Питер Дарман - Парфянин. Книга 1. Ярость орла Страница 31

– Кто ты? И чего тебе надо?

Он сделал несколько шагов вперед, пока не оказался прямо передо мною. Его пронизывающий взгляд на секунду перестал сверлить меня. Он глянул на меч, который я держал в руке, после чего снова уставился на меня своим стальным взглядом.

– Меня зовут Спартак.

И тут я потерял сознание.

Глава 5

Пять дней я провалялся в римской палатке, изготовленной из промасленной телячьей кожи. В ней довольно приятно пахло, а койка, на которой я лежал, была низкой и имела матрас, хорошо набитый сеном. Мне нравился этот запах сухой травы, он напоминал о конюшне, и мои мысли невольно обратились к дому. Первые четыре дня я провел то уплывая в бессознательное состояние, то снова приходя в себя. На пятый день меня посетил врач – или, по крайней мере, человек, которого я принял за врача, – и занялся моими ранами. Он уверил меня, что рана на носу лишь поверхностная и быстро заживет, не оставив шрама, да и сам нос не будет деформирован. Должен признаться, что чувство тщеславия оказалось вполне удовлетворено этими его уверениями.

– Но не могу сказать того же самого по поводу твоей спины, – заявил он, изучая следы хлыста. Голос у него был довольно высокий, и он казался обеспокоенным. – Я дал твоему рабу… нет, другу, кое-какие мази, которыми он должен тебя натирать каждые четыре часа. Раны заживут, но у тебя на спине навсегда останутся шрамы. Ну, если это все, тогда я тебя оставляю. До свидания.

Он явно спешил удалиться.

– Спасибо, – сказал я. – Я твой должник.

Врач прокашлялся.

– Все долги уже оплачены. До свидания.

И он ушел. А в палатку вошел Гафарн, откинув клапан, чтобы проветрить ее. Он нес поднос, уставленный пузырьками.

– Лекарства, мой принц. Для твоих ран. Это все, должно быть, стоит кучу денег. Какие деньги здесь ходят?

– У меня нет никаких денег.

– Я знаю, – сказал он, ставя поднос на небольшой столик возле моей постели. – И у него тоже их нет, но тот мощный человек дал ему золота, – Гафарн присел на маленький стул по другую сторону столика и вытянул ноги. – У меня там варится каша, через несколько минут будет готова. Надо снова набираться сил. А теперь, – и он взял с подноса один из пузырьков и вынул из него пробку, – вот это. Вроде как нужно втирать тебе в спину каждые четыре часа. Пахнет хорошо.

Гафарн начал натирать меня мазью. Она и впрямь сладко пахла, а спине от нее сразу стало прохладно.

– Кто этот большой и мощный человек? – спросил я. – Ну, знаешь, их предводитель. Как его зовут?

– Спартак. А почему ты называешь его большим человеком?

– Ну, он ведь больше тебя, а кроме того, кажется, он – глава этих людей.

– Рабов. По крайней мере, большинство из них – рабы.

– Что?! – по какой-то непонятной причине я оказался поражен и возмущен.

– Ничего особенного. Рабы и рабы. Тебя самого много лет обслуживали рабы, да и сам ты некоторое время был рабом. – Я попытался встать, но он заставил меня лечь обратно: – Лежи спокойно. Вообще-то они гладиаторы.

– Гладиаторы?

– Ага, – и он начал смазывать мои плечи. – Они сражаются друг с другом до смерти на цирковых аренах.

– Я знаю, кто такие гладиаторы.

– Конечно, знаешь, – сказал он. – Как бы там ни было, они, на наше счастье, убежали из своей школы и засели здесь.

Мне пока было трудно долго бодрствовать, так что, съев миску каши, я снова заснул. В течение последующих дней я потихоньку набирался сил. Сбрил бороду, а Гафарн принес мне одежду – легкие коричневые штаны, красную полотняную тунику и кожаные сапоги.

– Одежки все римские, – сообщил он, когда я застегнул на поясе пряжку отличного кожаного ремня. – И еще я подумал, что тебе захочется взять себе вот это, – он протянул мне кинжал в великолепных серебряных ножнах. Он показался мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел.

– Он принадлежал тому ублюдку-центуриону, который над тобой измывался.

– Кукусу! – невольно выпалил я. Я вытащил кинжал из ножен. Бронзовая рукоятка и стальной клинок оказались высшего качества. – Да, я сохраню его, – сказал я, с силой вбил кинжал в ножны и повесил себе на пояс.

Я вышел из палатки, и меня приветствовали мои люди, которые разразились радостными криками и собрались группой вокруг меня. Мне было радостно снова их видеть, и, сказать по правде, я не мог сдержать слез. Они уже сбросили свои цепи, вымылись и немного отъелись. Но выглядели они довольно странно – в римской солдатской одежде, так что их можно было бы принять за римлян, если бы не длинные волосы. Я обнял каждого, после чего огляделся по сторонам и удивился – я не узнавал окрестности. Бросив взгляд вдаль, за спины моих людей, я обнаружил, что мы находимся в широкой каменистой котловине с гладкими стенами, земля под ногами заросла густой травой, камни засыпаны листвой, хотя я не мог определить, что это за листья. Я заметил также, что в каменной стене был всего один проход, V-образный провал, сквозь который проходило множество людей.

– Это место называется гора Везувий, принц, – объяснил Нергал, предвосхитив мой вопрос.

– Везувий?

– Это та гора, которую мы видели, когда шли по дороге, перед тем как нас освободили.

– После того как ты потерял сознание, гладиаторы забрали все из римского лагеря и перенесли сюда, – сказал Гафарн. – Они освободили нас от цепей и позвали с собой. Они говорят, здесь более безопасно. И мы перенесли сюда тебя и других наших, которые слишком слабы, чтобы ходить. А я уже выучил несколько латинских слов.

В эту минуту к нам подошел какой-то гладиатор. Он был в одежде римского легионера, но без шлема и вооружен лишь копьем и щитом. Он несколько секунд пристально смотрел на меня, видимо изучая. Руки у него были обнажены, и я мог рассмотреть, что обе они покрыты шрамами. Он заметил, что я их разглядываю.

– Память о боях на арене, – у него оказался странный акцент и утробный, грубый голос. – Спартак хочет тебя видеть. Ступай за мной.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел прочь. Нергал пожал плечами. Я кивнул ему и Гафарну и последовал за гладиатором. Я догнал его, и мы пошли рядом, а он по-прежнему смотрел только вперед. У него явно не было желания что-то мне говорить, да и мне было неинтересно заводить с ним разговоры. Вокруг стояло множество палаток вроде той, в которой я приходил в себя. Я отметил, что все они стояли ровными рядами. Справа я заметил несколько групп людей, выполнявших военные маневры и упражнения; несколько воинов выкрикивали команды, обучая новобранцев. Я хотел задержаться, внимательнее присмотреться к ним, но мой проводник шел быстро, минуя загоны, полные свиней и коз, кузни с горящими в горнах огнями, рядом с которыми мощные мужчины в кожаных фартуках ковали раскаленные докрасна бруски железа, а также стойла, где конюхи обихаживали лошадей. В конце концов мы подошли к палатке, что казалась больше остальных и размещалась, насколько я мог судить, в центре лагеря. Она была выше человеческого роста, и оба клапана были свернуты, так что было видно всю ее внутренность, широкую и прямоугольную. Вход охраняли двое воинов, одетые как римские легионеры, и каждый держал щит и копье. Мой провожатый сделал мне знак войти, а сам ушел. Я вошел внутрь палатки, крышу которой поддерживали три толстых шеста, поставленные в одну линию посредине. Я узнал человека, сидевшего в центре. Спартак. На нем была простая кольчуга, надетая поверх красной туники. Его взгляд был таким же, каким я его запомнил, – пронзительным, настороженным. Человек он явно был умный, не склонный к поспешным решениям, вдумчивый и расчетливый. На мой взгляд, ему было около тридцати, может, чуть больше. Он протянул правую руку и пригласил меня присесть на кожаный стул по другую от него сторону стола. Я сел и вытянул ноги. Все тело по-прежнему ныло и болело, и я был рад хоть немного расслабиться. Потом посмотрел на двух мужчин, сидевших по бокам от Спартака. Справа сидел мужчина с длинным лицом, карими глазами и огромной гривой каштановых волос, подстриженных довольно коротко – они не доходили ему до шеи. Борода его была аккуратно расчесана и ухожена, и он внимательно смотрел на меня. На нем была простая белая туника, а руки он сложил на груди. Я решил, что ему около двадцати пяти лет. Тот, что сидел слева от Спартака, казался похож на медведя, огромный, грубый, примерно того же возраста, с копной длинных и нечесаных рыжих волос на голове. По бокам волосы были заплетены в две толстые косицы, концы которых опускались ему на мощную грудь. Бороды у него не было, но имелись длинные и густые усы, кончики которых он тоже заплел. Голова у него казалась огромной, массивной, такими же выглядели и руки; они были обнажены и торчали в обе стороны из вырезов зеленой туники. На шее он носил толстое серебряное ожерелье, а на запястьях серебряные браслеты поменьше. Его синие глаза смотрели на меня с презрением, и он, несомненно, оценивал меня, как оценивают противника на арене цирка.