Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Падение в бездну Страница 3

Наконец Агенобарб словил Агриппину. Притянул к себе хрупкое худощавое тело и занёс ладонь для пощёчины.

— Не смей меня бить! — с ненавистью прошептала Агриппина. — Я — сестра императора!

— А мне плевать! — сквозь зубы процедил Агенобарб.

— Я беременна! — злобно выкрикнула она и бессильно заплакала. — На это тебе тоже наплевать?..

Тяжело дыша, Гней Домиций отпустил Агриппину.

— От кого? — поинтересовался злорадно.

Агриппина дёрнулась, словно получила пощёчину.

— К несчастью, от тебя! — презрительно ответила она.

Это была правда. Милый, добрый Пассиен Крисп… Так близок и, одновременно, так далёк! С тех пор, как он женился на Домиции, Агриппина часто встречалась с ним. Но ни разу — наедине. Жадными, голодными взглядами обменивались любовники, мечтая сплестись в тайном объятии.

— Иди спать, — махнув рукой, угрюмо буркнул Агенобарб.

Войдя в опочивальню, Агриппина повалилась на широкое ложе из кедрового дерева. Поднесла ко рту дрожащую ладонь и с силой вцепилась в неё зубами — чтобы заглушить сердечную боль. «Я сама выбрала мою судьбу! — обречённо думала она. — Но больше нет сил терпеть! Доколе ещё?..»

IV

Лето в Риме — убийственно жаркое. Узкие кривые улочки полны удушающей пыли. Солнце нагревает мраморные стены храмов и дворцов до такой степени, что невозможно дотронуться, не получив ожога. Летом римская знать покидает Вечный город и перебирается на виллы, запутанным ожерельем рассыпанные на берегу Тирренского моря, близ Неаполя.

С наступлением первых дней июня уехал и Калигула. Лошади медленным шагом тащили громоздкие носилки, в которых путешествовал император. Сотня вооружённых преторианцев сопровождала его. Лёжа среди подушек, Гай Цезарь грыз фазаньи ножки и выбрасывал кости на дорогу. Проголодавшиеся солдаты невозмутимо топтали объедки императора.

На окрестных полях работали поселянки. Чёрная жирная земля облепила босые женские ноги. Для удобства они заткнули за пояса подолы длинных туник, сверкая обнажёнными коленями, которые у большинства женщин огрубели и потрескались. Лишь одна была красива — молодая поселянка лет семнадцати. Она ползала по вспаханной борозде, выпалывая бурьян. Чёрные волосы спутанными прядями свисали до земли. Золотисто-смуглая грудь колыхалась в свободном вырезе серой туники. Скучающему Калигуле девушка показалась свежим овощем, только сорванным с огорода. Даже землю не успели отряхнуть.

— Иди сюда, — император, высунувшись из носилок, поманил девушку указательным пальцем.

Поселянка, удивлённо открыв рот, продолжала стоять на коленях. В правой руке она крепко сжимала пучок свежевыполотой травы.

— Иди, не бойся, — холодно улыбнулся Гай.

Молодой центурион, увязая сандалиями в рыхлой почве, подошёл к девушке и цепко ухватил её за предплечье.

— Давай, шевелись! Тебя зовёт сам император! — грубо заявил он.

Поселянка испуганно подбежала к роскошным носилкам. Остальные женщины провели её взглядом и ещё ниже склонились над прополкой.

— Поднимайся! — велел Калигула.

Девушка неловко забралась в носилки. Полупрозрачные занавески сомкнулись за ней.

— Раздевайся, — сверху вниз повёл рукою император.

Она покорно стянула с себя грязную тунику и скорчилась в углу носилок, стараясь прикрыть наготу тонкими исцарапанными руками. Калигула удовлетворённо улыбнулся.

— Приблизься и ложись, — велел он.

Девушка не посмела ослушаться веления императора. Легла рядом с ним, послушно раздвинула ноги и отвернула в сторону лицо, на котором застыло выражение затравленного зверя.

Калигула овладел ею быстро: без нежности, без поцелуев. Колыхались тонкие занавески. Каждое движение случайно сплетённой пары угадывалось преторианцами, сопровождающими носилки. Они ухмылялись и подмигивали друг другу.

Отдышавшись, Гай повнимательнее рассмотрел безмолвную поселянку. Теперь она уже не выглядела соблазнительной, как свежий плод. Обыкновенная девчонка, грубая, грязная, вульгарная, с облупленным от жаркого солнца носом. Годится на удовлетворение похоти, а больше — ни на что!

— Пошла вон! — прикрикнул на неё Калигула.

Девушка поспешно подхватила тунику и принялась натягивать её через голову. Император презрительно подтолкнул её:

— Убирайся, не докучай мне. Снаружи оденешься!

Под дикий хохот солдат поселянка вывалилась из носилок. Тунику она успела натянуть лишь до половины. Нижняя часть смуглого девичьего тела ещё оставалась на виду. Пытаясь подняться, она отчаянно путалась в узком полотнище ткани, наскоро сшитом с двух сторон. Преторианцы оскорбительно смеялись, свистели, делали похабные замечания. Поселянка бессильно заплакала. Калигула равнодушно наблюдал за ней.

— Подойди сюда! — улыбаясь, крикнул он.

Девушка наконец сумела подняться. Взглянула на императора, оправляя тунику и размазывая слезы грязным кулаком.

— Вот тебе за услуги! — Калигула швырнул на землю монету. Девушка нагнулась за ней. Это был медный асс — самая мелкая, самая незначительная римская монета.

Мимо застывшей поселянки проплыли, покачиваясь, императорские носилки; прошли, поднимая пыль, преторианцы; пронёсся серебрянный римский орёл на высоком шесте. Всхлипывая, она побрела к недополотой борозде.

Макрон, пришпорив коня, обогнал отряд преторианцев. Спешился около императорских носилок и засунул внутрь ухмыляющееся лицо.

— Хорошо позабавился? — по-дружески полюбопытствовал он.

Гай скривился:

— Ничего особенного! Грязная свинья перепачкала мне покрывала, но не доставила особого удовольствия! Никогда больше не буду спать с вонючими поселянками.

— И не надо! Гетеры Неаполя ждут тебя с нетерпением! — подбодрил Калигулу Макрон.

Гай молча зевнул.

— А спинтрии Тиберия? — неожиданно припомнил префект претория. — Что прикажешь делать с ними?

Калигула искоса взглянул на Макрона. И впрямь: что делать с наложниками Тиберия, оставшимися без присмотра? Они по-прежнему жили на зачарованном острове наслаждений — Капри. Может, сесть на трирему и поплыть на порочную виллу?! Отдаться томным, пьянящим наслаждениям, подобно покойному Тиберию?! «Нет! — вовремя опомнился он. — Иначе и меня возненавидят!»

— Утопить негодяев в море! — хмуро заявил он.

Макрон опешил:

— Ты шутишь?

— Как ты смеешь так разговаривать со мной?! — взорвался Калигула. — Не спрашивая позволения, всунул свою мерзкую рожу в носилки! Лезешь с назойливыми вопросами, советами!.. Или ты забыл, что я — император?! Помнишь, что случилось с Сеяном, когда он стал позволять себе лишнее? — угрожающе прищурился он. — Убирайся в конец колонны, следить за преторианцами!

«Глупый сопляк! — оскорблённо размышлял Макрон, остановившись на обочине дороги и пропуская вперёд когорту преторианцев. — Неужели он позабыл, кому обязан императорским венцом?! Я ему напомню…»

V

Городок Байи, лежащий близ Неаполя, издревле славился лечебными источниками. Ещё во времена республики богатые патриции проводили дни в местных купальнях, замачивая ревматичные поясницы и подагрические ноги. Позже император Октавиан Август построил здесь виллу для любимой супруги, Ливии.

Калигула наслаждался покоем в мраморной ванне. Тёплая целебная вода переливалась радужными пузырьками. За распахнутым окном виллы Ливии колыхались ветви кипарисов.

Выбравшись из ванны, Калигула подошёл к окну. Чёрный раб растирал его тело сухой простыней. За окном синел Неаполитанский залив, сливаясь на горизонте с голубизною неба. Белели паруса рыбацких лодок и мраморные колонны соседних вилл. Сквозь солёную морскую дымку Гай различил неясные очертания портового городка Путеолы.

«Тиберий сказал, что я стану императором, только когда проскачу на коне отсюда до Путеол! — усмехаясь уголком тонкого рта, вспомнил он. — Хорошо, я проскачу!»

— Немедленно позови Макрона! — велел Гай рабу.

Макрон явился немедленно. Склонил голову перед императором:

— Что прикажешь, цезарь? — голос префекта звучал учтиво, ничем не выдавая недавней обиды.

— Я хочу построить мост между Байями и Путеолами, — нетерпеливо заявил Калигула.

— Зачем? — удивился Макрон. — Туда можно добраться по суше. Нужно только сделать круг через Неаполь…

— Я тебя не спрашиваю, а приказываю: сделай мост! — прервал его император.

Макрон в задумчивости потёр лоб ладонью. Что это взбрело в голову Гаю Цезарю? За долгие годы службы при Тиберии, сорокалетний солдат насмотрелся всякого. Но одно мог сказать с убеждением: Тиберий имел свои странности, зато его распоряжения всегда были разумны! Ему бы и в голову не пришло строить мост через залив! Да и как его построить?!

Префект претория вышел во двор. Полдюжины преторианцев, спрятавшись в тени высокого кустарника, играли в кости.