Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл Страница 30

- Нет пока победы. Вот когда возьмём Киев…

- Вы пойдёте на Киев? - встрепенулась Янка.

- Со Мстиславом Волынским решили тако.

- И отловите моего родителя?

- Коли Бог поможет.

- А тогда казните?

- Может, и казним.

- Жаль, что я сего не увижу. Вот бы посмеялась! Ярослав поднялся:

- Ты в себе ли, Янка? Слушать не желаю! Прочь поди, глупая охальница! Проводи-ка ея, Арепа.

- Слушаю, мой свет.

Оказавшись наедине с Настей, он приблизился к ней вплотную, чтобы видеть выражение глаз воспитанницы без шлифованного камня. И спросил негромко:

- Значит, вспоминала меня?

- Нет, не вспоминала, - помотала головой внучка Чарга, - ибо не забывала ни на мгновение. Все мои молитвы - только за твоё здравие.

Осмомысл дотронулся до её руки - маленькой, холодной.

- Ты замёрзла, душенька?

- Что-то зябко нынче… скоро месяц жовтень…

- Дай-ка я согрею. - И поднёс пальчики к губам. - Нежные какие… шёлковая кожа… - Подышал и, не выдержав, робко поцеловал.

Настенька стояла ни жива ни мертва, от волнения прикрыв веки. Продолжая сжимать тонкое запястье, повелитель Галича произнёс:

- Ольга подозревает нас… Оттого и велела выслать за тридевять земель…

У несчастной затрепетали ресницы:

- Ты меня вернёшь к матери Манефе?

- Нет. Не знаю. Ведь она наябедничала княгине.

- Бросишь снова тут?

- Может, на какое-то время… Уж не знаю, что делать. Перед Господом Богом я женат. И как христианин… не имею права… Но душа-то болит!

Он привлёк её худенькое тельце к себе и держал, обняв, точно дорогую реликвию. Девушка прижалась виском к его бороде, прошептала в ухо:

- Стало быть, и ты вспоминал?

- Часто, часто… Говорил супруге, будто между нами - лишь отеческая любовь… Но хочу признаться, что тебя люблю… не совсем как дочь…

- Ах! - воскликнула она. - Я умру от счастья!

- Ты ведь тоже любишь меня, голубушка?

- О, всем сердцем, княже! Я твоя всецело… Неожиданно Ярослав поник, отпустил её плечи, даже отстранился, пробурчал угрюмо:

- Нет, грешно, грешно… мой священный долг… у меня княгиня - жена… трое деток…

Настенька сказала:

- Я ведь и не хочу сделаться княгиней. Сё не мой удел. Просто быть с тобою - не больше.

- Ты не понимаешь! Бояре… точат на меня зубы… мы с тобой не можем… - Он взглянул на неё как побитый пёс. - Душенька, прощай! Нам не суждено быть вдвоём.

- Ошибаешься, суждено, - тихо проговорила она, густо покраснев.

- Что? О чём ты? - вздрогнул Осмомысл.

- Мне Арепа гадала.

- Ну? И дальше?

- Вышло, что мы будем точно муж и жена. И у нас сын родится.

- Я тому не верю.

- У нея гадания все сбываются. Испугавшись, повелитель Галиции замахал руками:

- Нет! Сему не быть! Вы с Арепкой - ведьмы! И нарочно приворожили меня!

Девушка закрыла лицо руками:

- Ох, какой навет! Господи, за что?

Но влюблённый князь продолжал безумствовать:

- Убирайся! Сгинь! Ты - исчадье ада! Я себя презираю! - И сломя голову выбежал из трапезной.

Встретивший его Гаврилко Василич выкатил глаза:

- Что такое случилось, батюшка, светлейший? На тебе лица нет!

Тот вскочил в седло:

- Едем, едем отсюда! Мы не можем медлить. Завтра снова в бой! - Он таким воинственным раньше не выглядел никогда.

2

Но, увы, до победы было пока что далековато. Изменивший на поле брани Святослав Всеволодович роли не сыграл: основную силу Изяслава Давыдовича составляли половцы - около двадцати тысяч всадников. Да ещё - дружина и ополчение Киева. У Волыни же вместе с Галичем рать не превышала пятнадцати тысяч. Вот и победи после этого!

Нет, разгром киевлян возле Василёва, безусловно, поел на пользу: неприятеля удалось прогнать с Галицкой земли. Но, пройдя Чёртов Лес, Изяслав Давидович и Берладник привели в порядок войска и закрыли путь на столицу. Не вступая с ними в новое сражение, Осмомысл и Мстислав повернули к югу, взяли город Белгород и замкнулись нем. Между ними и дружиной великого князя находился лагерь половцев. Если б удалось подкупить берендеев - дело было б выиграно! Возникал вопрос: что сулить и на чём сыграть?

Берендеи, или торки, тоже именовались «чёрными клоунами», но другим их крылом, не подвластным турпею Кондувею - со своими вожаками, зачастую враждовавшими друг с другом. Вот и в октябре - ноябре 1158 года, стоя между Белгородом и Киевом, половцы переругались между собой: Кондувей и Башкорд сохраняли верность Изяславу, не желали идти на мировую с Галичем и Волынью; но другие ханы - Каракоз, Тудор и Карас - были бы согласны уйти, если бы Мстислав наградил их богато, подарив несколько заманчивых городов. Споры заходили в тупик. И тогда ещё один командир берендеев, Кокен, взяв ответственность на себя, снарядил гонца в Белгород - с предложением о переговорах. Встреча не замедлила состояться. Вскоре соглашение было заключено, и довольные половцы той же ночью, даже не убрав походных палаток, ускакали в степи. Путь на Киев оказался свободен.

Изяслав Давидович, узнав о подобной низости берендеев, не желал поверить. Он схватил Берладника и помчался посмотреть на покинутый лагерь. Грустная картина открылась перед ним: догорающие костры, пологи шатров хлопающие от ветра, на земле - черепки, покрываемые мелким снежком… Словом, запустение.

- Что же это, Иване?! - с горечью воскликнул великий князь. - Наше дело проиграно? - И едва не заплакал.

- Нет, нельзя падать духом! - продолжал упорствовать Ростиславов сын. - Не имеем права! Киев не сдадим ни за что!

Но Давидович думал о другом:

- Я поеду к дружине, посоветуюсь с воеводами. А тебя прошу об одном: вывези из Киева княжичей, княжон и княгиню. Пусть пересидят в Вышгороде.

Между тем в стане киевлян поднялась настоящая паника. Воеводы, отвернувшись от Изяслава, сдали моментально без боя все свои позиции и вернулись в город. А Берладник уже не застал во дворце августейшее семейство: дети с матерью убежали, по слухам, то ли в Переяславль, то ли в Ропеск… Главный город Руси пал к ногам победителей.

Волыняне и галичане вскоре торжественно въехали в знаменитые Золотые ворота - самые широкие из остальных и самые неприступные для врагов. Сверху возвышалась многоярусная церковь Благовещения с позолоченным куполом, а народ толпился за высокими зубцами крепостной стены и размахивал шапками. Осмомысл, едучи верхом, то и дело поднимал руку с изумрудом и разглядывал сквозь него церкви и дворцы, вспоминал о своём прежнем посещении Киева - девять лет назад. Сколько же воды утекло в Днепре с тех пор! Сколько пережито и пройдено! И отца Владимирки больше нет на свете, Ярослав не тот юноша, что спасался от людей Долгорукого по подземным ходам и пещерам, он давно женат, трижды стал отцом и влюблён в прекрасную внучку Чарга… «Нет, о Насте больше не думать, - приказал себе галицкий правитель. - Это грех, а грешить я отныне не намерен».

Миновали Ирининскую церковь («о десную» - по правую руку) и Георгиевскую («о шую» - по левую), встали на площади у Святой Софии. Люди, теснившиеся кругом, пали ниц. На высокой звоннице загремели колокола, и навстречу двум князьям вышел митрополит Константин с многочисленной свитой. Победители спешились, получили благословение иерарха и отправились на молебен в собор; поклонившись могилам предков - Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, вскоре проследовали на пир в княжеский дворец. Снарядили людей - сообщить Ростиславу Смоленскому о падении Изяслава Давыдовича и о том, что державный трон великого князя для него приготовлен…

Так была поставлена точка в бесконечной смене киевских владык: забегая вперёд, отметим - внук Владимира Мономаха Ростислав Мстиславич пробыл центральной фигурой на Руси целых восемь лет. Человек спокойный и мудрый, он всегда будет помнить, кто ему помог прийти к власти, добровольно уступив место, - любящий племянник Мстислав Волынский и расчётливый Осмомысл Галицкий. Он в долгу не останется и не раз поможет и тому, и другому…

Ну, а что же Берладник? Первое время князь-изгой оставался по-прежнему на службе у Изяслава Давыдовича. Вместе с ханом Башкордом помогал ему выгонять из Чернигова Святослава Ольговича, и победа была уже рядом, как пришедшие из Киева и из Галича войска расчленили рать нападавших и рассеяли их по окрестным землям. Тут дороги бывших союзников разошлись. Озверевший от этих неуспехов Иван убежал в Олешье, что в низовьях Днепра, сколотил, как в Берладе, банду из числа «бродников» - беглых смердов и нищих, начал грабить купеческие суда. Но терпеть подобное безобразие у себя под боком новый великий князь Ростислав Мстиславич не пожелал. Он собрал крепкую дружину, разместил их в ладьях-«насадях» и отправил вниз по течению реки. Киевляне с лёгкостью разбили разношёрстные группки головорезов и едва не отловили самого главаря. Но, как много раз до этого, князю-изгою удалось ускользнуть в последний момент. С ним бежали ещё несколько друзей. Миновав Днепровский лиман на дырявой барке-«кубаре», из которой без конца приходилось вычерпывать прибывавшую воду, храбрецы оказались в Белгородской крепости.