Рангея Рагхав - Гибель великого города Страница 3

Наплывал шум и гам многолюдной гавани. У длинных причалов виднелись десятки кораблей и лодок. Толпа рабов, смеясь и переговариваясь, с любопытством разглядывала прибывающий караван. Солнце уже припекало, но ветерок с моря нес прохладу, сладко освежающую тело. Люди на кораблях столпились у бортов, спеша скорей ступить на землю. Кончен долгий путь, открывается новая глава жизни!

Апап спрыгнул в воду. Несколько рабов помогли ему привязать первое судно к причалу. За ним пристали другие корабли. Рабы принялись разгружать товары.

Манибандх подошел к жене:

— Нилуфар!

Она потянулась к нему. Ей показалось, что Манибандх хочет сказать что-то очень важное. Крепко прижавшись к супругу и заглядывая ему в глаза, она прошептала:

— Да, мой повелитель…

Манибандх был взволнован. Губы его дрожали.

— Вот мы и в великом городо! Идем же… — произнес он негромко.

И вдруг он помрачнел. Нилуфар ничего не понимала. Этот человек богат, силен, свободен, — и в его сердце нет радости!

Купец снова заговорил:

— Нилуфар! Манибандх всегда почитал богатство превыше всего на свете. Но сегодня сердце подсказывает ему, что деньги и слава — это еще не все… И его свобода кажется ему сегодня тяжкими оковами…

Нилуфар усмехнулась про себя. Ее супруг обладал всем, чего желал, и потому все теперь утратило для него цену. А рядом — несчастные существа, у которых отнято даже право называться людьми. И он чувствует себя сейчас ничем не лучше их! Ей стало жаль мужа.

— Манибандх!

— Говори, Нилуфар, говори! Напомни еще раз, что есть на свете доброе сердце, всегда готовое увидеть в этом комке плоти страдающую душу…

«Кто порабощает других, сам становится рабом своих пороков», — подумала Нилуфар. Положив голову на плечо мужа, она тихо сказала:

— Ты ведь любишь меня, Манибандх? Ты помнишь свои слова?

Он прервал ее:

— Деви![5] Сегодня я не хочу тебе лгать. До того как отправиться в Египет, я был на родине…

Манибандх замер на полуслове. До него донесся громкий голос из толпы:

— Это корабли знаменитого купца Манибандха! Он только что прибыл с берегов далекой Ха-Пи. Посмотрите, корабли битком набиты товарами. Говорят, самые богатые египетские купцы, глядя на огромный караван из тысячи верблюдов, кусали себе пальцы от зависти…

Вот что говорят о нем люди! А он… не смог скрыть своих чувств от женщины! Неужели он так слаб духом? Человек благородного происхождения сумел бы держать себя в руках… Манибандху стало стыдно.

Глаза Нилуфар все еще были обращены к супругу. Она ждала.

Манибандх закончил:

— …Я был на родине всеми уважаем.

Нилуфар все так же пристально смотрела ему в лицо. Купец торжественно произнес:

— Манибандх на берегу Инда говорит красавице с далекой Ха-Пи — добро пожаловать!

Нилуфар с достоинством стала спускаться по ступенькам трапа. Оглянувшись, она увидела Хэку, которая несла следом ларец с драгоценностями. Впереди львиной поступью шел Манибандх.

Глава вторая

Сумерки сгущались над Мохенджо-Даро, великий город становился все оживленней. Радуясь вечерней прохладе, шумные толпы горожан заполняли улицы. Набросив на плечи легкие шерстяные шали, нарядно одетые юноши медленно прогуливались, болтая с прекрасными девушками. Полукружия узорных золотых ожерелий оттеняли нежную бронзовую кожу красавиц, на их стройных ногах позванивали колокольчики.

На дороги ложились длинные серые тони. В небе одна за другой зажигались звезды. На базарах аромат цветов мешался с дымом жертвенных огней. Язычки пламени светильников извивались на ветру или вдруг застывали неподвижно, напоминая блестящие мечи ночных стражников. Красавицы уже сидели перед разложенными в лавках богатыми тканями и драгоценными украшениями. Из самых дальних стран, из Египта, с берегов Тигра и Евфрата везли сюда купцы всевозможные товары и торговали ими на базарах великого города. Лишь то, от чего отказывались жители Мохенджо-Даро, увозилось дальше на север, в Хараппу.

— Эй, бедняки Мохенджо-Даро! — кричал на дороге юродивый. — Как меч над головой нависает над вами день, когда вы будете рыдать над собственными трупами! Вы умеете прокладывать в земле сточные трубы и потому воображаете себя людьми! Глупцы! Все нечистоты города текут по этим трубам, а в ваших жилах струится яд неведения…

Крики никого не удивили. В городе хорошо знали сумасшедшего: когда-то он был богатым и знатным человеком, а сейчас бродил по улицам, болтая всякий вздор. Он говорил одно и то же, но люди охотно слушали его, охваченные острым любопытством. Казалось, этот юродивый облегчал их страдания, вскрывая где-то в глубине души невидимые нарывы. Но его и побаивались, — он мог сказать каждому в лицо все, что взбредет ему в голову.

Как всегда, вокруг собралась жадная до зрелищ толпа. Но безумному ни до кого не было дела. Подняв руки к небу, он продолжал кричать:

— Когда в Мохенджо-Даро поселятся настоящие люди, шеи у них не будут кривыми, как у верблюдов!

Слова нищего разбили настороженное молчание толпы. Она громко загоготала. Засмеялся и нищий.

— Эй, недоумки! — продолжал он, когда смех затих. — До каких пор вы будете поклоняться змеям? Вы ничего другого не знаете, как только вскармливать молоком ядовитых гадов! Вам и невдомек, что можно найти занятие получше!

Послышался звонкий цокот копыт по мостовой. Толпа подалась в сторону. В двух колесницах, сдерживая поводьями скачущих галопом онагров, стояли широкобородые купцы в высоких сверкающих египетских шлемах. Кругом слышались возгласы изумления. Как пышно убраны колесницы! А за ними, как стадо буйволов, бежали черные рабы. Иногда они замедляли свой бег, чтобы отдышаться, а потом снова мчались как одержимые.

Проводив глазами быстро промелькнувшие колесницы, нищий спросил:

— Кто эти надменные хвастуны?

— Это колесницы высокочтимого Манибандха, — ответили из толпы. — Он привез из Египта несметные сокровища.

Старик злобно захохотал. Люди опять окружили его.

— Значит, в городе появились новые прокаженные! — прокричал юродивый. — Несчастные! Они и не догадываются — то, чем они сейчас гордятся, погубит их!

— Что может с ними случиться? — возразил кто-то. — В своих чудесных дворцах они в безопасности. Таких дворцов, наверное, и на свете не сыщешь, каждый камень в них покрыт резьбой, того и гляди оживет.

— Манибандх привез с собой красотку египтянку, она ходит чуть ли не голая! — прокричал другой.

По толпе прокатился смех. Нилуфар уже прославилась в городе своей сказочной красотой. Но она никого не удостаивала взглядом, и это пренебрежение уязвляло горожан.

— О ком вы говорите? Об этой каменной статуе, которую родная мать даже улыбаться не научила?

— Та, что сегодня полуобнажена, — снова заговорил нищий, — завтра будет совсем голая продаваться с торгов на этой же площади. И тогда вы, пожирающие жадными глазами ее прелести, от стыда спрячете глаза и убежите прочь…

Из толпы раздался голос:

— Что ты болтаешь? Да мы ждем не дождемся этого дня! Красотка есть красотка! Такую женщину не встретишь ни на земле, ни в раю…

В толпе засмеялись. Кто-то сказал:

— Сейчас почтенный Вишваджит стар. А кто не знает, каков он был в молодости?! Ни один из нас за всю жизнь и во сне не увидит того, что успевал проделывать этот проказник за одну только ночь…

Другой голос прокричал:

— Говорят, почтенный старец обошел весь свет! Пусть же он скажет, видел ли где-нибудь еще подобное богатство?

— Богатство? — язвительно подхватил старик. Нагнувшись, он поднял щепотку дорожной пыли и сдул ее с ладони. — Вот ваше богатство, идиоты! Большего никто из вас не видел и не увидит…

Толпа еще теснее окружила старика. Подошли и несколько рабов. В их взглядах можно было прочесть не только любопытство. В них горели неутоленные страсти, дерзкое желание испытать запретное.

— Эй, эй, ты! — прикрикнул почтенный горожанин на одного из рабов, ткнув ему кулаком в лицо. — Как ты смеешь толкать меня? Чего ты здесь не видел? Рабам не место среди свободных горожан!

Но его голос потонул в шуме толпы.

— Эй, жители Мохенджо-Даро! — приплясывая, заговорил нараспев старик. — Вы умеете возводить крышу над головой, но она скоро обрушится на вас! Мир был сотворен за один день, а чтобы его разрушить, и дня не потребуется! Когда стремительные потоки Карсаравини и великого Инда поднимутся в опьянении страсти, чтобы слиться воедино, в тот день ваш великий город, яркий и ароматный, как сандал, исчезнет с лица земли!

Старик зловеще захохотал. Сухие пряди волос, спадая на лоб, придавали его лицу отталкивающее выражение. У каждого, кто впервые видел этот безобразный танец, сердце замирало от ужаса. Казалось, сам дух нищеты, заклейменный вековым проклятьем, бросал дерзновенный вызов громадам дворцов…