Александр Западов - Подвиг Антиоха Кантемира Страница 28

Кантемир узнал в департаменте, как и когда иностранные резиденты и послы могут видеть короля Великобритании. В воскресенье и понедельник во втором часу пополудни, по пятницам во втором и довитом часу король выходит из домашней опочивальни в парадную, где его ожидают дипломаты и придворные. Стоят они где кому удастся, и король обходит комнату, останавливаясь перемолвиться словом с кем захочет. Общая аудиенция продолжается полчаса. Сказать что-либо серьезное или услышать нечто важное от короля тут не случается, но чужестранные министры могут рассчитывать и на приватную аудиенцию.

Никаких развлечений во дворце не бывает, обедов или ужинов не дождешься, в карты не играют — не то что в Петербурге, где четыре масти со столов не сходят, а тысячи рублей перетекают из рук в руки… Балы во дворце бывают лишь три раза в год — в дни рождения членов королевской семьи: самого Георга II, его супруги Кэролайн и наследника принца Уэльского.

Кантемир составил для себя перечень дипломатов, с которыми суждено ему встречаться на приемах в королевском дворце и, может быть, сноситься по государственным надобностям. В Петербурге, отправляя резидента, наказали ему завести дружбу с английскими лордами, а из иностранцев — с австрийским и прусским послами. Ими были граф Филипп Кински и граф Дегенфельд.

Кроме них в Лондоне жили чрезвычайные посланники — датский граф Ранцау, шведский барон Спаар, польский граф Ватцдорф, голландский господин Капп, гессен-кассельский генерал Димон, сардинский шевалье Озорио и другие. Барон Лосс был резидентом Саксонии, министр без характера Шавиньи возглавлял представительство Франции.

Дипломатов собралось много, но заводить дружбу с кем-либо Кантемир не торопился. Он желал бы для начала узнать, каков каждый из его возможных соперников или друзей при английском дворе.

В первом письме из Петербурга Остерман объявил Кантемиру, что Онуфрий Спешнев зачислен временно секретарем лондонской миссии, пока не прибудет чиновник, посылаемый на эту должность, после чего Спешнева надо будет отправить в Россию. Далее кабинет-министр извещал, что в английской газете "Evening Post" ("Вечерняя почта") 6 апреля было помещено письмо из Берлина, в котором замечены непристойные и предерзостные экспрессии против русской государыни и министров ее. Почему ж резидент не доложил об этом в письме и кто автор дерзкого сочинения? Надобно это узнать, не скупясь на расходы ("Где я фунты возьму?" — подумал Кантемир), и впредь самому следить за газетами.

В ответной депеше Кантемир написал, что он еще не весьма по-аглицки разумеет, но язык учит и скоро сможет делать газетам обзоры. Однако и тот номер "Вечерней почты" не пропустил, ходил объясняться. Редактор отказался назвать имя автора письма. Так в этой стране заведено: здешний народ волен печатать газеты и книги, не испрашивая разрешений, это у них называется "свобода слова". Все же редактор обещал ничего предосудительного для русского двора больше не помещать, и за исполнением надобно будет следить.

Во втором письме из Петербурга Кантемиру сообщили, что петербургский академик Христиан Гросс просит, ссылаясь на свою дружбу с господином в Англии резидентом князем Кантемиром, определить секретарем русской миссии брата его, именем Генриха Ивановича, ручаясь за преданность оного государыне Анне Иоанновне и отличное знание им английского языка. Из Данцига русский резидент Эрдман ходатайствовал за свояка Вильяма Броуна, чтобы того причислить к той же миссии. Свояк в английском языке весьма сведущ, а также знает русский и немецкий, да притом искусно чертит географические карты. В случае согласия князя Кантемира оба претендента на должности могут быть надлежащим образом утверждены и направлены в Лондон.

Кантемиру помощники были нужны. Вместо первого, второго и третьего секретарей; какими располагали посольства цесарское или шведское, — один секретарь. Никаких атташе. Не включен в штат шифровальщик. И нет комиссионера для связи с учреждениями и торговыми предприятиями Англии.

Разумеется, Кантемир ответил согласием на присылку Генриха Гросса и Вильяма Броуна — он лично знал рекомендующих и доверялся их аттестациям. А Спешнева обещал отослать в Петербург и особо просил дать ему возможность закончить медицинское образование под руководством московского врача Бидлоо, начальника госпиталя в Лефортове.

Со Спешневым возвратился в Россию и дядька Василий. Взамен Кантемир, по рекомендации отца Геннадия, нанял камердинером француза-гугенота Якова Жансона, и этот выбор оказался на редкость удачным.

К осени того же 1732 года прибыли обещанные сотрудники. Гросс легко заменил уехавшего Спешнева и вскоре стал надежным помощником в составлений документов и шифровке секретной переписки. Но хваленый переводчик Броун оказался запойным пьяницей. Покидая Россию, он поссорился с отцом и пытался заколоть его шпагой. На второй день после приезда Броуна в Лондон его пришлось выручать из полицейского участка, куда он был отнесен после уличной драки. В ход пошлц несколько пригодных для беседы английских слов, твердо известных Кантемиру, а также итальянский, французский, латинский языки, но почему-то лишь просьба, выраженная по-молдавски, и энергичные жесты помогли выручить разгульного сотрудника.

Переписка с Петербургом усиливалась. Через каждые три-четыре дня резидент почтой отправлял свои депеши — сообщения о том, с кем и о чем говорил, что довелось узнать самому. Раз в две недели писал он реляции — отчеты о происшедших событиях и соображения о том, чего дальше ожидать следует, — прогнозы течения дел в европейской политике. Кроме того, отсылались письма министру баропу Андрею Ивановичу Остерману, канцлеру графу Гавриле Ивановичу Головкину, министру князю Алексею Михайловичу Черкасскому, да и герцогу Эрнсту-Иоганну Бирону писывать приходилось… На пересылку почты Каптемиру отпускалось в год триста рублей, но этой суммы заведомо было мало.

Глава 9

Сегодня и ежедневно…

Глядя из Лондона, Кантемир убедился, что английское министерство не хочет в настоящее время войны и не станет открыто выступать против Франции, руководители которой старались вернуть на польский престол бывшего короля Станислава Лещинского. Король Георг II и братья Уолполы ценили то, что русская государыня вместе с австрийским правительством поддерживает другого претендента на польскую корону — саксонского курфюрста Августа, сына короля Августа III.

В беседе с Гаррингтоном Кантемир высказал как новую идею предложение о том, что для сохранения спокойствия в Европе следовало бы Англии и России прийти к полнейшему согласию между собой и действовать вместе.

— Это было бы прекрасно, — ответил Гаррингтон, — и его величество от всего сердца желает быть в союзе с Россией. Мы здесь понимаем, что нет лучше способа заявить свое уважение к русской государыне, но желания нашего тут мало. Чтобы заключить союз, необходимо согласие парламента, однако его вряд ли можно будет испросить. Члены парламента зависят от своих избирателей, а те, по внушениям врагов короля и министерства, будут против заключения союзного договора с Россией. Сейчас же станут говорить и писать, что Англию заставляют взять непосильные обязательства, вовлекают в крупные расходы. Договор выгоден лишь русским, они выиграют, а мы потеряем покой и деньги.

— Мир в Европе, — сказал Кантемир, — нужен Англии не меньше, чем России, а издержек бояться напрасно — не будет войны, не надо готовиться к ней, вот деньги и сохранятся.

Гаррингтон покачал головой. С парика посыпалась пудра.

— Англичане — практический народ, и вам еще предстоит это узнать, — ответил он. — Без оружия никак нельзя, и военные траты не остановишь. Но если бы к союзному договору приложить договор коммерческий, определить благоприятные условия торговли с Россией, нашему купечеству небезвыгодные, то после его заключения речь и о союзном договоре могла бы, наверное, пойти.

Кантемир написал об этом разговоре Остерману, и в ответ получил распоряжение добиваться все же согласия Англии заключить союз, обещая выгодный коммерческий договор. Почему в Петербурге торопились, было понятно — прошел слух, что Франция увеличивает военную помощь Станиславу Лещинскому и, вероятно, пришлет в Балтийское море эскадру боевых кораблей.

Встреча с Гаррингтоном проходила на этот раз веселее — главное было высказано, теперь шла речь о том, как добиться отдельных преимуществ, где нужно уступить, а где нажать.

— Я думаю, — сказал Кантемир, — что мы могли бы с вами вернуться к обсуждению договора о союзе. Полагаю, что он должен быть построен так, чтобы оставить в силе договоры, заключенные нашими странами со своими соседями. Союзники должны будут оказывать друг другу помощь военную и всякую иную.