Серж Арденн - Анжуйцы Страница 28

ПИСЬМО: «Граф, дабы сдержать обещание, подкрепляю свой вызов письменным уведомлением. Завтра, в полдень, на пустыре за Люксембургским дворцом, я с друзьями буду с нетерпением ждать вас, а так же господ Портоса, д ’Альбека и Арамиса, чтобы разрешить возникшие между нами обстоятельства. Ч.Б.»

Ознакомившись с содержимым, шевалье в раздумье уставился в запертую дверь.

– Черт подери, да это же дуэль! Это не входит в мои планы.

Воскликнул он, и спрятав послание под полу камзола, бросился вниз по лестнице.

В это самое время, на пустыре, мушкетеры, с примкнувшим к ним д’Артаньяном, сбросили, каждый по одной своей перчатке в пожертвованную для такого случая, шляпу Портоса, накрыв всё это платком. Приблизившись к ожидавшему жребия противнику, Атос поднес шляпу, протянув её ангичанину. Угол рта, на подвижной стороне лица Бакстона, начал учащенно подергиваться, глаз сузился, превратившись в едва заметную щелку. Он первым, торопливо, запустил руку под платок, как будто очередность влияла на давно предначертанный судьбой выбор противника, как, впрочем, и конечный исход поединка. Вытащив одну из перчаток, Полпенни метнул взгляд на кисть графа, надеясь обнаружить другую на его руке. Его взгляд остыл и, подняв руку с перчаткой вверх, он в сердцах прорычал:

– Дьявол!

Его горячность вызвала досадную улыбку Атоса и радостный возглас Портоса.

– Браво! Клянусь честью, мне сегодня везет!

Великан протянул руку, демонстрируя всем участвующим в предприятии, парную перчатку.

На лице Сен-Лорана появилась лукавая улыбка, после того, как он достал перчатку д’Артаньяна. Виконт с нескрываемым превосходством, пренебрежительно, бросил её к ногам гасконца. Слепой жребий свёл Меранжака с Арамисом. Сдерживая эмоции, дворяне лишь поклонились друг другу. Последняя пара определилась без участия де Буларона, так как оставшаяся в шляпе перчатка, несомненно, принадлежала Атосу. Шевалье захлопав в ладоши, с призрением прошипел:

– Вот теперь, господин Атос, вы ответите мне за всё.

Шелест извлекаемой из ножен стали, предвещал скорое кровопролитие. Сердца отсчитывали последние удары перед атакой, для некоторых, последние в жизни. Напряженные словно струна мышцы, расширившиеся зрачки, острия клинков, лезвия кинжалов, направленные на противника, выжидали удобного момента и воли, сошедшихся на пустыре дуэлянтов. Портос вытер рукавом взмокший лоб. Меранжак поправил непослушный локон. Атос прошептал:

– Один за всех!

Эта, хорошо знакомая, фраза послужила сигналом для мушкетеров.

– И все за одного!

С кличем, они бросились на врага. На месте остался лишь д’Артаньян, не знавший боевых обычаев неразлучной четверки, которую удар кинжала, минувшей ночью, в один миг, превратил в тройку. Промедление юноши, было воспринято, его противником, за трусость, которая частенько поселяется в сердцах неопытных бойцов, особенно в первые мгновенья поединка. Сен-Лоран, ещё до боя выказывавший неуважение к гасконцу, криво улыбнулся, решив, что с этим растяпой он разделается в два счета. Виконт растянулся в глубоком туше, от которого д’Артаньян с трудом увернулся. Хитрый гасконец уловил пренебрежительное отношение к своей персоне и решил не разубеждать напыщенного Сен-Лорана. Он попятился назад, старательно отбиваясь, всем своим видом пытаясь убедить противника в собственной неловкости.

Шпага Портоса, словно мельничные жернова в ветреную погоду, свистела над головой Полпени. Бакстон не решался подставиться под столь сокрушительные удары, маневрируя, уклоняясь и выжидая своего часа.

Буларон, без разведки, яростно набросился на ненавистного Атоса, пытаясь размашистыми ударами выместить на нем всю свою злобу.

Лишь Арамис и Меранжак не проявляли и тени неприязни друг к другу. Их академичное фехтование скорее напоминало один из уроков в военной академии, когда соперники осторожничают, опасаясь критики строгого учителя.

Искусство ведения боя требует не только виртуозного владения оружием, но и правильного распределения сил. Уставший противник постепенно превращается в жертву. Терпеливость Бакстона принесла плоды, почувствовав, что верзила-Портос начинает уставать, он перехватил инициативу. Великан перешел в глубокую защиту, едва успевая парировать хлесткие удары Полпени. Его рука как будто налилась свинцом, теряя быстроту, а острие клинка точность. Используя разницу в росте, англичанин преимущественно действовал из низких стоек. Бакстон так измотал мушкетера, что вознамерился не просто поразить противника, а нанести ему смертельный укол, непременно в печень. Он улучил момент и ткнул, что есть силы, немного выше правого бедра. Но подуставший Портос, простившийся с силами, не растерял чувство самосохранения, он успел согнуть локоть, слегка изменив направление удара. Острие уперлось в кость, и мушкетер, вскрикнув, присел на корточки, медленно повалившись на спину.

Арамис, краем глаза, заметил падение друга, на миг, потеряв концентрацию, что не ускользнуло от глаз барона. Меранжак молниеносно нанес рубящий удар, но не рассчитал положения выставленной вперед ноги, сделай он пол шага и противник был бы повержен. Кончик его клинка лишь распорол кожу, вместе с рубахой, на плече мушкетера, не достигнув желанного горла. Арамис отпрыгнул в сторону, вытянув обе руки, направив на барона смертоносную сталь. Алое пятно расползлось по белоснежному шелку.

Собственная злоба – союзник твоего врага. Эта непреложная истина, попранная Булароном, стала причиной его оплошностей, которыми, столь искушенный воин как Атос, не смог не воспользоваться. Граф принял удар противника на кинжал, угрожающе согнув руку, и шагнув навстречу шевалье, контролируя острием шпаги дистанцию, нанес сокрушительный удар локтем в челюсть. Это была грязная уловка уличных бретеров4, наполнявших все без исключения города Старого Света.

Применение подобного приёма, было позволительным лишь в случае, когда обе стороны упраздняли дуэльные правила, о чем перед боем условились Бакстон с Атосом, донеся сие решение до всех участников схватки. Буларон отлетел в гущу кустарника, раскинув руки сжимающие оружие. Но добить противника не позволила рана, сковывающая движения графа, а в большей степени клинок Бакстона, освободившегося от навящивости Портоса. Его удар просвистел возле виска графа. Ненависть к этому человеку, и непреодолимое желание покончить с ним, даже, не позволили Полпени прикончить раненного мушкетера, переключив всю свою ярость на его товарища. Атос, обнаружив смертельную опасность со стороны британца, пресек его посягательства, нанеся удар в ответ.

Д’Артаньян отступая увел Сен-Лорана в противоположный конец лужайки, приучив соперника к безнаказанности его атакующих действий. Гасконец, усыпив бдительность виконта, что было весьма не трудно, отпружинил на стальных икрах, сделав неожиданный шаг навстречу противнику, привыкшему к безынициативности шевалье, и поднявшись на носках, нанес сокрушительный рубящий удар. По замаху, из-за головы и неистовой гримасе гасконца, Сен-Лоран предугадал силу удара, намереваясь принять его на скрещенные лезвия шпаги и кинжала. Обрушив на парижанина всю силу контратакующей мощи, д’Артаньян не ограничился ударом сверху, он сблизившись, пырнул кинжалом в низ живота, оставленного без защиты, что, несомненно, явилось роковой ошибкой виконта, продиктованной недооценкой противника. Лица юных дворян оказались друг перед другом.

Сен-Лоран обдал шевалье тяжелым, горячим дыханием, в его глазах появился ужас вперемешку со злобой. Он отшатнулся, выронил оружие, прикрывая дрожащими ладонями продырявленный живот. Кровь залила полы дорогого шимезета. Виконт, казалось, отказывающийся осознавать случившегося, оглядел обагренные ладони, растопырив пальцы. Губы его дрогнули, и, закинув назад голову, он, последний раз выдохнув, распластался на теплой земле, устремив в небо серо-голубые глаза.

Атос теснимый Бакстоном и присоединившимся к нему Булароном, отбивался из последних сил. Шпага д’Артаньяна, столь своевременно пришедшая на помощь, зазвенела, высекая искры, в молниеносной атаке шевалье, оттеснившего одного из противников.

Арамис, тяготевший к определенной итальянской школе фехтования, как будто приклеился своим клинком к шпаге противника, лишив того возможности наносить рубящие удары. Подобная техника предусматривала атаки по прямой линии, что мастерски проделывал мушкетер. Острие его шпаги скользнуло под рукой барона и, пробив ребра, вонзилось в грудь. Меранжак вскрикнул, отступил на два шага, ноги его подогнулись, он пошатнулся и упал лицом в душистую траву. Не дождавшись падения поверженного противника, Арамис бросился на Буларона, доставлявшего молодому гасконцу серьёзные неудобства. Не ожидавший атаки с фланга шевалье ретировался, что бы сменить позицию, но пропустил удар в предплечье, что заставило его выронить кинжал. Рана оказалась столь болезненной, что не оставляла шансов истекающему кровью бойцу. Шпаги и кинжалы противников, довершили дело. Буларон с пробитой грудью и распоротой шеей рухнул в лужу собственной крови. Атос жестом остановил товарищей, ринувшихся ему на помощь. Арамис послушно отступил, согнувшись над раненным Портосом.