Наталья Павлищева - Нефертити и фараон. Красавица и чудовище Страница 27

Конечно, новость донесли и фараону. Эхнатон долго смотрел немигающим взглядом на чади, потом мотнул головой и вдруг ринулся в покои царицы. Он шел столь быстро, что придворные едва успевали падать ниц при приближении Единственного. Глядя вслед почти бегущему фараону, царедворцы ужасались: что могло произойти?! Но за Эхнатоном, обливаясь потом, вприпрыжку несся сияющий чади, это успокаивало.

Рабыня у дверей, ойкнув, отскочила в сторону, забыв про положенное падение ниц. Похоже, фараон вообще не заметил ее оплошности.

Конечно, Кийе втайне ждала его прихода, но умело прикинулась испуганной. Она быстро опустилась на колени.

– Почему я узнаю новость от слуг?!

Царица с немой мольбой вскинула глаза на мужа, голос ее даже дрожал от испуга, что чем-то прогневила Единственного:

– Я думала, для пер-аа это не столь важно, ведь я не Главная царица…

– Для меня не важна весть о будущем сыне?!

К неудовольствию Кийе, фараон обратил внимание не на ту часть фразы, попросту не заметив слов о Главной царице. Но Кийе сумела скрыть досаду, ничего, все еще впереди, она еще заставит поставить себя впереди ненавистной Нефертити! Она, а не надменная красавица будет Главной царицей!

Но Кийе прекрасно понимала, что время что-то требовать пока не настало. Фараон уже попался на ее крючок, теперь его нужно осторожно затащить в саму сеть. Еще придет время, когда любой ее каприз будет немедленно исполняться, ведь она носит будущего наследника Эхнатона, которого тот ждал столько лет! А пока она подождет, тем весомей будет победа над соперницей. Абсолютно уверенная в своем преимуществе, Кийе на мгновение даже пожалела Нефертити, которая столько раз рожала, но лишь дочерей.

Но жалость была не свойственна красотке, готовой шагать по трупам при достижении своей цели. Да и жалеть некогда, перед ней стоял фараон. Кийе снова склонилась, изображая покорность:

– Я еще не до конца уверена… – Но, заметив тревогу, мелькнувшую в его глазах, быстро добавила: – Хотя пророс овес…

Проследив за ее рукой, Эхнатон взял со столика небольшой горшочек с крохотными, едва видными из земли ростками. Надпись на горшочке гласила, что там посажен овес. Эти крохотные нежно-зеленые ростки показались ему лучшей зеленью в мире!

Кийе ожидала, что фараон бросится обнимать ее или осыпать подарками, но тот выскочил вон, держа свидетельство успеха царицы в руках. Раздосадованная Кийе обиженно поджала губы, яркой победы никак не получалось. Но у нее хватило ума еще раз согласиться подождать…

Очередная серьезная ссора между супругами состоялась из-за… возможного замужества маленькой Нефернеферуатон! Девочку, совсем еще кроху, которой не исполнилось и пяти, сватали за сына вавилонского царя. Жених вполне достойный, но невеста уж слишком молода. И тогда Нефертити впервые проявила не просто непослушание, а строптивость, она стеной встала, защищая малышку:

– Нет!

– Что нет?

– Я не отдам Нефернеферуатон замуж!

И Эхнатон пошел на попятный, он не отказался от мысли о такой свадьбе, но потребовал, чтобы все провели заочно и кроха-невеста осталась жить с матерью до своего взросления. Так у Нефернеферуатон появился муж, а у Нефертити с Эхнатоном зять.

Правители обменялись дарами и заверениями в дружбе, и жизнь в Ахетатоне вернулась в прежнее русло. То есть Нефертити по-прежнему жила одна, а фараон все больше времени проводил с Кийе. Рядом с новой женой Эхнатону было куда вольготней, чем с Нефертити.

Нет, Неф никогда ничего не требовала, но он чувствовал себя обязанным соответствовать ее ожиданиям, а значит, быть умным, терпимым, добрым, ласковым, любящим… самым лучшим. Это оказалось очень тяжело, но обмануть любимые глаза фараон не мог. Эхнатон много лет из кожи вон лез, чтобы не разочаровать драгоценную жену, и теперь просто радовался, что может позволить себе совсем иное.

Кийе не требовались его ум или такт, она не нуждалась в его духовных исканиях или размышлениях, не ожидала особо утонченных ласк, признаний в любви или нежности. Для этой жены было вполне достаточно простого спаривания по ночам и возможности жить царицей, когда у ног ползали придворные, слышались слова восхваления и восхищения.

Нефертити с ужасом замечала, как меняется и нрав самого Эхнатона, и порядки, некогда заведенные в Ахетатоне. Уходили простота и душевность, на смену им возвращались ранее привычные при дворе лесть и ложь. Фараон словно устал, его фигура обмякла, опустились веки, взгляд не блестел восторгом и надеждой, как раньше.

Это замечала не одна опальная царица, ужасались многие искренние сторонники Эхнатона. Неужели женщина рядом способна так повлиять даже на сына самого Атона?! Получалось, что да. С Нефертити Эхнатон тянулся вверх, а рядом с Кийе просто плыл по течению, опускаясь при этом все ниже. Ахетатон притих в ожидании своего конца.

Причин было несколько: многолетнее нежелание фараона заниматься делами, его доверчивость по отношению ко многим обманщикам привели к ухудшению положения повсюду. Казна больше не пополнялась золотом из подвластных земель в прежнем количестве, а то, что в ней было, быстро тратилось. Ничего не изменил и приезд царицы-матери Тийе два года назад. Фараона интересовал только Атон и сам Ахетатон. У многих прозорливых царедворцев зачесались пятки от желания поскорее покинуть город, особенно теперь, когда фараон попал под влияние Кийе.

У Эхнатона почему-то росло раздражение, дело было не только и не столько в болезни. Что-то шло не так, а что именно, он не понимал. Он, Владыка Обеих Земель, сын Атона, тот, чьего слова достаточно, чтобы посреди пустыни вырос великолепный город, воплощение бога на земле… вовсе не был счастлив, построив этот город!

В Ахетатоне он изначально поделил свою жизнь надвое, как и сам дворец. В одной части, официальной и торжественной, он был всесильным правителем, в другой – жилой и уютной – просто любящим мужем и отцом. Что не так? В семье разлад, Нефертити из дворца ушла, и счастливой семьи больше нет. Эхнатон старательно гнал от себя мысль, что сам же и прогнал бывшую любимую жену.

Но нелады и в другой части. Всегда любивший правду и искренность, фараон вдруг обнаружил, что во дворце пышным цветом расцвели лесть и подхалимаж, что придворные, совсем недавно не имевшие понятия о дворцовых правилах, откуда-то усвоили их в полной мере, интриговали, топя друг дружку и стараясь вылезти сами. Его двор мало чем отличался от двора Малькатты, разве что меньшим блеском? Да нет, теперь и блеска хватало, он сам приучил за все получать богатые золотые побрякушки.

Победил жрецов Амона, освободившись от их власти? Но сам стал жрецом. И на парадной половине своего дворца ничем не отличался от всех своих предшественников – правителей Кемет. Казалось, стоит только уничтожить фиванских жрецов, как наступит благоденствие для всего Кемет, но жрецы уничтожены, а ничего не наступило. Мало того, все чаще доносят, что за пределами Ахетатона люди по-прежнему поклоняются тем же богам, да и в самом городе вдали от чужих глаз немало домашних молелен, посвященных не одному Атону.

Если честно, то Эхнатон устал от ежедневных служений в Храме, вернее, не столько от самой службы, во время которой испытывал искренний восторг и очищение, а от однообразия произносимых слов и совершаемых действий. Ему вдруг пришла мысль, что вместо себя нужно назначить верховным жрецом кого-то другого, а службы проводить только тогда, когда к этому есть особая тяга. Мысль понравилась Эхнатону, так он в чем-то даже уравнивал себя с окружающими.

Немного подумав, фараон нашел и кандидатуру – Мерира! Он решил торжественно объявить Мериру верховным жрецом Атона в городе Атона.

Кийе рвала и метала! Для того ли она столько времени ублажала этого урода, чтобы рядом с ним в окне явлений снова стояла Нефертити?! Стараться только ради постельных запросов фараона красотка не желала, но Эхнатон даже отвечать на ее просьбу и присутствовать при назначении не стал. Отмахнулся, как от назойливой мухи:

– Нефертити Главная царица, это ее право и обязанность.

Хотелось крикнуть: «Так отмени!» – но что она могла? Пока только закусить губу и уползти в свою комнату. Кийе даже не пошла смотреть церемонию.

А зря, потому что все было красиво. Позже Мерире постарался, чтобы его скульптор изобразил этот волнующий момент на стене в гробнице, не каждому удается быть даже просто облагодетельствованным Владыкой, а уж тем более получить из его рук высочайшее доверие – звание верховного жреца Атона!

Множество гирлянд из цветов лотоса обрамляли окно, легкий ветерок развевал разноцветные ленты на изящных колоннах в форме лотоса, с ними соперничали такие же яркие пятна – страусовые перья в веерах многочисленных придворных, многоцветье букетов спорило с многоцветьем нарядов.

Мерира, как и положено, пал ниц, приветствуя появившихся в окне фараона и Главную царицу. Правителя приветствовал не один будущий верховный жрец, восторженные крики неслись отовсюду, павшие на колени придворные умудрялись даже в согбенной позе довольно громко восторгаться своим повелителем. Эхнатону всегда нравилось такое поклонение и выражение восторга. Почему-то на этот раз крики показались фальшивыми, а пожелания миллионов лет процветания – неискренними.