Рангея Рагхав - Гибель великого города Страница 29

Сон постепенно завладел Нилуфар. После многих дней она вновь спала на соломе.

Глава десятая

Их уже немного, всего несколько сотен. Они идут молча, словно немые. Опухли глаза, ввалились от голода щеки, стали хриплыми голоса. Старики, дети, мужчины, женщины… Ноги ведут их к одной цели, в сердцах одна жажда — выжить. И вчера они думали об этом. И позавчера… И много дней слились в один страшный и бесконечный, потому что к ним пришло горе. Многодневный голод ослабил их разум, им трудно что-нибудь вспомнить. Еле волочат они ноги, словно обремененные невидимыми цепями. Жизнь в них едва теплится.

Иногда кто-нибудь роняет слово, но оно ни в ком не находит отклика. Только маленькая девочка все спрашивает:

— Мама! Долго нам идти?

— Еще немного, дочка!

Мать говорит неправду. Но что она может ответить? Да и девочка, слыша одно и то же, уже перестала верить матери. Однако должен же быть конец их страданиям!

— Ты все время обещаешь, что идти недолго, — сердито говорит девочка, — а мы идем и идем. Когда это кончится?

И у всех, кто идет рядом, болью отзывается в сердце: «Когда же это кончится?» Но никто не говорит ни слова. Этих людей изгнали из родной страны. Они — побежденные… Было время, когда они смеялись над лесными жителями, называя их дикарями, а сейчас сами уподобились им. Они ночуют в расщелинах скал или в пещерах. Где дом у бездомного?

Но они надеются, что все еще изменится. Великий город уже недалеко. И, вспомнив об утраченном счастье, они загораются жаждой мщения. Страдание сжимает их сердца, но они упорно идут вперед. Им помогает идти великая сила — надежда. Сильней надежды только желание жить.

Уже два месяца устало бредут эти люди, поднимая пыль…

Их сразу же встретили с оружием жители ближайшего селения, которые не знали о несчастье, постигшем усталых путников, — ведь с севера приходят только завоеватели. Тогда беглецы не были так истощены; в кровопролитной схватке они уничтожили врагов и сами потеряли половину воинов. Они не стали хоронить убитых, не взяли с собой раненых — тяжкую обузу в трудном и долгом пути. Даже стоны близких не могли, растрогать их сердца. Жгучее желание сохранить хоть горсть единоплеменников сделало их тверже камня. Много деревень прошли они, но нигде не задерживались надолго. Быстрее, быстрее — к великому городу! В Хараппу идти нельзя: беглецы слышали в пути, что Хараппа разрушена этими белокожими дикарями и все жители преданы смерти.

А в тот день…

…Умолк радостный шум ночного торжества во дворце правителя Киката. Отзвучали последние песни, смолкла музыка. Утомленные танцем, гости расходились по домам. Беспечные, легкомысленные, они говорили о радости, которую принесет грядущий день. В эту осень щедра была земля, и все думали лишь о том, хватит ли амбаров, чтобы сохранить ее богатые дары.

Вдруг где-то хрипло залаяли собаки. Вскоре лай раздавался в каждом дворе. Люди поднялись с постелей. И хотя собаки лаяли злобно, люди, не думали, что пришла беда. Но, выглянув из окон, они поразились.

Какие-то странного вида пришельцы поджигали все вокруг. Они прятались за деревьями и быстро перебегали от одного дома к другому. Вспыхнули соломенные лачуги, огонь перекинулся и на другие строения. Люди в страхе заметались.

Тех, кто выскакивал из домов, иноземцы осыпали градом стрел. С треском рушились строения, вздымая снопы искр, которые долетали до соседних построек, и вот уже новый дом лизали жадные языки пламени… Какая-то женщина выбежала с маленьким ребенком на руках, но ее сразу же поразила стрела. Дом рухнул. Малыш жалобно закричал и вскоре затих навсегда. От ужаса дравиды потеряли рассудок, в панике они сталкивались друг с другом и падали на землю лицом вниз. Пожар быстро распространялся. Оставалось только ждать смерти. Кругом стоял невообразимый шум. Жалобный плач детей надрывал сердце. Кольцо завоевателей все сжималось. От их диких криков содрогалось небо. Земля дрожала от топота сотен ног, среди всепожирающего пламени облаками взлетали пыль и пепел, затягивая город серой пеленой. Еще никогда Кикат не подвергался такому ужасному нападению.

Старейший жрец, размахивая изображением лингама, горестно восклицал:

— Великий бог! Что происходит? Почему ты обрушил на нас свой гнев? Разве мы не почитали тебя? О Махамаи! Мы напоили сына твоего Ахираджа молоком наших красавиц, послав их в новолуние в густой лес. О богиня! Спроси возлюбленного супруга своего, за что он наказывает нас! И скажи нам. О Махамаи. Ты, возликовавшая при виде великого творения своего супруга! Мать наша и защитница! Спроси дивного творца, почему он открыл сегодня свои глаза, губящие все живое! И скажи нам…

Но богиня молчала. Повсюду раздавались страшные вопли. Старейший жрец прижал изображение лингама к своей груди и зарыдал.

Дравиды укрылись в крепости правителя. Всю ночь с ее высоких стен летели огненные стрелы. Но они поражали и чужих и своих, — среди клубов дыма и языков пламени метались люди, и невозможно было различить, где чужеземцы и где дравиды.

Занялся день, и при его свете удалось разглядеть пришельцев. Их кожа была бела, как снег, волосы золотились, словно снопы огня. Необычно светлые глаза — серые или голубые — казались столь огромными, что уголки их достигали ушей.

Рослые, крепкие чужеземцы были вооружены луками и топорами, иные — мечами и пиками. Тела их были прикрыты, овечьими шкурами. Так же были одеты и женщины. Их светлокожие тела казались необычайно красивыми. Волось были длинны, спускались волнами до колен. Женщины сражались рядом с мужчинами.

Никто из дравидов не понимал ни слова из наречия чужеземцев. Никто не видел раньше таких странных, длинноруких и высоколобых людей. Наверное, это было племя горных охотников.

При свете дня защитники крепости увидели, что чужеземцы немногочисленны. Слабость противника вернула мужество дравидам. Угрозы и ругательства зазвучали со стен, и сам правитель Киката радостно вскрикнул, увидев, как мало вражеских воинов. Заскрипели ворота. Чужеземцы подняли луки. Из крепости с боевым кличем бросилось на врага доблестное войско черных дравидов — лучших воинов правителя Киката.

Горные люди обратились в бегство. Казалось, они потеряли мужество. Как черный сокол, напав на утку, терзает ее на куски, так и войско дравидов накинулось на белокожих, избивая и рассеивая их. Но вдруг из-за укрытия вылетел отряд иноземцев верхом на лошадях. Всадники с победным кличем врезались в строй дравидов и расчленили его. Они набрасывались на отдельные группы дравидских воинов и уничтожали их. Чужеземцы уклонялись от единоборства, они лишены были чести и достоинства.

Но дравиды сражались с невиданным упорством. И хотя они давно уже забыли о кровавых битвах, потому что жили с соседями в мире и состязались с ними лишь в танцах, их оружие разило без промаха, сея смерть во вражеских рядах. Старейший жрец вышел из крепости вместе с войском и подбадривал воинов криками: «Хвала почитателям великого бога! Хвала, хвала!»

Дравидам удалось опять собраться в единый отряд. Ярость удваивала их силы. Слыша предсмертные крики своих собратьев, они становились крепче камня, мечи их со свистом разрезали воздух. Белокожее варвары едва сдерживали их натиск. Но вдруг на поле боя зазвучала боевая раковина. Ее тревожное пение привело к роковой ошибке. Дравиды решили, что правитель Киката убит, и, бросив оружие, отступили. Но в раковину дул один из белокожих всадников, прося о помощи. Лошади варваров выдохлись, с их морд падала пена.

С радостными криками ворвались в крепость пришельцы. Они разбили священный барабан дравидов, а правителя взяли в плен.

Как гром, раздавался победный клич чужеземцев, заглушая вопли раненых. Уцелевшие дравиды, бросая оружие, прятались в лесу и издали с трепетом вслушивались в переливчатые звуки боевой раковины и крики врагов.

Упав на колени, правитель униженно молил старейшину предводителя белокожих:

— Я твой раб, господин! Не убивай меня! Ты светишься от огня, которым ты увенчал свою голову, тело твое создано из снегов великих гор, твои глаза чисты и ясны, как воды озера, и сам ты — божество, я не могу воевать с тобой. Ты мой господин, я признаю бога своим господином. Даруй мне жизнь!

Но победители не понимали его речи и только презрительно смеялись. Одна из белокурых девушек подошла к нему и плюнула в лицо. Правитель закрыл лицо руками и зарыдал. Этим он вызвал град насмешек. Все, кто стоял вблизи, с отвращением стали плевать в лицо недавнего властителя.

Верховный дравидский жрец стоял невдалеке, прижимая изображение лингама к груди. Камень привлек внимание одной из девушек, и, чтобы рассмотреть его, она толкнула жреца. Старик не смог удержаться на ногах. Изваяние бога-лингама упало па землю. Женщины с любопытством рассматривали камень, но молодые девушки, застыдившись, тут же отпрянули назад. Подошли взглянуть и мужчины.