизу и даже рядом. Эхнатону вдруг стало обидно, он тут размышляет о несовершенстве мира, об искренности, о том, как сделать лучше своих подданных, а Нефертити думает непонятно о чем!

Махнув рукой в знак прощания с придворными, он круто развернулся и ушел к себе. Никого не хотелось видеть: ни Нефертити, ни Кийе! Каждая думает только о себе, обе недостойны его любви и внимания! Даже Неф не желает больше посвящать все свои мысли Атону и Ахетатону. Неужели он так в ней ошибся?!

Мысли Нефертити действительно были далеки от Атона. Самая маленькая царевна Бакетатон, названная так в честь умершей сестры фараона, все время болела, у нее снова крутило животик, и мать с кормилицей всю ночь не спали. Кроме того, сама царица неважно себя чувствовала, она никак не могла прийти в себя после родов. Но Нефертити видела, что мужу не до них с девочками, если бы не взяла с собой Меритатон, то и не вспомнил бы. У пер-аа теперь другие интересы, а ей все труднее делать вид, что все хорошо и все по-прежнему.

Из придворных этот разлад заметил только Эйе, он видел, что за все время церемонии пер-аа ни разу не только не обнял жену, как бывало раньше, но и не повернулся к ней толком. Это уже не просто разлад, это конец! Может, Нефертити на время уехать к царице-матери в Фивы? Пер-аа в разлуке поймет, что лучше его Нефертити нет, а та смирится с существованием у него других? Тийе умна, она смогла бы научить царицу справляться с соперницами, вон скольких пережила и выжила сама! Эйе решил написать сестре и честно рассказать о разладе в царском семействе и об угрозе, который тот несет.

Не успел.

Из Фив привезли весьма тревожное известие: серьезно больна царица-мать Тийе. Настолько серьезно, что опасаются за ее жизнь.

Но Эхнатон, который очень почитал мать, только пожал плечами:

– Я могу лишь отправить ей дары с пожеланиями здоровья.

– Нужно ехать в Фивы, ведь ты можешь не застать мать в живых. – Нефертити не сомневалась, что, услышав о болезни любимой Тийе, Эхнатон помчится поддержать ее или попрощаться.

– Куда ехать?! – изумился фараон.

– В Фивы…

– Мне?!

– Конечно. И мы с девочками поедем. Царица будет рада нашему…

Она не успела договорить, глаза мужа стали бешеными, именно этого взгляда – взгляда ящера, готового к нападению, – всегда очень боялась Нефертити. Лицо исказилось от злости.

– Я! Никогда! Никуда! Не уеду из Ахетатона! – с расстановкой и нажимом произнес Эхнатон.

– Не нужно уезжать! Но можно же съездить проведать больную мать!

Презрение снова исказило черты фараона.

– Если ты не понимаешь слов, попроси своего Эйе объяснить! Никуда и никогда означают именно никуда и никогда!

– Но она твоя мать…

– Я – бог! У меня есть отец – Атон, а остальные мне никто!

Нефертити ужаснулась:

– Для тебя все никто?!

Ответом был лишь насмешливый взгляд фараона.

Красивые губы Нефертити задрожали, в больших глазах появились слезы. Эхнатон, как большинство мужчин, не переносил женских слез, на узком лице фараона ходуном заходили желваки от стиснутых зубов, потом губы презрительно изогнулись, ноздри расширились.

– Ты… ты… как все!

В его голосе слышалось столько презрения, что в Нефертити всколыхнулись все обиды последних месяцев. С трудом сдерживаясь, чтобы не фыркнуть в ответ, как рассерженная кошка, она опустила голову и смиренно произнесла:

– Если пер-аа не желает меня видеть, я могу переехать в дальний дворец…

– Да, не желаю! Не желаю! Не желаю! – У Эхнатона началась истерика, он топал ногами, выкрикивая слова с пеной у рта.

На миг Нефертити испугалась, что снова начнется приступ. Если бы она увидела в его глазах хоть малейший намек на любовь или хотя бы сожаление, то бросилась бы обнимать его ноги, умоляя не прогонять от себя. Несмотря на все обиды, Нефертити любила своего больного супруга и готова была простить ему все, объясняя несправедливость болезнью.

Но в глазах фараона она увидела… ненависть! Нефертити понадобилось все ее самообладание, чтобы попросту не лишиться чувств от ужаса. Эхнатон ненавидит ее?! Тот, кому она отдала всю себя, ради кого готова пожертвовать самой жизнью, ненавидел?!

Чуть пошатнувшись, Нефертити на мгновение замерла, а потом склонилась ниже обычного и отступила назад. Она так и вышла из комнаты, не поворачиваясь к фараону спиной, как полагалось всем. Хорошо, что до двери всего четыре шага, иначе Нефертити упала бы без чувств. Фараон продолжал кричать уже что-то бессвязное, на его губах выступила пена, руки тряслись…

За дверью Нефертити резко повернулась и, бросив верному Несебу: «Иди скорее к пер-аа!» – поспешила прочь. Она еще не вполне осознала, что произошло, только чувствовала, что что-то страшное. Руки тряслись, ноги подкашивались, а перед глазами стояла пелена.

И вдруг сквозь эту пелену перед Нефертити возникла… Кийе! Младшая царица спешила к супругу. Глаза ее блестели довольной усмешкой, крики фараона, изгоняющего старшую жену, были слышны едва ли не на весь дворец, конечно, их услышала и Кийе. Она открыто насмехалась, предвкушая свою победу и унижение соперницы!

Эта встреча решила все. Еще мгновение назад Нефертити была самой несчастной из женщин, изгнанной любимым супругом, горе едва не согнуло ее пополам. Но тут она выпрямилась, опущенные плечи развернулись, красивая гордая головка вскинулась, взгляд из затравленного стал не просто твердым, это был взгляд правительницы – властной и чуть надменной!

Нефертити шла, словно не замечая Кийе, и младшей царице пришлось посторониться, уступая дорогу Главной. Не ожидавшая такой перемены Кийе растерялась. Если бы Нефертити хоть глазом повела в ее сторону, младшая царица, не выдержав, бросилась бы в пыль под ее ногами. Но для Нефертити Кийе уже не существовала, как и сам фараон, бессвязные вопли которого все еще доносились из комнаты. Быстрым шагом Главная царица удалялась из покоев обезумевшего мужа.

Краем глаза она заметила склонившегося Эйе, но сейчас было даже не до него!

Нефертити держалась из последних сил. Никто не должен видеть отчаяния Главной царицы! Как дошла до своей комнаты, и не помнила, только там упала ничком на ложе, даже не сняв украшений.

Спешившая следом верная То-Мери на ходу успела приказать, чтобы приготовили ванну. Рабыни бросились выполнять, собственно, вода в ванне была, требовалось только набросать туда свежих лепестков роз и добавить ароматические смеси. Это сделала уже сама То-Мери.