Александр Марков - Гроза над Цхинвалом Страница 30

Олег видел, как старушка тяжело опустилась на некрашеную лавку, стоявшую возле двери. Гнев исчез с ее лица, оно стало спокойным и очень усталым…

Хотелось пить. Сейчас бы сюда пятилитровую баклагу с «Аква дистиллята», которая осталась в его номере в гостинице «Алан». Выпил бы залпом всю, не отрываясь. Нужно терпеть. Нет воды. Старушку просить нельзя. Где она ее возьмет? Колодца во дворе нет…

Чем закончатся эти событии? Ясно одно: на идее единой Грузии можно поставить крест. На долгие годы. Если не навсегда. Чуть ли не два десятилетия в Южной Осетии гибнут люди. Одна война, теперь вторая… Сколько нужно поколений, чтобы память об этих страшных событиях нет, не забылась, но хотя бы перестала кровоточить? До сих пор осетины помнят о резне двадцатых годов. Тогда грузинские меньшевики тоже пытались согнуть непокорный народ. Хотели заставить жить по-своему. И при развале Союза никто не спрашивал людей, в каком государстве они хотят жить. Превратили административные границы в государственные и возрадовались: «Свобода, блин, свобода!» Для кого? Для тех, кто уворовал себе власть?..

Олег повернулся, и опять боль пронзила ногу. И кровь не перестает сочиться. Паршиво дело… Хорошо бы уснуть. Сколько я уже нормально не спал? В поезде не дала храпящая дама, короткий пересып в номере – не в счет, а потом началась война. И сейчас заснуть не получается. Проваливаюсь на несколько минут в полусон-полукошмар, а потом боль в ноге опять приводит в себя…

Кетеван сказала, что я у нее уже больше суток. Значит, снаружи наступает вечер. Потом придет ночь. А что будет потом? Нет, не снаружи, а с ним, Олегом Светловым? Вроде бы, наши уже должны подойти. Скоро кто-нибудь появится. Нужно ждать. Они помогут…

Он не жалел, что покинул подвал гостиницы «Алан» и ушел в отряд Ревазова. Так было нужно. В том числе и для него самого. Теперь застарелое, но то и дело напоминающее о себе, пережитое еще в Приднестровье чувство позора и стыда перед окружающими куда-то отошло, сжалось, почти исчезло. На душе было покойно…

35. Сергей Комов

Женька исполнял свой план – пожевал и завалился спать. Комов тоже прилег. Он смотрел в покрытый разводами потолок и прикидывал. По-максимуму им нужно было, как некогда команде Мальчиша-Кибальчиша, день простоять и ночь продержаться. Потом наши доблестные войска разобьют проклятых буржуинов. Вот только Мальчиш Красной армии так и не дождался. Геройски погиб. За это ему поставили памятник на берегу реки, и все кто проходил, пролетал или проплывал мимо, отдавали Мальчишу честь. Красиво, конечно. Торжественно. Но такая перспектива Сергея никак не устраивала. Пока что грузины их не обнаружили. Есть надежда, что и в дальнейшем это убежище не привлечет «орлов Саакашвили».

Просидеть сутки в подвале – сущие пустяки. А если придется ждать дольше? Ну что ж, и подобное случалось. Известен случай, который впору в книгу рекордов Гиннеса заносить: люди прожили под завалом две недели. Без еды.

Случилось это в Румынии в семьдесят седьмом. Тогда страшное землетрясение было. Толчки его за тридевять земель ощущались – в Москве. Сергей был маленький, но хорошо запомнил, как люстра в его комнате раскачивалась из стороны в сторону. Он спрашивал у родителей: «Что это такое?», – но они в Средней Азии, где трясет чуть ли не каждый день, не бывали и не могли ему ответить. Только вечером из программы «Время» узнали о том, что это было землетрясение, а Румынию с лица земли почти стерло.

Так вот рухнул тогда в Румынии кинотеатр. Все, кто в зале находился, погибли. А спустя две недели спасатели добрались до бара и туалета, там-то и обнаружили трех выживших. В рубашках они родились или в чем-то другом, но бар обвалился частично. Их не придавило. Еды в баре не было, только выпивка. А какая могла быть выпивка в бедной Румынии во времена ее своеобразного социализма? Водка самого низкого пошиба. Но зато продукт этот был из натурального сырья, из пшеницы, никакой химии. Вот на этой водке трое бедолаг и держались две недели. Когда их откопали, они были в стельку пьяные, но живые и здоровые.

В югоосетинских погребах Сергею бывать не доводилось. Звали, конечно, но не складывалось. Тем не менее, он слышал, что в каждом из них есть бочка с домашним вином.

Точно прочитав мысли журналиста, хозяин спросил:

– Дорогие гости, может вина хотите?

– Об чем речь! – откликнулся Беляш. Словно и не спал, паразит.

Хозяин ушел в дальний угол, а еще через минуту Комов увидел перед своим носом протянутую кружку. В ней плескалось что-то, пахнущее уксусом, которым маленький Сережка любил поливать пельмени, заходя вместе с родителями в кафе на ВДНХ.

Сергей взял протянутую ему емкость. Сухое вино он на дух не переносил, а заполнявшее кружку пойло, похоже, было ужасным. От него желудок свернется в трубочку… Но и отказываться нельзя, старик обидится.

– За нашу победу, – совсем как разведчик из старинного фильма про войну провозгласил Женька.

Комов поднес кружку к губам и задержал дыхание, чтобы не чувствовать ужасный запах, который едва не заставил его чихнуть. Он опрокинул вино залпом, так обычно пьют напитки покрепче, но не такими огромными порциями. Уксус не хотел пролезать в горло, а желудок отказывался его принимать. Сергей закашлялся, начал икать, на глаза ему навернулись слезы. Наконец выпитое пробилась в желудок и выпало там, как кислотный дождь на поля. Он заел вино кусочком сыра и облегченно вздохнул. Зато оператор вытянул содержимое своей кружки не спеша, смакуя, после чего удовлетворенно огладил брюхо.

Комов почувствовал, что выпитое резко ударило в голову.

– Теперь дорогие хозяева этого роскошного помещения, – уже начинающим заплетаться языком сказал он, – ваша очередь.

Хозяева к питью были привычны, расправились со своими порциями без заметных трудностей, и вновь пришла очередь Сергея и оператора…

Бочка казалась бездонной. Комов давно потерял счет выпитому. Пол под ним шатался, точно начались тектонические подвижки почвы, и стоять на ногах Сергей уже не мог. Хозяева вошли во вкус: когда закончились общепринятые тосты «за знакомство», «за дружбу между народами» и «за родителей», они начали произносить какие-то длинные, трудно воспринимаемые монологи. Женька сдаваться не собирался и разразился не менее пространными и цветастыми речами. Они расправились с копченой колбасой и плавленым сыром, принялись за галеты, а когда все закончилось, пришли к выводу, что вино следует закусывать повидлом.

Сколько это продолжалось, Комов не знал. Глядя на часы, он не мог сообразить, что показывают стрелки – они расплывались, раздваивались. Сергей приказывал себе «навести резкость», но ничего не получалось. За оконцем сперва потемнело, потом начало светлеть. Или так казалось? Кажется, между этими событиями Сергей отключился, но остальные не заметили. Очнулись все разом, удивившись лишь тому, как быстро прошла ночь. Но что тут удивительного? В хорошей компании, с выпивкой и закуской время летит незаметно.

Хорошо хоть песни горланить не начали, не забыв о том, что происходит вокруг. Петь Комов не умел, но слушать других любил. В его квартире диски лежали стопками. Но когда собирались родственники, он так и не научился подпевать им. Среди их репертуара были песни вроде «Хасбулат удалой». А ее Сергей без смеха слушать не мог – сразу вспоминался устроитель «перестройки» Руслан Имранович Хасбулатов. А услышав: «Бедна сакля твоя», – Комов буквально переламывался от хохота. Родственников нюансы современной политики не интересовали, и они обижались…

36. Эйнар

Тяжелые мысли никак не хотели оставить Сосланбека Гаглоева.

Почему жизнь сломалась так нелепо? У многих людей, не только у Сосланбека. Отчего люди, долгие годы мирно жившие рядом, стали врагами? Кому это нужно? Осетинам? Нет. Разве Сосланбек Гаглоев или члены его семьи хотят отобрать что-нибудь у грузин? Глупость. Думать о таком – грех.

Вот рядом с ним сидит Ираклий Ахобадзе. Грузин. Старый верный друг. Больше полувека они знакомы. Встретились на призывном пункте летом проклятого сорок первого года. Вместе воевали, спали, накрывшись одной шинелью, ели из одного котелка. Именно Ираклий вытащил Сосланбека с поля боя, когда пуля немецкого снайпера раздробила Гаглоеву колено. Это случилось в Сталинграде, в городе, который друзья до сих пор считают своей второй родиной. Сосланбека врачи отправили домой, Ираклий продолжать воевать, дошел до Праги. И – ни разу даже ранен не был. Вернулся Ахобадзе с фронта в родные места, а потом решил навестить однополчанина. Да так и остался в Цхинвали. У жены Сосланбека Розы младшая сестра подросла – красавица Аминат. С ней и нашел Ахобадзе свое счастье. Сначала жили обе семьи под одной крышей, потом отстроили дома рядом – двор в двор. Между их участками и забора никогда не было. Зачем? Грузин или осетин, никого это не интересовало. Совместные дела и заботы навсегда породнили.