Григорий Хохлов - Доля казачья Страница 29

— Верни кольт хозяину, они наши союзники! — распорядился Бодров.

— Никак не могу, атаман, карточный долг дело святое. И обязывает меня с честью его соблюдать. И мой друг Генри тоже придерживается этого мнения. Видите, что он даже очень не против этого, если я его кольт поношу чуть-чуть.

— И его мундир тоже? — смеётся Лука.

— О, е-с! — вторит ему голубоглазый и белобрысый американец, командир бронепоезда. — Алексей очень хороший русский парень!

— Ты бил картами американца по носу и по ушам и изуродовал их? — смеётся Бодров.

— О, е-с! — защищает своего нового друга американец. — Алёша много бил меня, а я очень мало, всего один раз. Но он мой хороший друг, и до конца счёта никогда не бил меня в покере, и много раз прощает! Алексей очень хороший казак, и совсем не похож на страшного зверя, как у нас говорят о русских казаках, то есть о вас, в нашей богатой и могучей Америке. И я очень прошу вас его не наказывать.

— Да! Интересная картина вырисовывается, — изумляется Лука. — И что делать с вами картёжниками, я не знаю.

— Угощай всю команду вином, и не мешайте нам играть дальше. Это ваше, гиблое для начальников дело, для нас и выеденного яйца не стоит. Мы его с моим лучшим другом Генри очень быстро обтяпаем. Сюда много коньяка надо и несколько колод карт доставить, и главное, чтобы нам никто не мешал. И совсем скоро мы с Генри на этот серьёзный бронепоезд играть будем.

Конечно, атаман, если всё это дело хорошо оформить, то мы и без всякого конфликта с союзниками этот бронепоезд себе заберём. И если всё так и дальше пойдёт, как сейчас, и вся игра сложится. И вина нам вдоволь хватит. То тогда, конечно, этот политический вопрос будет очень быстро решён!

— О, е-с! — вторит ему довольный американец. — Алексей много хочет, но, как говорится у вас, получит хороший кукиш!

И такую огромную дулю из трёх пальцев закрутил Федоркину под нос, что все, кто видел эту весёлую картину, полегли от смеха на бронированный пол вагона, как трава на покосе.

— Мой дедушка русский был, и он таких болтунов, как ты, Алексей, которые много говорят, совсем раздевал в карты и под стол загонял, и там кукарекать заставлял. Из родной Одессы он был, мой дедушка, грузчиком в порту работал. И папа тоже родом из Одессы.

Ох, уж, эта Одесса-мама!

— Ну, это мы ещё посмотрим, кто под стол полезет, и кукарекать там будет. Здесь у нас всё другой коленкор, не как в Америке и не как в Одессе. И придётся тебе, господин Генри Страх, и дальше раздеваться.

Поняли казаки, что самое главное сражение тут только начинается. Правда, что оно карточное, но от этого значимости своей не теряло. Всё как на войне!

— Глядишь и Федоркин наш, по простоте своей душевной, потому что он всегда был без царя в голове, и вдруг бронепоезд выиграет. Вот это Федоркин, наш Алёша, куда замахнулся?

Снабдили их там казаки, в каюте командира, всем необходимым товаром. И даже ночные вазы по такому случаю предусмотрели. Хоть и не хрустальные они, но и им нашлось место в военном бронепоезде, есть куда нужду справить. Чтобы азартные игроки зазря от игры не отрывались, и далеко по нужде не бегали. А всё там, по всей своей необходимости, тут же на месте и справляли. И этим освободили игроков от всяких взаимных подозрений, вся игра под строгим контролем велась.

Освободили казаки разоруженных солдат-американцев от верёвок и тоже снабдили их вином. Благо, что его на бронепоезде в избытке было.

И больше всего это походило на то, что американцы не на войну собирались, а на знатный пикник ехали. И потому им, героям, вовсе не до войны было. А чтобы скучно им не было, то и им тоже разрешили перекинуться в карты. Но кто же мог предвидеть, что и наши казаки не останутся равнодушными к этим картёжным баталиям. И скоро произошло то, что и должно было произойти.

Никак не выдерживают американцы ударов картами от руки наших казаков. То у них уши в трубочку заворачиваются, то носом кровь хлещет. Закалённый народ наши кавалеристы, ничего не скажешь, но тут всё законно! Это тебе не шуточка сабелькой целый день на войне помахать.

А дома в поле, на сенокосе с утра до вечера косой траву охаживать, вот и набили себе руку казаки.

И пришлось атаману запретить эту экзекуцию над американскими героями, иначе этот картёжный товарищеский матч и не назовёшь. Проигрывают тут американцы нашим казакам, и это прекрасно видно, даже невооружённым глазом. Но и американцы сами быстро докумекали своими заморскими головами, что тут им реванша над казаками никак не взять. И тут же в дело ходко пошла игра на личные вещи американцев и их оружие. Везде всё это проходило и во все века, всегда безболезненно, и не со смертельным исходом. Разве что случалось смерть в редких исключительных случаях. И ими до сих пор малых детей пугают. А не взрослых добропорядочных людей.

Понял Лука Бодров, что в его рядах анархия зарождается и тут же, с ходу, укореняется.

Странное дело, и в природе так не придумаешь, такого сорняка так быстро вывести.

— Всех проигравших казаков плетью буду сам, лично пороть, этой рукой. От всей души таких гостинцев всыплю, что потом и на коня верхом не сядете. Так и будите в поле со спущенными штанами, как вороны, все до ветра сидеть, охлаждать свои сёдла.

Но и это строгое напутствие атамана не испугало казаков, игра продолжалась. Действительно было, что глазом невидимая анархия, как смертельный вирус, успешно укореняется в их рядах. И множится, как вошь, а может и того больше. Но казакам, как ни странно, всё это нравится.

— Любо батька! Любо! — кричат казаки и сами же, не отрываясь от игры, режутся в карты с американцами. К полдню эта игра достигла своей апогеи и только к вечеру стала затухать, сама собой, как огонь без ветра. Утром всё было закончено, весь этот тряпочный базар, или одесская барахолка. Без всяких там споров и претензий со стороны иностранцев и казаков.

Похоже, что состоялось полное и обоюдное согласие обеих сторон. При разделе своего личного имущества, по системе, это все было наше. Теперь казаки были очень весело разодеты, совсем, как затейники петухи на весеннем сходе, в своём цветастом и ярком одеянии. Только неизвестным оставалось, из какого военного — вся эта одежда ими была позаимствована. Вначале американцы были очень экзотично разодеты, вроде дивных заморских попугайчиков, при всём своём ярком и невиданном казакам маскараде.

Но теперь всё бестолково перепуталось, всё, как в нашем обычном курятнике. И даже того хуже стало, оставалось неизвестным, как эти птички-попугайчики туда попали, в эти неродные и дикие для них условия. Вот так и случился незапланированный маскарад двух великих наций и необычных народов. И что ещё оставалось очень странным, всё это случилось на нешуточной войне.

Вряд ли хоть один из военных модельеров мог такое придумать, такой военный костюм. Наверно, ему и во сне такое диво присниться не могло. Но здесь всё просто решалось, и без всяких там недоразумений — ты проиграл в карты и прощайся с вещью. С оружием было намного построже, но и здесь не без перекосов. Не мог казак проиграть своё оружие в карты.

Для казака это деяние считалось тяжёлым грехом, величайшим по своей сути. Так же, как и пропить оружие. История казачества не знала таких позорных примеров. Недаром, что гербовой печатью у Донских казаков был голый казак, восседающий на винной бочке. Но при всём своём казацком оружии, прямо на его голое пузо навешанном. При сабле и пистолетах — они для него были святы.

Снял Лука Васильевич со своей седеющей головы казацкую папаху и перекрестился.

— Ну и дожился я до дивных времён. Прямо кому скажешь про весь этот маскарад, то и не поверят мне люди добрые. Подраздели мои хлопцы американцев!

Но тут его дальнейшие размышления прервал пьяный возглас Федоркина, выползающего из дверей бронепоезда на грешную землю. Но и эта, норовистая твердь, всё пыталась ускользнуть от него.

Он по-прежнему оставался в расстегнутом френче Страха, при его кольте, заткнутом за пояс широких казацких галифе.

— Теперь наш бронепоезд, атаман! Наш он! Мировой военный конфликт улажен был мной, и мирным путём.

И тут же он растянулся, прямо на рельсах, отдыхать. Видно, что и его запас физических сил был окончательно исчерпан. Рядом с ним валялась бумага с разными красочными вензелями и гербовой американской печатью.

И внизу листа красивой и витиеватой росписью командира бронепоезда Генри Страха. Которая подтверждала законность данного исторического документа, иначе его не назовёшь.

«Американский бронепоезд передан мной в вечное пользование русским казакам и, конкретно, атаману в счёт погашения моего карточного долга.

Прошу эту сделку века считать законной и не противоречащей требованиям союза.

Командир бронепоезда Генри Страх».