Питер Дарман - Парфянин. Книга 1. Ярость орла Страница 30

– Ко мне, легионер! – крикнул я.

– Что ты задумал, принц?! – воскликнул Нергал.

– Как подойдет, врежь ему своими кандалами, сбей на землю.

– Надеюсь, твоя задумка сработает, – сказал Гафарн.

– И я надеюсь, – ответил я.

Легионер, шатаясь и запинаясь, брел ко мне. Он был явно напуган и потерял всякую ориентацию.

– Все в порядке, – говорил я ему. – Иди сюда. Все будет хорошо.

Меч был по-прежнему у него в руке. Он наконец добрел до нас, выпучив глаза от ужаса.

– Они выскочили откуда-то из темноты… У нас не было никаких шансов…

Больше он ничего сказать не успел – Гафарн, Нергал и Бирд бросились на него, ударили в лицо своими цепями и сбили с ног. Я кинулся вперед и выхватил у легионера меч. Он, видимо, потерял сознание, а я вонзил острие меча ему в горло, и вверх брызнул фонтан крови. Мы забрали у него и кинжал, висевший на поясе, и попытались с помощью меча освободиться от цепей. Но концы железных скреп, охватывавших наши запястья и щиколотки, были скованы заклепками, расплющенными на наковальне, значит, и сбить их можно было только долотом и тоже на наковальне. Так что мы по-прежнему оставались в кандалах. К этому моменту шум боя приблизился, легионеров продолжали громить. На валу начали появляться отдельные воины, не легионеры, а какие-то другие, одетые в лохмотья и плащи. Они размахивали топорами, копьями и мечами. Один спрыгнул вниз, достал легионера размашистым ударом топора, которым начисто снес тому голову. Потом мимо нас пронесся другой легионер в горящей одежде, дико размахивая руками – пламя уже пожирало его плоть. Ночь была полна ужаса, отчего мы все замерли на месте. Ко мне подбежал некто – лицо у него казалось черным от сажи и копоти, глаза дико вращались. В руке он держал огромный меч, с которым отлично управлялся. Он остановился, увидев наши цепи.

– Не бойтесь, братья! Мы скоро за вами придем!

И бросился обратно – бить римлян. Звуки боя, начавшегося в дальнем от нас конце лагеря, пончалу далекие и приглушенные, теперь слышались гораздо ближе и громче – атакующие приблизились к входу в лагерь, где мы располагались. Отдельные воины, размахивая оружием, с которым легко и весьма умело обращались, продолжали сражаться. Каждый из них, по-видимому, являлся опытным бойцом, особенно в ближнем бою. Мы уже дико орали, помогая им своими криками, и разражались восторженными воплями всякий раз, когда череп очередного римлянина разваливался надвое или ему распарывали живот. Было ощущение, что сами боги сошли на землю и теперь осуществляли свою месть. И тут я увидел его, Кукуса, моего мучителя. Он был без шлема, в одной тунике и сандалиях, и в полном замешательстве бежал по лагерю. То ли был пьян, то ли ранен, понять было невозможно.

– Центурион Кукус! – крикнул я. Он обернулся и посмотрел в мою сторону, не понимая, кто его позвал. – Центурион Кукус, ты, гнусный кусок дерьма! – Теперь он, несомненно, понял, кто это крикнул. Глаза у него сузились, превратились в щелочки, и взгляд уперся в меня.

– Ну, в чем дело, римская скотина, испугался раба, оставшись без своих охранников?!

Он сплюнул и направился ко мне, и я заметил, что у него в руке меч.

– Ага, значит, ты говоришь на нашем языке, мой мальчик-красавчик! Ну, я все равно собирался тебя прикончить, так что могу проделать это сейчас, а не завтра.

– Ты изъясняешься на языке сточных канав, где родился сам и прочие, тебе подобные, – я продолжал осыпать его оскорблениями. Сейчас я чувствовал себя так, словно стал десяти футов ростом. Сошел с ума? Вполне возможно.

А он словно бы и не замечал продолжавшейся вокруг резни, хотя лично я чувствовал ее, правда, лишь отчасти. Сейчас дело было только в нем и во мне. Подобно всем прочим хамам и бандитам, он был абсолютно уверен в своем превосходстве и, так же как и они, всегда был готов доказать это, сразиться на равных с любым, бросившим ему вызов. На равных? В его глазах я был побежденным, забитым, сломленным рабом, к тому же в цепях, и он верил, что не может проиграть. Для него невозможна была сама мысль, что римлянин, хозяин чуть ли не всего мира, может оказаться унижен каким-то рабом.

Он приблизился ко мне, поднимая меч над головой. Точно, он хотел нанести рубящий удар и раскроить мне череп пополам. Один удар – и мне конец. Но в своей ярости и самоуверенности он не заметил, что у меня тоже есть меч, короткий римский меч, такой же, как у него, и я держу его в правой руке, плотно прижимая к бедру. И прежде чем центурион успел нанести удар, я сделал выпад, вложив в него все оставшиеся у меня силы, и ткнул его мечом, который держал обеими руками, поскольку они были скованы одна с другой.

На лице Кукуса появилось странное выражение, когда меч без особых усилий вонзился ему в живот по самую рукоять – не боль, но скорее удивление и досада. Я еще секунду ожидал, что он все-таки нанесет свой рубящий удар мне по голове, но тут он тяжко вздохнул, потом закашлялся. Попытался что-то сказать, открыл рот, но оттуда не донеслось ни звука. Те, кто стоял позади меня, молчали. Кукус опустил взгляд на мои руки, сжимавшие рукоять меча и теперь залитые кровью, хлещущей у него из живота. Я выдернул клинок из его тела, а он все еще стоял, хотя рука уже выпустила меч и безвольно упала вдоль тела. Я почувствовал, как у меня громко стучит сердце, и глубоко вздохнул. Потом вскрикнул и нанес горизонтальный секущий удар по ногам, распоров ему левое бедро. Он свалился на землю. И я налетел на него, без конца тыкая мечом то в голову, то в тело, срубая с него куски плоти, с лица, с шеи, с плеч. Он уже был мертв, но это не имело значения. Мне хотелось изрубить его на мелкие кусочки, стереть память о нем с этого света. И, нанося удары, я кричал:

– Я – принц Пакор, сын царя Хатры Вараза, князь Парфии, наследник династии Аршакидов Парфянских! Мы – владыки и господа Востока, завоеватели степей и повелители коней! А ты – римское дерьмо, ты недостоин даже лизать мне сапоги! Мерзкий червяк, да я перебью тысячи таких, прежде чем отмыться от вашей крови и вернуться в свою землю! Мы парфяне, римлянин, и никогда никакая римская армия нас не завоюет! Хатра будет стоять тысячу лет, даже больше, и мы еще увидим, как Рим падет и превратится в пыль!

Я яростно размахивал мечом, видя только лежащую передо мною кровавую массу. Но я слышал и голос Нергала, хотя он доносился словно издалека.

– Принц, принц, – взывал он.

Я перестал рубить и колоть, весь забрызгавшись кровью, хотя и не своей собственной. Я повернулся и поглядел на Нергала.

– Что?

Но Нергал и Гафарн смотрели куда-то мимо меня, и остальные мои люди тоже. Я повернулся и увидел, на что они глядят. Перед нами свободным полукругом стояла группа воинов, и все они смотрели на меня. Я поднялся на ноги и встал перед ними, сжимая в руке меч. К этой группе подходили еще воины, одни вооруженные мечами, другие копьями и топорами. Некоторые держали факелы, освещавшие все вокруг. Я вдруг понял, что не слышу звуков боя. Битва – если это была битва – закончилась. В ночи иногда раздавался вскрик или стон, но он тут же замолкал – раненого добивали, избавляя от мучений. Часть лагеря все еще горела, создавая для стоящей перед нами группы красноватый фон. Мое внимание привлек один человек, стоявший посередине группы в нескольких шагах впереди своих товарищей. Высокий, с непокрытой головой и с выражением непоколебимой решимости на лице. Его глаза были прикованы ко мне. У него были тонкие черты лица, мощная челюсть и широкие плечи, прикрытые кольчужной рубахой. Руки были мощные, мускулистые, и короткий римский меч выглядел в этих руках маленьким, как игрушка. Туника доходила ему почти до колен, ноги прикрыты серебряными наголенниками. Я чувствовал, что он меня изучает, словно взвешивая и прикидывая дальнейшие свои действия. Волосы у него были острижены коротко, как у всех римлян. Но разве он римлянин? Его темные глаза впивались в меня пристальным взглядом, он смотрел, как кобра смотрит на кролика, прежде чем сделать бросок. Я оглянулся налево и направо и увидел, что остальные тоже смотрят на него, дожидаясь приказов. Они являли собой устрашающее зрелище с окровавленным оружием в руках и с кровожадным выражением на лицах. Но предводитель полностью их контролировал. Как? Он ведь еще ни слова не произнес. Силой своей воли, понял я, той самой силой воли, которую и я ощущал, когда он словно заглядывал мне прямо в душу.

Сердце по-прежнему сильно колотилось у меня в груди. Молчание становилось мучительным. Я решил нарушить его, пусть даже это будет стоить мне жизни. Я посмотрел в глаза их предводителю, этому страшному, словно вырубленному из камня человеку, что стоял передо мной.

– Кто ты? И чего тебе надо?

Он сделал несколько шагов вперед, пока не оказался прямо передо мною. Его пронизывающий взгляд на секунду перестал сверлить меня. Он глянул на меч, который я держал в руке, после чего снова уставился на меня своим стальным взглядом.